Замурованный по собственному желанию
Когда желания да капризы бегут впереди норм закона, жизнь превращается в тревожное ожидание звонка: «Милиция! Откройте дверь…»
Постоянно прислушиваясь, не звонят ли в дверь, и не снимая трубку телефона, живет теперь Федор Михайлович в своих хоромах – четырехкомнатной просторной квартире на Чистых прудах. Точнее было бы сказать, сидит по собственному желанию, словно замурованный, в своих стенах. К любимой лавочке на берегу пруда и то отлучиться остерегается. Приятель приносит продукты Федору, вынимает газету из почтового ящика и условным звонком звонит в дверь квартиры друга, хотя имеет ключи от квартиры. Но Федор Михайлович говорит другу: необходима предосторожность. Какая же это жизнь? Другой Федор Михайлович уже и не мыслит. Он – на баррикаде.
Поздняя любовь
… Давно это было. Двадцать семь лет назад встретились на службе два одиночества – Вера Васильевна и Федор Михайлович. Пока были живы их супруги – коллеги-конструкторы средств космической связи не замечали друг друга, работая вместе.
Овдовели они в один год. А еще через четыре года понравились друг другу и стали супругами. Вера Васильевна переехала жить к мужу, детей у которого не было. А свою «двушку» оставила, выписавшись из нее, сыну Олегу, он в то время институт уже заканчивал.
Жизнь наладилась, Вера и Федор теперь ждали, когда Олежка женится. Им так хотелось внуков, с ними они надеялись еще раз пережить, но уже вместе, свою молодость. И это сбылось. У Олега родились мальчики – Дима и Никита. Бабушка с дедом растили их как своих сыновей. Прожили Вера Васильевна с Федором Михайловичем двадцать пять лет в любви и согласии.
А в семье сына Олега начались безобразные ссоры по причине малого заработка главы семейства – рядового инженера. Выручала мать, ее часто премировали за конструкторские разработки. Да Федор Михайлович, как специалист, не отставал от жены. У супругов, живущих в удивительном согласии, все было общее. Квартиру мужа они приватизировали в совместную собственность в равных долях. И накопленные деньги супруги клали на сберкнижку, оговорив право мужа и жены самостоятельно пользоваться вкладом.
Отчего болело сердце…
Три года назад Олег остался без работы, и найти ее сначала не мог, теперь разленился и не ищет, получая пособие по безработице. В то время сберкнижка матери и отчима стала для семьи Олега дойной коровой-кормилицей. Но строгая мать требовала, чтобы Олег шел на любую работу. Он стал делать вид, что ищет место. Мать поймала сына на лжи и перестала давать деньги. Отчим же жалел самолюбие Олега и подкидывал ему «на харчи» хорошие суммы, чтобы домочадцы не клевали за неспособность прокормить семью. Вере Васильевне муж не сказал о таких дотациях. А деньги, скопленные супругами на глубокую старость, фактически кончились, новых поступлений почти не было.
Федор Михайлович продолжал работать, но теперь этих денег хватало только на кормление. А здоровье Веры Васильевны подкосил сын, не желающий трудиться. С инфарктом мать увезли в больницу, когда она узнала, что ее Олег играет на бегах.
Муж сутками не отходил от постели поправляющейся жены. Сын же не нашел времени проведать мать. Федор Михайлович сочинял во спасение ложь – мол, Олег устроился на работу, вот и не может зайти. Мать согласно кивала…
Однажды Федор Михайлович застал Олега в палате матери, но вспыхнувшая было радость тут же помертвела. Вокруг кровати Веры Васильевны суетились врачи, она была уже без сознания и вскоре скончалась.
На все расспросы Федора Михайловича о том, что же случилось, ведь жена шла на поправку, ему ответили, что с инфарктниками все может случиться, в любую минуту. Медсестра же добавила:
– Я услышала сигнал вызова и поспешила в палату к Вере Васильевне, она же лежала одна. Еще не войдя, я услышала грубый громкий голос мужчины. А когда вошла, Вера Васильевна сказала, чтобы я выставила вон ее сына, и указала на мужчину, который при моем появлении отошел к окну. О чем они говорили, я не знаю…
Что же на самом деле произошло между матерью и сыном в палате – остается лишь догадываться и делать выводы. И Федор Михайлович сделал их для себя. Он отказался даже по телефону разговаривать с Олегом. Попросил друга отобрать у Олега ключи от квартиры на Чистых прудах и предупредить о том, что отныне и навсегда дверь для Олега будет закрыта.
Скованные наследством
В горе своем Федор Михайлович совсем позабыл о праве сына покойной матери наследовать ее имущество по закону. Денег уже не было, а большая и дорогая квартира имелась, и Олег, вступив в права наследования, стал бы собственником одной четверти площади. Арифметика тут простая. Доля матери в приватизированной квартире составляла одну вторую. Муж и сын, являясь наследниками первой очереди, поровну наследуют право на половину доли умершей. Федор Михайлович имеет право выкупить у Олега наследственную долю, разумеется, с его согласия. Можно продать квартиру с обоюдного согласия наследников, а деньги поделить в уже упомянутой пропорции. Наконец, можно разменяться все в том же соотношении площадей.
Словом, вариантов раздела жилплощади несколько, если отчим и пасынок не желают жить вместе, и все они – законны. Но Федор Михайлович, замкнувшись в горе, озлобившись подозрениями, считает, что Олег не имеет права на долю в имуществе покойной матери, ибо совесть сына нечиста.
Однако в суд обратился не вдовец, а Олег. И совсем не ради защиты своего «доброго имени» от напраслины отчима. Сыну пришлось с помощью суда признавать свое право на наследование по закону, чтобы открыть у нотариуса наследственное дело. Федор Михайлович сам этого не сделал в срок, установленный законом.
В зале заседания суда Федор Михайлович высказал свои подозрения о том, что могло сгубить еще слабенькую Веру Васильевну.
Олегу пришлось рассказать разговор с матерью, который ее разгневал. Вера Васильевна не знала, что сберкнижка ее и мужа почти пуста, узнав же это, не очень огорчилась. А дальше, сообщив, что денег нет, сын потребовал или попросил – свидетелей нет – продать четырехкомнатную квартиру родителей и купить поскромнее, чтобы остались деньги на уплату долга Олега. Он проигрался (и крупно) на бегах. Тогда-то мать и вызвала сестру.
…«Скорую помощь» Федору Михайловичу вызвали прямо в зал суда. Отходили. Он отрекся от Олега. Суд же вызвал на следующее заседание медсестру. Но ничего больше, чем то, что она уже рассказала Федору Михайловичу, свидетельница не сказала. Суд не нашел оснований для обвинения Олега в совершенном, пусть даже непреднамеренно, убийстве матери и признал его законным наследником. Нравственная же сторона дела – на совести сына. Федор Михайлович обжаловал это решение суда где только можно, но оно осталось в силе. Ответчик же его не признает: «Мать оставила сыну двухкомнатную квартиру. Чего же ему еще? Дурной закон!»
Страшная месть
Пока нет другой правовой нормы о наследовании, Олег вправе вселиться в одну из четырех комнат родительской квартиры, ее площадь чуть меньше одной четвертой, что и наследует сын. Более того, Олег вправе распоряжаться своей долей площади, когда он вступит в права наследования. Но закон же «запряг» Федора Михайловича и Олега как наследников в одну телегу с собственностью: они не имеют права без согласия друг друга ни продать, ни обменять, ни подарить свои доли в площади квартиры. Они фактически сособственники.
Вначале Олег требовал свою долю только деньгами, жить в квартире отчима не собирался, а потому дал согласие на продажу квартиры. Но Федор Михайлович исполнять решение суда не собирался и не собирается.
– Пусть пройдет год со дня кончины жены, – сказал он Олегу. – Тогда и продам. – Наследник матери ждал. Через год явилась новая причина для отсрочки продажи:
– Мне нужно отдохнуть, не тратить же весну и лето на продажу жилья, на переезд, – заявил Федор Михайлович адвокату Олега.
Пришла осень – Федор Михайлович выставил первоначальный мотив: «Сын словом убил мать, за это его нужно лишить прав наследства». Олег снова обратился в суд с иском о чинении ему препятствий при вселении на унаследованную площадь. Естественно, суд признал за истцом такое законное право и потребовал от ответчика выдать ему ключи. А ответчик, препятствующий вселению, в свои 68 годков вместо исполнения решения суда отправился по магазинам искать более надежный замок. Обычную входную дверь он уже заменил на стальную, сверхпрочной конструкции.
Дело дошло до судебного пристава, к которому Федору Михайловичу пришлось-таки явиться под угрозой привода с милицией. Все резоны пристава Федор Михайлович подытожил на свой лад: «Пусть Олег только сунется!» На словах-то вдовец-храбрец, а о том, как он трясется в своих стенах, знает только друг.
Не подумайте, голова у Федора Михайловича в полном порядке, что подтвердила психиатрическая экспертиза, проведенная по закону судом.
При встрече с Олегом я узнала о его коварной мести Федору Михайловичу. Жить с ним в одной квартире, конечно же, Олег не собирается. Но получить ключи, освободить маленькую комнату и поселить в ней своего старшенького сыночка – бродягу, наркомана – намерен:
– А то дома от Никиты и его дружков житья нет, – заявил со смешком Олег. И добавил: – Хороший сосед у Федора Михайловича будет. А на продажу квартиры я теперь согласия уже не дам. С чужой долей ее у него никто не купит. Согласитесь, век у всех нас недолог, я подожду.
Когда сходятся в поединке две ненависти, становится страшно.