Вы – уникальный человек, Я петь готов для Вас романсы: Обычно женщины в наш век Берут, а не дают финансы!

В семье моей, как в лазарете, – У всех какая-нибудь хворь. Болеют взрослые и дети: Сегодня свинка, завтра корь, Потом еще гастрит и грыжа, Волчанка, геморрой и грипп…

В конце рабочего дня на столе прораба Дудырёва затрезвонил один из телефонов. Дудырёв устало снял трубку, коротко поинтересовался: – Ну? – Иван Игнатич, горим! Только что на участок пришли пять машин с раствором, а я бригаду уже по домам распустил. Схватится ведь цемент за ночь-то, пропадет! – суетливо доложил бригадир Щурков.

В гости к аристократу Невскому я явился ни свет, ни заря. На завтрак. После обеда. В нормальном понимании смысла этого слова. То есть, все уже отобедали, а этот аристократ еще только проснулся. Аристократы вообще ложатся спать тогда, когда все уже просыпаются. У них такая болезнь.

Домовичку сегодня не нравятся продавцы жилья – строители и риэлторы. Их он и выбрал объектом своего еженедельного ворчания.

Толпа на автобусной остановке смотрит влево. Пассажиры на платформе метро смотрят вправо. Рулевой эскалатора метро смотрит вверх.

Я стояла на коленях возле кресла, в котором он сидел, и голова моя покоилась на его колене. Левой рукой он перебирал мои волосы, а правой держал у глаз свежую газету.

Накинут нестареющий халат. Стартует пантомима марафета. Обряд и у супруга небогат: Жужжание, зевота, сигарета…

Пенсионер Пикалов проживал на первом этаже. Сидел как-то он днем, новости смотрел по телевизору: ураганы, наводнения, пикеты, забастовки… Вдруг прямо под Пикаловым – бум, бах! Аж люстра с телевизором зашатались!

Койка. У голландцев – «перегородка». Со времен бараков и казарм наши граждане так называют кровать.