Дайте сиротку
Трогательную историю шестилетней девочки Иры Алевтина Николаевна услышала по радио. Директор детского дома рассказывала о своих воспитанниках, о том, какие жизненные обстоятельства приводят малышей в «казенный дом».Передача
Давно покинутая родителями-наркоманами маленькая Ира жила с бабушкой — матерью ее отца. Едва девочке исполнилось пять лет, как бабушка умерла от сердечного приступа. Оставалась еще тетя, но она, к несчастью, была пьющей и, как большинство пьяниц, безответственной. Ничего не оставалось, как определить ребенка в детский дом.
Привыкшая жить с доброй, заботливой бабушкой Ира, как рассказывала директор детдома, очень скучала по домашней обстановке.
Алевтина Николаевна была энергичной, всегда заботилась о своем здоровье и, когда умер ее муж, нерастраченные силы просто не давали ей покоя. Попробовала активно вмешаться в воспитание внучки, но вскоре сын развелся, а невестка резко воспротивилась общению бывшей свекрови с девочкой. Она и раньше-то с трудом терпела свекровь, а уж после развода дала волю своим эмоциям на полную катушку — Алевтина Николаевна узнала все, что бывшая невестка думает и о ней самой, и о ее «тряпке-сыне».
Сережа женился во второй раз. А так как квартиру он оставил бывшей жене с дочкой, то с новой женой пришлось жить на съемной площади. Стоимость аренды так выросла, что стала съедать половину зарплаты сына, и жена начала подбивать Сергея, чтобы тот уговорил мать разменять ее квартиру, так сказать, поделиться с ними. Сын ходил вокруг да около этой темы, но в открытую объясниться с матерью не решался.
Алевтина Николаевна как на ладони видела поползновения невестки, но делала вид, что ничего не понимает: ведь при разделе она могла рассчитывать только на комнату в коммуналке. В коммуналке она в свое время уже нажилась и возвращаться в этот ад больше не хотела. Отношения с сыном из-за этого все больше портились, и надо было что-то предпринимать.
Идея
…Радиопередача заканчивалась, Алевтина Николаевна записала на листочке номер детского дома, в котором воспитывалась девочка Ира (кстати, ровесница ее внучки), а в голове у нее уже зрели далеко идущие планы. «А что если взять опекунство над девочкой, — думала Алевтина Николаевна, — и перебраться с ней в квартиру, где та жила раньше с бабушкой?» Тогда сын с невесткой могли бы поселиться в ее собственной квартире.
В детдоме, куда Алевтина Николаевна отправилась с гостинцами, она представилась приятельницей Ириной бабушки и сказала, что хотела бы приходить к девочке в гости, а потом, может быть, и взять над ней опекунство. Алевтине Николаевне объяснили, что все эти вопросы решаются только через органы опеки.
Оказалось, что все не так просто, как это виделось инициативной пенсионерке в ее мечтаниях о девочке с квартирой. Если бы они были родственницами — дело другое. Кроме того, против Алевтины Николаевны были и возраст, и маленький доход — пенсия плюс дачные заготовки. Но она рьяно взялась собирать всевозможные справки в доказательство того, что ей по силам поставить ребенка на ноги. Пока же в отделе опеки пожилой женщине выдали разрешение встречаться с девочкой, иногда брать к себе в гости.
Постепенно Алевтина Николаевна выведала адрес, по которому раньше жила Ира с бабушкой, а также, где можно найти тетю девочки. Она надеялась, что с пьющим человеком будет несложно договориться, чтобы та поспособствовала оформлению опекунства. Однако в ответ услышала длинную тираду, состоящую преимущественно из непечатных выражений. В переводе это означало, что девочкиной квартиры ей не видать, как собственных ушей.
Не достигла своей цели и попытка договориться со старушкой, жившей по соседству с вожделенной квартирой, чтобы та подтвердила, будто бы Алевтина Николаевна чуть ли не как сестра была для «своей подруги», то есть Ириной бабушки. Ничего не добившись посулами, Алевтина Николаевна стала названивать старушке с угрозами до тех пор, пока та не попала в больницу с сердечным приступом, а после выписки обратилась в милицию с просьбой оградить ее от пожилой телефонной хулиганки.
Тем временем о действиях пенсионерки стало известно в детском доме, и ей запретили встречаться с девочкой. Но Алевтину Николаевну, видимо, заклинило на идее опекунства, она уже не могла остановиться. Так доказывала во всех инстанциях бескорыстность своего порыва, что, похоже, и сама уже искренне верила в собственное благородство. Не оставляла она в покое и Иру. Подзывала девочку к забору на прогулке. Через детей, которые уже ходили в школу, передавала ей гостинцы. Даже подарила золотые сережки.
Конкуренты
Во время очередного визита в органы опеки Алевтина Николаевна узнала, что Иру хочет удочерить американская семья. Потенциальные родители не только познакомились с девочкой, но и наняли для нее учителя английского языка, чтобы подготовить ее к жизни в другой языковой среде.
Возмущенная «происками империалистов» и «продажностью директора детдома», пенсионерка стала еще активней. Она обращалась в различные инстанции с жалобой на то, что «подрывается генофонд России», что «усугубляется и без того сложная демографическая ситуация».
Правда, вскоре выяснилось, что удочерить Иру американцы не могут по той причине, что нет письменного отказа от ребенка ее родителей. Отец отсиживал срок за тяжкое преступление, а где обреталась мать, никто не знал. Даже если она и была еще жива, не умерла от передозировки, понятно, что дочь ей совершенно не нужна, но, тем не менее, формальности необходимо соблюдать.
Время шло, девочка уже ходила в школу, перестала скучать по оставленному дому, а бодрая пенсионерка не оставляла своих стараний. И однажды несколько работников органов опеки и детского дома получили повестки в суд — свое право на возможность «осчастливить бедного ребенка» Алевтина Николаевна решила отстаивать с помощью правосудия. В иске она обвиняла должностных лиц в намеренном препятствовании ее душевному порыву и усматривала в этом корыстные цели.
Суд
Судья, как ей и положено, старалась быть беспристрастной. Две пожилые заседательницы поначалу, чувствовалось, были явно на стороне «добросердечной» пенсионерки. Но и у них в процессе судебного заседания не осталось иллюзий по поводу «благих намерений» Алевтины Николаевны.
— Ну эти-то люди, которых вы обвиняете, по долгу службы обязаны защищать интересы ребенка, а вы кто такая, чтобы претендовать на опекунство над девочкой? — не выдержала наконец судья.
— Я ей близкая родственница, — уверенно заявила истица. — Я вышла замуж за ее отца.
Алевтина Николаевна протянула судье копию свидетельства о браке и победно оглянулась на ошеломленных ответчиков. Такого поворота дела не ожидал никто.
— Да он же преступник, к тому же, ровесник вашего сына! — невольно вырвалось у судьи, но она тут же себя прервала: — Конечно, закон не запрещает… Но что вы собираетесь дальше делать?
— Сейчас я хочу взять Иру к себе, а когда Алексей выйдет на свободу, он приедет к нам, будем жить одной семьей, — нимало не смутившись, ответила «новобрачная». — Он помнит о дочке, письма ей пишет.
Тут оправилась от шокового состояния директор детского дома и попросила у суда разрешения внести ясность в отношении отца Иры: он уже пребывал в местах не столь отдаленных, когда его жена, то есть мать Иры, сошлась с другим мужчиной и родила от него ребенка. Так как формально она оставалась в браке с Алексеем, то его и записали в свидетельстве о рождении отцом девочки. Кстати, воспитывала девочку бабушка ее настоящего, биологического отца.
Директор объяснила, что по долгу службы она не должна разглашать такие сведения, но ситуация складывается так, что придется через суд избавлять ребенка от родственников-самозванцев. Кто знает, какие планы вынашивает «папаша»-преступник в отношении девочки, которую он даже ни разу в жизни не видел?
Суд вынес решение отказать Алевтине Николаевне в иске.
— Я этого так не оставлю! — выкрикнула она, выслушав решение. — Я выше пойду, я своего добьюсь!
И невдомек алчной пенсионерке, что загнала она себя в ловушку: а ну как выйдет из заключения молодой муженек и потребует прописать его у нее?