ДАРмовщина
Еще утром ее видели спешащей в магазин, а ночью приехала «Скорая». К соседям, у которых жила последнее время, уже не вернулась. «Годы», – вздыхали одни. Другие возражали: «Пожила бы еще – крепкая. Да, видно, Бог пожалел. Отмучилась». И добавляли: «Несправедливо обошлась с ней судьба».
Заботливая помощница
Началась эта история года четыре назад. Тогда к Вере Ивановне Грачевой (дело происходило в г. Жуковском, что под Москвой) была приставлена инспектор местного отдела социальной защиты Алла Крылова (все имена и фамилии изменены). Одинокая старушка не могла нарадоваться на помощницу. Та и в комнате уберет, и в магазин сходит, и кашу сварит. «Бог послал тебя ко мне, Аллочка», – умильно говорила она. А та только отмахивалась: «Да не я это, государство о вас заботится!».
А однажды пришла с радостной вестью. «Пенсию вам снова увеличили. А еще от платы за квартиру освободили. Теперь совсем будет жить хорошо».
И стоило это бабушке – всех-то хлопот! – пройти какую-то комиссию в поликлинике да подписать пару бумаг у нотариуса. Комиссия Вере Ивановне понравилась особенно. Здешние врачи ее уже знали, но комиссия направила еще и в другие кабинеты. Плохо было со здоровьем – что говорить. И ухаживать за собой становилось все труднее. Что же касается справок, она всегда относилась к ним с почтением: власти плохого не потребуют. Алла проводила ее по всем кабинетам и проследила, чтобы все было сделано честь по чести.
«Бойтесь данайцев»
А потом вдруг что-то случилось. Разговаривать молодая женщина стала суше и резче. Старушка терялась в догадках. А когда однажды ей все-таки пришел очередной счет за квартиру, она вовсе отказалась что-либо понимать. Вроде бы теперь не должна… Решила позвонить в свой родной собес, нет ли ошибки. А заодно справиться об Алле. Неделю ее уже не было.
Но та через часа два вдруг явилась сама. От былой доброжелательности не осталось и следа.
– Жаловаться, старая, на меня решила? Не советую. Я тебя ведь из милости держу. Разозлюсь – выброшу на улицу.
Поначалу бабушка даже не поняла, о чем речь. Алла с холодной язвительностью ей все подробно и объяснила. Оказалось, что Вера Ивановна подписала дарственную на квартиру, которая отныне перешла к ее опекунше – Крыловой. И потому теперь нет у нее своего жилья. Гостья она в своей же квартире. А хозяйка – Алла. Захочет – и в самом деле выкинет.
Старая женщина слушала и ничего не понимала. Какая дарственная, когда они ходили по поводу квартплаты? Да и можно ли дарить квартиры вообще? «Нешто это кофточка или игрушка?» – только и сказала она растерянно. Законы нового времени не укладывались у нее в голове. Жила старыми понятиями.
Сердитая вспышка Аллы как будто прошла. Она по-прежнему приносила продукты на деньги самой же Веры Ивановны. Но при этом каждый раз убеждала старую женщину:
– Не твоя это квартира, не твоя. Помни это. А без меня куда ты денешься? Гнать-то, конечно, я тебя не собираюсь. Живи. Все своим путем…
Все эти слова Вера Ивановна пропускала мимо ушей. Живет, ест, никто не гонит – ей больше и не надо. Но, видимо, что-то изменилось в планах Аллы. Однажды на квартиру Веры Ивановны явились сразу трое – сама Алла, ее муж Глеб и дочка– студентка. Глеба она видела впервые, но старческим чутьем сразу поняла: опасный человек. Таких надо обходить стороной. С испугом глядела на него.
А он и в самом деле не церемонился.
– Разжилась что-то старая. Чужой век заедаешь, – строго сказал тот. – Пора бы и честь знать. Видишь – дочке негде жить.
Сама дочка стыдливо отвернулась – отцова грубость ей была явно не по душе. Но и не возражала. Ведь не о ком-то – о ней заботились.
Тут-то страшный смысл всего случившегося и стал доходить до старой женщины.
– Куда же мне теперь? – растерянно спросила она.
– Как – куда? – мужчина говорил громко, так, чтобы Вера Ивановна слышала каждое слово. – Или под поезд, или в прорубь.
И громко рассмеялся своей шутке. Вера Ивановна почувствовала себя плохо. Вдруг что-то кольнуло в затылке, и она не помнила, как сползла со стула на пол. Когда очнулась, в квартире никого уже не было. Еле поднялась, добралась до двери, позвонила соседям. Они уже тридцать лет жили вместе, когда-то вместе работали и теперь близко к сердцу принимали все беды старой женщины. Та рассказала, как все было. И потом по совету соседей подала в суд.
Опоздала статья…
В этой истории было все темно и запутанно – для правоохранительных органов – и ясно, как день, для местных жителей, которым была ведома семейка Крыловых. Глеб недавно вернулся из мест заключения, устроился грузчиком в магазине, но уже скоро у их подъезда стояла иномарка. Как, откуда? Ответа на этот вопрос дать никто не мог.
Понятно, что и Вера Ивановна совершила оплошность. Документ дарения она и в самом деле подписала. Правда, о самом факте передачи квартиры с ней никогда не говорили (несмотря на возраст и болезни, память она сохранила ясную и светлую), да и подписывала она совсем не те документы, которые ей сейчас предъявляют. То, что видит Вера Ивановна очень плохо – катаракта на оба глаза – в счет не шло. Вызванный в суд местный нотариус объяснил: «Да, эту сделку удостоверял я. Конкретных деталей не помню. Но старым людям мы обычно очень тщательно объясняем все условия. Так, не сомневаюсь, было и с гражданкой Грачевой».
Где найти свидетелей этого разговора? Был он или не был – теперь не докажешь.
А что говорит закон? К сожалению, нужное законодательство подоспело лишь год спустя: для социально незащищенных людей любые операции с недвижимостью могут производиться только с разрешения и под надзором специальной комиссии при органах опеки и попечительства. Дабы никто не воспользовался их беспомощностью. В ст. 37 Гражданского кодекса была прописана норма, что опекун не вправе без соответствующего разрешения совершать сделок по отчуждению недвижимости, в том числе таких, которые влекут отказ от принадлежащих подопечному его прав. Но тогда – повторяем – этой статьи еще не было. И документ, выданный нотариусом, а также справка из поликлиники, что такая-то гражданка объявляется недееспособной, вполне имели правовую силу.
Можно, конечно, еще было зацепиться за одну деталь: подозрительность заявления на приватизацию квартиры, также существовавшее – писала его не Грачева, а та же Крылова. Явственно была видна ее рука. Но чтобы получить на этот счет необходимое заключение экспертной комиссии, надо было заплатить немалые деньги. Откуда они у бедной женщины?
По закону или по правде?
А что говорит все же в пользу Веры Ивановны? По сути – вся ее жизнь. Она долгие годы работала на местном железобетонном заводе, участок достался ей тяжелый, так что приходила домой, едва не падая от усталости. Но работу не оставляла, потому что обещали квартиру. Жила в бараке, своего угла – так уж сложилось – не было с молодых лет. Квартира казалась ей недосягаемой мечтой. Получила она ее лишь к шестидесяти годам и большей радости не знала за всю жизнь. В родных стенах и болезни стали не так страшны. А уж то, что именно они, эти стены, продлили ей жизнь, она ничуть не сомневалась.
Могла ли она так просто подарить ее? Свой угол, который был не только местом, где она жила, но и своеобразным ее талисманом? Если хоть чуть задуматься над ее судьбой, понимаешь абсурдность такого шага.
Но до лирических ли аргументов суду? Казенный адвокат их даже не приводил. Рассматривались, впрочем, разные варианты. Может, все-таки была дарственная, а потом Вера Ивановна от нее отказалась? Минутная слабость, вызванная чрезмерной благодарностью, и вот уже сделан неосторожный шаг, о котором она горько жалеет? Но семья Крыловых предусмотрела все. Все бывает, но если бы и появилась такая слабость, то, по крайней мере, только в отношении Аллы. Причем здесь ее муж. В дарственной-то стояло именно его имя! И не случайно. Да, соответствующей статьи, ограничивающей полномочия социальных работников, еще не появилось, но проект ее уже обсуждался в Госдуме. Мало ли… На всякий случай Крылова и оформила документ на мужа. Тут уж комар носа не подточит.
А на заседании суда Глеб так объяснил тот факт, что квартира подарена именно ему:
– Вера Ивановна полюбила всю нашу семью. Я один раз вставил ей стекло, в другой раз – починил кран. И тогда она сказала: полюбила я вас, квартиру – хоть тебе, хоть твоей жене. На кой она мне, когда никого у меня нет? И оформила на меня.
Между тем записаны были слова соседей Грачевой: этого человека никто и никогда в доме не видел. Какой кран? Какое стекло? Он и Веру Ивановну до того, как заявился к ней с женой, не знал. Тем не менее, суд выносит решение: « Считать дарственную действительной. Квартиру передать семье Крыловых». Между прочим, к уже имеющейся у семьи двухкомнатной. Ведь документы явно говорили в их пользу.
Странное появление в дарственной имени Глеба Крылова бурно и заинтересованно обсуждалось в местном отделе социальной защиты. Понимали там и роль его жены. И отдел однозначно выразил свое отношение к поведению своей работницы, посчитав его позорным пятном на репутации коллектива. Потребовал, чтобы она ушла из организации. Она уволилась. Какая беда? Главная-то битва – за чужую квартиру – была выиграна.
Запоздалая помощь
И тогда на защиту Веры Ивановны поднялись соседи. Не только те, которые когда-то работали вместе с ней, дали ей приют, но и другие, жившие с ней в одном доме. Чувство совершающейся на их глазах несправедливости объединило разных людей. Сложились люди, кто сколько мог, наскребли на хорошего адвоката. Новый защитник – Евгений Дыбин – добился успеха: кассационная инстанция отменила решение суда и направила дело на доследование. Только когда оно состоится?
И тогда на общем соседском собрании по совету Дыбина было решено: Грачева должна обратится в Верховный суд РФ. Вот, что она писала: «Я могу не дожить до восстановления своих прав на квартиру. Последнее время чувствую себя особенно плохо». Но положительного ответа, к сожалению, не последовало. Согласно формальностям, надо было раньше пройти все инстанции.
Дыбин не унывал:
– Знаете, ведь мне даже и не важно, что решит городской суд. Будет он в пользу Грачевой – хорошо. Ну а если против – тогда появится возможность обратиться в более высокие органы. Я не сомневаюсь, что рано или поздно правды мы добьемся. Ведь все настолько очевидно, что другого решения быть не может.
Неужели опытный адвокат тоже оказался неисправимым романтиком, был уверен, что нравственные критерии могут оказаться сильнее всяких документов? В любом случае он оказался прав. Новый суд, уже в новом составе, состоялся, и согласно ему дарственная была признана недействительной. Глеб снова получил срок – год. За мошенничество. Квартира не досталась аферистам, она перешла в пользу государства. Только вот Вера Ивановна об этом уже не узнала…
Точку ставить рано
Невольно думаешь: а не будь у Глеба криминального прошлого, так бы скрупулезно кассационная инстанция разбирался бы в правомочности дарственной? Да, по ГК РФ опека и попечительство доверяется людям только в результате согласия специальной комиссии социальных и административных работников. Но ведь мошенники всегда идут на шаг впереди законов. Во всяком случае, Алла Крылова была начеку… Невольно вспоминается инициатива нынешних думцев: декларацию о доходах чиновников – в рамках борьбы с коррупцией – должны представлять не только сами чиновники, но и родственники первого круга. А потому неплохо бы и в Гражданский кодекс внести поправку: рассматривая кандидатуру опекуна, обратить внимание также на членов его семьи, и если есть подозрение, отказать в просьбе или, во всяком случае, запретить всякие сделки с имуществом недееспособных граждан. Необходимость в ней назрела давно.