Сергей Чонишвили: «Попса» – защитная реакция организма
Он родился в известной театральной семье. Если Омский драматический долгие годы и входил в десятку лучших театров страны, то это во многом благодаря его отцу, народному артисту России Ножери Чонишвили, основателю омского отделения Союза театральных деятелей.
На море и на суше
– В детстве и юношестве театр не был моей страстью, – рассказывает Сергей. – Я увлекался морской биологией и боготворил Жака Ива Кусто. Перечитав массу книг, втайне видел себя великим океанологом… Но чтобы поступить, нужно было сдать экзамен по химии, а у меня с ней не ладилось… Поэтому решил стать артистом и сообщил об этом родителям.
Они долго меня отговаривали, просили не делать глупости, рассказывали, как трудно в актерской профессии получить признание. Объясняли, что многое зависит от «счастливого лотерейного билета». Однако я ослушался и в 1978-м впервые вышел на сцену в спектакле «Беседы при ясной луне». Это было в Одессе. Увидев меня на сцене, отец неожиданно стал моим союзником и начал со мной заниматься.
– Какими вспоминаются детство и дом, в котором оно прошло?
– Стоит сказать, что я родился в семье прекрасных артистов, работавших в Омском драматическом театре. В то время он считался одним из самых сильных в СССР. С младых ногтей я вдыхал пыль и запах кулис.
Мы жили небогато – от зарплаты до зарплаты. Никаких особых изысков не было. Хорошо запомнил волшебный миг перехода с черно-белого телевизора на цветной. А телефон в доме появился лишь тогда, когда я уже жил в Москве. То есть все сложности социалистического быта наша семья испытала в полной мере. Но у мамы был особый талант – создавать домашний уют. Окна нашего дома выходили на Иртыш. Вид из окон открывался завораживающий: речной простор, закаты, как на море…
– Ваш отец считался известной личностью в театральном мире. Кто бывал в доме?
– Ну, у меня и мама – не последняя актриса. Ныне она – народная артистка России. Но родители ведь работали. Они рано утром уходили в театр, днем приходили, вечером снова уходили и возвращались лишь ночью. Поэтому гости у нас редко собирались – только по большим праздникам.
Новый год всегда отмечали всей семьей, но, поскольку этот праздник считался домашним, зачастую мы сидели за столом втроем. Мама готовила сациви и очень вкусные помидоры, подобных которым я нигде никогда больше не ел. Основа ее кухни – грузинская, но дальше шло мамино собственное творчество.
С детства меня приучили много трудиться: рано утром шел в школу, а вернувшись, отправлялся в музыкальную, где отучился восемь лет.
Дружите с музыкой
– Видимо, музыкальное образование весьма пригодилось потом на сцене «Ленкома» – в спектакле «Жестокие игры»?
– Оно пригодилось и в «Психе» (в театре у Олега Табакова). В этом спектакле до сих пор звучит моя «цифра», хотя я в нем уже не играю…
– Как складывались отношения во дворе?
– Во двор родители меня обычно «выгоняли», поскольку я учился в двух школах, и все время был занят. К тому же очень любил читать. Читать научился в четыре года, а в пять стал получать от этого определенное удовольствие. В шесть читал уже запоем. В доме собралась хорошая библиотека, плюс у нас была очень неплохая библиотека в городе.
– Первая сигарета? Первая рюмка? Первая любовь?
– Первая сигарета «приключилась» в первом классе. Это был хороший табак, первый выпуск сигарет «Союз-Аполлон». Я выкурил, помню, блок этих сигарет, после чего как отрезало – перестал курить до четвертого курса института.
В четыре года попробовал немецкое пиво и потом долго помнил этот вкус. Водкой никогда особо не увлекался.
А первая любовь меня посетила в детском саду. Девочку звали Наташа. Она была рыжая и сложена очень хорошо (если такое понятие подходит к детсадовскому возрасту). У нас были забавные отношения: мы подолгу и серьезно разговаривали. Говорили обо всем, и нам казалось, что беседы были очень умными.
Потом пошел в первый класс, и мы больше никогда не виделись.
– Вы поступили в театральное училище им. Б. Щукина с первого захода?
– Это был тот самый «счастливый лотерейный билетик», который я вытянул. Настоящая удача. Потому что я был абсолютно готов к тому, что не поступлю. Это создало бы некоторые проблемы, связанные с потерей времени. После дипломного спектакля «Цена» по пьесе запрещенного в то время Артура Миллера меня пригласил в свою труппу Марк Захаров и предложил роль Никиты в спектакле «Жестокие игры».
– Сложно было вводиться на эту роль после Александра Абдулова? Не боялись, что зрители и коллеги будут сравнивать с ним?
– На обывательском уровне сравнение по принципу «лучше-хуже», наверное, идет постоянно. Но профессионалы хорошо понимают, что один актер всегда не похож на другого. И ты либо принимаешь его трактовку персонажа, либо нет.
Кризис жанра
– Какие спектакли могли бы выделить для себя, как этапные?
– Если говорить про «Ленком», то это «Юнона» и «Авось», «Жестокие игры», «Варвар и еретик», «Мистификация».
«Жестокие игры» – мой первый в «Ленкоме» профессиональный спектакль со словами. Поскольку в «Ленкоме» слов вообще звучит немного (и их говорит определенное число людей), то этот спектакль дорогого стоил. Кроме того, там можно было импровизировать, проверять различные способы существования на сцене.
«Юнона» и «Авось» – это наша «Чайка» и академия одновременно. Пока спектакль жив и пока он собирает зрителей (уже третье поколение), жив и сам «Ленком».
Почему «Варвар и еретик»? В свое время я был снят с работы, а через полтора года сыграл этот спектакль сходу. Что перевело меня с «уровня кордебалета» на «уровень солистов».
Ну а «Мистификация» позволила получить премию – внутритеатральную премию Евгения Леонова.
– Вы были знакомы с этим замечательным актером?
– Да. Евгений Павлович много дал мне в профессиональном и чисто человеческом плане. С его уходом ушла мощная часть «Ленкома».
Часто вспоминается одна малозначительная, казалось бы, но очень дорогая для меня подробность. Я только-только устроился в театр. И Евгений Павлович видел меня раза два от силы. Причем не в самом театре, а где-то на гастролях в Кемерове. Однажды он сидел на лавочке на противоположной от театра стороне дороги и давал кому-то интервью, а мы с Геной Козловым шли мимо, и вдруг он поднял руку и нам помахал. Леонов был очень внимателен к людям. Ко всем. А к молодым особенно. Это была совесть театра. А уж о том, какой это был гениальный артист, и говорить нечего. Евгения Павлович всегда нес положительный заряд, с ним рядом было спокойно. Он что-то такое знал, что становилось очень уютно, когда он появлялся рядом.
– Какие спектакли пришлись на кризисные моменты вашей жизни?
– Это «Игра в жмурики». Спектакль, которому благодарен за то, что он помог мне остаться в профессии. Поскольку наступило время, когда показалось, что со сценой пора «завязывать». В то время я играл по 28 спектаклей в месяц, и при этом ничего не происходило. Это было «просто работой». Я жил на девяти метрах общежития, постоянно не хватало денег. Не понимал, куда двигаться. Ясно было лишь одно: человек, который в 28 лет не состоялся в профессии, должен ее сменить и пробовать что-то другое в другом месте…
Еще одним подобным спектаклем стал «Псих» в театре Олега Табакова. Это был очень приятный проект – я шел на конкретную работу.
Про дважды два…
– Как складывались взаимоотношения с кинематографом?
– Поначалу меня в кино попросту не впускали. Потом, когда все-таки начал сниматься, кинематограф «заглох». Затем полтора года было отдано «Петербургским тайнам». После чего почти пять лет не снимался вообще. Но началось возрождение кино, и, видимо, мой герой стал востребован. Со всеми режиссерами, с которыми сталкивала судьба, было удивительно приятно работать. Это и Александр Басов, и Елена Цыплакова, и Анатолий Матешко, и Александр Адабашьян.
– Над чем работаете сейчас?
– На экраны выходит картина, которую очень жду. Летом снимался фильм Натальи Бронштейн «Пари» по рассказу А. П. Чехова, адаптированному «под сегодняшний день». Это работа-импровизация, хотя, конечно, был режиссерский сценарий, был план, но многое решалось на площадке. Все как-то очень удачно сложилось – и по духу, и по материалу, и творческая группа была замечательная.
Моего героя, как такового, в сценарии нет. Это персонаж из «другого кино», он просто наблюдает за тем, что происходит между двумя людьми. А надо сказать, эти люди заключили между собой пари, сможет ли один из них за очень большие деньги отсидеть в каземате пятнадцать лет, потеряв лучшие годы жизни…
– Ваш голос является «голосом» канала СТС. На какие мысли наводит тот поток информации, который идет через вас?
– Занимает и волнует следующая мысль: чем цивилизованнее человечество становится в техническом плане, тем примитивнее оказываются его внутренние желания. Мы постоянно делаем рывки в техническом плане. Посмотрите: еще недавно не могли себе представить нынешнего количества мобильных телефонов в обиходе и элементарно простых способов выхода в Интернет… В Китае сейчас выходит двести с лишним кинокартин в год (это только полный метр) и пятьдесят тысяч (!) серий всевозможных сериалов. Идет мощный поток информации, а человеческие мозги, похоже, еще не до конца готовы с этим потоком сосуществовать. Наверное, поэтому (в качестве защитной реакции) человечество усиленно двигается к «попсе». Поход в театр на спектакль – это труд. И большинство людей предпочитают остаться дома, где в любой момент можно нажать на пульт телевизора и получить порцию дешевого зрелища.
Интернет – это мощное рабочее пространство, но ведь и оно на 85 процентов используется как территория развлечения. Я не против игр, но все это отбирает время…
– Будем надеяться, что не все так плохо. Вот отечественный кинематограф находится на пути к выздоровлению…
– Да, у нас, наконец, начали сниматься фильмы. Но здесь надо многое восстановить, чтобы дойти до своего кинематографа, обрести свое лицо, которое всегда было у советского кино. Не будем сейчас обсуждать идеологическую сторону вопроса, но в любом случае это были профессиональные картины. Наше нынешнее кино работает пока «под Запад» или с упорством, достойным лучшего применения, делает открытия вроде того, что дважды два – будет четыре…
Самое скучное – это ремонт
– Чем занимаетесь сейчас на телевидении?
– Второй частью «Истории русской дипломатии». Первая часть этого цикла передач стала своего рода ликбезом по истории русской дипломатии от периода ее зарождения до холодной войны. Во второй части будем рассказывать о дипломатии восьми стран: Англии, Франции, Италии, Германии, Японии, США, Китая и Индии. И о дипломатах ООН. Пока осталась не отснятой Индия – туда отправимся уже в этом месяце. А эфир планируется на октябрь.
– Вы бывали во многих странах, поэтому хочу спросить: где бы еще хотелось жить, кроме России?
– В Праге или Лондоне. А еще неравнодушен к Японии. Я там был пятнадцать лет назад и недавно, посетив эту страну во второй раз, снова влюбился в нее. Мне там очень комфортно.
Чуть не забыл про Италию – удивительная, фантастическая страна, которая помогает создавать что-то внутри себя.
– Какова ваша персональная формула комфорта?
– Она сводится к весьма простому требованию: чтобы ничто не мешало!
Квартира должна быть удобная. Мебель – удобная. Если диван не удобен, не буду на нем сидеть или лежать. Если мне удобно спать на полу, буду спать на полу (что и делаю до сих пор). Впишусь в любое пространство, если будет удобно.
– Стиль вашего дома?
– Функциональный. Светлые тона. Пробка, дерево… Минимум мебели.
– Дизайном помещения занимались самолично?
– Когда люди говорят, будто ремонт квартиры – это невероятные хлопоты и сумасшедшие деньги, то либо эти люди помешаны на процессе, либо в жизни им больше нечем заняться. Мне очень жаль времени, которое нужно тратить на ремонт, выбор смесителей и прочей ерунды. Все это ужасно скучно… Слава богу, был замечательный профессионал, который в этом деле помогал. Он выложил кипу журналов и сказал: «Сейчас будешь тыкать пальцем и говорить, что нравится, а что – нет. Мне просто надо «залезть» тебе в голову и понять, чего ты хочешь». С этого начали, и в результате у меня – удобная квартира.
Пытка продолжалась полтора года. Как только появлялись какие-то деньги, тут же вкладывал их в ремонт.
– Вас можно застать дома с дрелью или шуруповертом?
– Мне особо нечего вкручивать, разве что лампочку. А если говорить о сантехнических вопросах, то лучше вызвать профессионала.
Про ноги и колеса
– Ваши отношения с землей?
– Ровным счетом никаких. Я городской житель, живу в городе, работаю в городе.
– Ну, а какие любимые места в этом городе?
– Люблю проезжать через Крымский мост в хорошую погоду, когда отчетливо видны арбатские дома. Люблю район Замоскворечья. У меня, к сожалению, нет времени там бродить. Но если бы захотел побродить, то погулял бы по Замоскворечью, по Чистым прудам. Иногда бывает, что иду пешком и, если нет слякоти, светит солнце, получаю огромное удовольствие. В Москве ведь можно существовать лишь «комбинированно»: если человек по городу ездит только на машине, он опоздает везде. Ну, или должен работать на одном месте. А поскольку мне надо в течение дня побывать в пяти–шести разных местах, то пользуюсь и машиной, и метро, и троллейбусом, и ногами.
– Не хотели бы попробовать себя в режиссуре?
– Мне вполне хватает той «режиссуры», которая имеет выход в двух уже опубликованных книжках. Сейчас пишется третья. Я в этих книгах «снимаю свое кино», но без техники, без артистов, без декораций и… без денег. И получаю от этого удовольствие. Первая книга называлась «Незначительные изменения», а вторая «Человек-поезд».
– То есть это хобби?
– Это вопрос: хобби или не хобби? Вот у Баха было хобби – он писал музыку. Музыка ведь не была его основной работой. Бах просто писал и получал от этого удовольствие…
НАША СПРАВКА
Сергей Чонишвили родился в 1965 году в Туле. Заслуженный артист России. В 1986-м окончил Театральное училище им. Б. В. Щукина и был принят в труппу «Ленкома». Занят в спектаклях: «Мудрец» (ныне спектакль снят из репертуара театра), «Королевские игры», «Мистификация» (снят из репертуара), «Безумный день, или Женитьба Фигаро», «Две женщины», «Варвар и еретик», «Юнона» и «Авось», «Ва-банк».