Владимир Епископосян: «У меня – строительная специальность!»
…Мы позвонили в домофон нового симпатичного многоэтажного дома на Дубровке, аккурат возле метро. Старческий женский голос прошамкал: «Эй-то ктой-то?» Затем уже совсем другой, незнакомый мужской бас, по-деловому грубовато осведомился: «Оружие при себе имеется?»
Узнав, что оружия при себе не имеется, нас пропустили в дом. В светлой московской квартире не оказалось ни шамкающей бабульки, ни сердитого охранника – зато нас встретил улыбающийся хозяин сей однокомнатной обители Владимир Епископосян. И тут же радушно повел на кухню и усадил за накрытый стол.
Дом на берегу моря
– Владимир, у вас в доме бесконечно уютно и тепло. Вы родились в Ереване, а армянский дом – это определенные традиции, совсем иная культура взаимоотношений. Что такое ДОМ для вас?
– Я в детстве жил в интеллигентной семье инженеров – «технократов». Папа – кандидат технических наук, младший брат – программист, мама – домохозяйка, преподавала женщинам кройку и шитье.
Мама была потрясающим кулинаром. Помню, как каждый Новый год мама делала какие-то немыслимые семи-восьмиэтажные торты, напоминавшие башни. Я очень любил помогать ей украшать «башни». Тогда не было кулинарных шприцов с фигурными насадками, мы их делали сами. Было жалко, когда это грандиозное, бесконечно красивое сооружение разрезалось под Новый год.
– Если мама была портниха, то, видимо, она вам шила?
– Мы с братом всегда были красиво одеты. Мама выбирала необыкновенные модели из прибалтийских модных журналов, и на меня знакомые смотрели с восхищением.
– Вы всегда до Москвы жили в Ереване?
– Мы жили в Ереване, в обычной трехкомнатной квартире. Но половину жизни я проводил в Абхазии на берегу Черного моря в доме моего дяди. Дядя закончил цитрусоводческий институт в Грузии, его «распределили» в Абхазию. И он там построил двухэтажный дом на десять комнат рядом с особняком Евтушенко, с пансионатом «Литературной газеты» и домами художников.
С апреля по ноябрь со всего Советского Союза к ним ехали родственники – десятая вода на киселе – с капризными детьми, тетками, мамками, дядьками… А не принять нельзя – те самые традиции! И поразительно было знаете что? Ну, приехали к морю, ну купайтесь! Так нет: они с утра начинали что-то жарить, парить, и так – до вечера. А газ-то привозной в баллонах!
Тем не менее, именно этот дядин дом – шумный, гостеприимный, где под ногами взрослых все время вертелись дети и внуки, остался для меня символом ДОМА навсегда. Этот дом мне часто снится по ночам. Огромный, старый, с огородом, где росло много мандаринов, апельсинов, лимонов, целых четыре дерева фейхоа…
Но политики так накрутили с нашей страной, что пришли времена, когда дяде и тете пришлось бросить любимый дом и спасаться бегством в багажном отделении аэробуса, увозя детей и внуков из Абхазии. Во время абхазо-грузинского конфликта армяне оказались посередине. Они не хотели принимать ничью сторону. Грузины их били за то, что они были не на их стороне, а абхазцы за то, что они держали нейтралитет. Семью дяди кто-то приютил в Павловске под Питером. И мои родственники, не старые еще люди, друг за другом очень быстро ушли из жизни. Ушли в тоске по своему Дому.
22 года в очереди
– Владимир, а в Москве где вам приходилось жить?
– Киностудия имени Горького после картины «Пираты ХХ века» пригласила меня в столицу, пообещав выделить квартиру. Приехал, а руководство сменилось. В итоге простоял в очереди 22 года, пока не получил ту, в которой мы сейчас с вами сидим.
– Вижу, вы сумели грамотно распорядиться жилым пространством. Нашлось место и «мини-кабинету» с компьютером и музыкальным центром. И кинотеатру, и спальне – широкая кровать и полки с книгами по искусству и философии находятся в нише и отделены от прочей части комнаты шикарным пологом. На балконе – целый тренажерный зал. Какая же часть квартиры для вас самая любимая?
– Люблю всю квартиру. Она небольшая, но здесь нет ненужных вещей: я человек большой, высокий и люблю простор. Даже люстру задвинул под самый потолок. Хотелось везде чувствовать себя уютно. Ремонт делал самостоятельно, вместе с другом-профессионалом. Поехали на рынок, закупили плитку, обои, цемент, потом – мебель. Все подбиралось по отдельности, а получился… дизайн (смеется).
– На кухне над диваном-уголком – многочисленные фотографии – старые, черно-белые, выцветшие, и совсем новые, с контрастными кодаковскими красками. Фото бабушки и дедушки, мамы, взрослого сына и его семьи, внуков, любимых женщин и друзей. Почти алтарь?..
– Эта стена действительно чем-то напоминает алтарь. Она заряжает необыкновенной энергией. Поэтому рядом с подаренной иконой здесь висят фото людей, которых очень люблю. Кого-то уже нет на этом свете, но все они для меня – живы, и они будут жить, пока живу сам.
– Вы мастер спорта по баскетболу. Спорт по-прежнему – часть жизни?
– Он занимает важное место. Бегаю по утрам. Я жил во многих местах столицы, снимая квартиры. И мне даже кажется, что отцы города мне должны много денег, потому что в тех местах, где бегаю, еще и собираю мусор. Однажды ко мне подошли мальчишки и спросили: «Дядя, а можно мы с вами будем мусор собирать?» Образовалась такая «тимуровская команда».
Особенно меня любят бабульки-собачницы. В первое время, когда обитал еще в Орехове-Борисове, жители, завидев мое «лицо кавказкой национальности», в ужасе шарахались. Потом стали узнавать, в итоге зрительская любовь все-таки догнала. Так что стал ощущать себя районной достопримечательностью.
Лицо кавказской национальности
– Как к вам относится районная милиция?
– В районе меня знают все милиционеры. Но периодически состав меняется. Утром, например, бегу по лесу. Останавливается машина. Знакомый милиционер представляет мне другого, незнакомого: «Этот вот говорит, что надо было бы тебя пристрелить вначале, а потом уже посмотреть твои документы».
– И как же часто вас пытаются остановить как «лицо кавказской национальности»?
– Часто. Правда, потом, как правило, узнают и просят дать автограф. Знакомые милиционеры останавливают машину, если видят, что стою, жду автобуса. Граждане вокруг замирают: сейчас этого мрачного кавказца будут брать. Правда, молодежь меня узнает. Предлагают: «Пойдем выпьем. Ты такой крутой!» Отказываюсь. Замечаю, что некоторые люди отождествляют меня с ролями. На рынке, например, отдельные торговцы почтительно предлагают принять участие в местных разборках. Совета просят.
Все зависит от угла!
– Приходилось ли вам когда-нибудь строить себе дом или дачу?
– Вах! У меня даже строительная специальность есть!!! В год простоя после «Пиратов ХХ века» возник ряд долгов. И я подумал: «Елки-палки, армяне – трудовой народ! Трудоспособный! Какие-то бригады все время выезжают на «шабашки», что-то строят, как-то зарабатывают…»
И вместе со своим родственником и еще одним близким другом (который потом стал редактором столичной газеты – не скажу какой), мы отправились в Архангельскую область на «шабашку». И за два месяца построили два арболитовых одноэтажных дома на 6 и 8 квартир. У нас, конечно, был профессионал-прораб, профессионал-крановщик. И еще было здоровье. И мы по 18–20 часов как проклятые работали. Заработали очень хорошие деньги: каждый мог купить по машине, и еще осталось бы пару тысяч рублей. А крановщику мы купили пианино. Крановщик Ваня был счастлив: дочка осваивала инструмент. И мы были счастливы, глядя на счастье этой семьи.
В процессе постройки этих домов я освоил все строительные профессии. Сначала экскаватором «Петушок» рыли траншеи, подравнивали, где блоками, где бетоном распор делали. Затем заполняли бетоном фундамент. Потом «нулевой цикл» выводили. Потом стены…
Самое сложное – угол вывести. От него зависит: пойдет стенка ровная или неровная. Потом делали окна, всю «деревянку», туалеты. Бетонировали отходные ямы, делали рундуки.
Заработав по 7–8 тысяч рублей, зарплату мы получили трешками, пятерками и десятирублевыми купюрами. И чтобы избавиться от бумаги, решили в аэропорту Шереметьево положить деньги на аккредитив.
Заходим в пустое помещение сбербанка: все заросшие, черные, как барыги, руки грязные, все в мозолях, ладони не гнутся. И стали раскладывать купюры по стопкам – по три, по пять рублей. Вдруг входит в помещение лейтенантик с молодой женой. Она смотрит на эти пачки и шепчет: «Ой, как в сказке, да?» А лейтенант, глядя на стопки трешек и на наши заросшие кавказские лица, отвечает: «Дура ты, какая сказка?! Это же кавказцы, торгаши!» Но мы только вяло улыбнулись в ответ: даже сил не было смеяться над ними.
Прилетели в Ереван. Раздал долги. Мамы уже не было. А так хотелось отдать ей деньги и: «Мама, купи все, что хочешь».
Потому что всю жизнь в нашей семье интеллигентов таких денег сроду не было: мать с каждой зарплаты отца по 5–10 рублей «урезала», чтобы отложить нам на одежду, на подарки и на еду на праздники к столу…
– Это ваш единственный строительный опыт?
– Был момент, когда я в Царицыне два месяца работал реставратором. Я жил в том районе и бегал по утрам по парку. И увидел, что мужики затаскивают глыбы куда-то, вытесывают из них какие-то кубики, шары. Стало интересно: такая мужская работа. Пришел и попросился в бригаду. Меня вначале взяли в подмастерья. И научился! Два месяца был учеником, а затем работал мастером. И теперь могу с гордостью сказать: между «хлебным домом» и центральным дворцом в Царицыно есть ажурная галерея со столбами. Там два столба – моих. Я вытесал эти столбы зубилом и молотком самостоятельно!