Александр Крутов: «Технология – вот механизм извлечения прибыли»
Тарифы, как известно, имеют свойство регулярно повышаться. Почему так происходит? Чтобы понять это, необходимо выяснить, какова структура тарифа, что стоит за этим понятием, как он образуется, кто его регулирует. Наш корреспондент попросил рассказать об этом депутата Московской городской Думы Александра Крутова.– Тарифами я заинтересовался в 1994 году, поскольку мне, как депутату, выпал жребий контролировать соблюдение налогового законодательства и регулирование деятельности естественных монополий. Начал с вопроса: что такое тариф? Выяснилось, что, во-первых, четкого ответа не дает ни один справочник, ни один документ; а во-вторых, понятие «тариф» возникает там, где нет понятия рыночной цены. Цена, как мы знаем, определяется соотношением спроса и предложения в условиях, когда есть возможность выбора товара или услуги. Вода и тепло, на мой взгляд, такой же товар, как и пирожок с капустой. Разница в установлении цены и тарифа порождает массу проблем. Впрочем, все по порядкуѕ
Когда мы говорим, например, о потреблении тепла, то речи о выборе поставщика, увы, быть не может: для нас Мосэнерго – монополист. Плата за продукт Мосэнерго устанавливается государством и называется тарифом. Таким образом тариф в данном случае – это обозначение регулируемой государством цены на услугу (товар) естественной монополии.
– А кто устанавливает тариф, и что в нем заложено?
– Устанавливает РЭК – региональная энергетическая комиссия, ей передано право согласования тарифов на электроэнергию, тепловую энергию и воду. Делается это в соответствии с федеральным законом «О деятельности естественных монополий в РФ». Есть федеральная комиссия, есть региональные комиссии, они не зависят ни от производителей энергии, ни от поставщиков тепла и воды, ни от органов исполнительной власти.
Теперь смотрим, что «внутри» тарифа.
В общем виде дело обстоит так: я произвожу, скажем, столько-то кубометров питьевой воды в год. И поставляю ее в город. К моим затратам на заработную плату, на электроэнергию, на отопление, на химикаты, на охрану и т.д. прибавляю амортизационные отчисления и норму прибыли. Всю эту сумму делю на количество поставленных кубометров воды и получаю цену одного кубометра. Далее делю кубометры на количество потребителей. И говорю: вот норма – 400 литров на человека в день по такой-то цене. Берете? Попробуйте отказаться, если на весь город только я один поставщик воды…
– Куда смотрит РЭК?
– РЭК смотрит в калькуляцию и начинает «поправлять» монополиста: социальная сфера – исключить; штрафные санкции, почему потребитель должен их оплачивать? – исключить. Я не придумываю, видел схожий документ и наблюдал, как РЭК «чистит» тарифы.
Вот недавний пример. В толщу масс просочилась информация о том, что Мосэнерго собирается повысить тариф на 40%. РЭК заявил, что больше, чем на 25% он не даст разрешения. Поэтому главная проблема в тарифах – обоснованность содержания тарифа. Коль нет рынка, то мы должны ясно видеть структуру затрат.
– В вашем примере – пресловутый затратный метод.
– В том-то все и дело! Вспоминаю свою работу в МАИ заместителем заведующего кафедрой по научной работе. Одно время я подписывал счета на оплату услуг вычислительного центра. Час машинного времени стоил, допустим, 150 рублей. В рамках темы выделялись деньги на оплату вычислительных работ. Но к концу 80-х начали появляться персональные компьютеры и количество пользователей ВЦ стало сокращаться. Издержки же работы машины были те же. Что стал делать ВЦ?
– Повышать стоимость часа машинного времени.
– Совершенно верно! Смотрю, у них время дорожает. На совещании спрашиваю, что происходит? Мне отвечают: пользователей меньше. В итоге, если останется один пользователь, он будет оплачивать все издержкиѕ
– Значит, если вам как монополисту придет в голову купить установку для очистки воды не за 10 тысяч долларов, а за 1 миллион, то это сразу же ударит по карману потребителя.
– Скажу больше: затратный метод – та самая, вымощенная благими намерениями, дорога в ад. Очередное доказательство разворачивается на наших глазах. Мосводоканал начинает акцию по установке счетчиков воды. Установка счетчиков – дело правильное. Более того, это надо делать не за счет Мосводоканала, а за счет потребителей, потому что мы с вами заинтересованы оплачивать только то, что потребляем. Но, начиная установку счетчиков, что, как уже было сказано, благо, Мосводоканал инициирует пагубный процесс. На первом этапе мы, действительно, получим возможность не только измерять потребленный продукт, но и регулировать его потребление. Как с электричеством: есть счетчик, много накрутило – поменял лампочки и попросил домочадцев не устраивать иллюминацию по вечерам. С водой аналогично: моешь посуду, зазвонил телефон, закрываешь кран и только потом снимаешь трубку…
Итак, мы начинаем сокращать потребление. А что издержки Мосводоканала? Они – те же. Что сделает монополист?
– Повысит тариф! Как и в случае с вашим ВЦ.
– Поэтому утверждение, что установка водомеров приведет к снижению наших затрат на воду – под вопросом: мы будем оптимизировать свое потребление и будем платить не за 320 литров на душу, а за реальное потребление, допустим, за 100 литров, но Мосводоканал для покрытия своих затрат будет повышать тариф, который, в лучшем случае, вернет нас к исходной денежной сумме.
– Нужно заставить монополиста снижать себестоимость продукции.
– Это очень серьезная проблема, более того, она не имеет однозначного решения. Скажем, была идея установить предельный уровень рентабельности – отношение прибыли к суммарным расходам. Но монополист легко находит схему выкачивания денег из кармана потребителя: увеличивает затратную часть, то есть, например, покупает ту самую установку за 1 млн. долларов. Может даже уменьшить рентабельность…
Можно идти по пути нормативного определения структуры затрат, то есть законодательно ее устанавливать: материалы, энергия, услуги связи, управленческий персонал, норма прибыли и проч. Жестко зафиксировать. Но есть другой вариант. Я видел его в США, в Индианаполисе, нас возили на городские очистные сооружения и на завод по сжиганию мусора – изучать опыт. Привезли и предупредили: вы увидете водоочистные сооружения, которые принадлежат городу, но управляет этим комплексом транснациональная компания, находящаяся во Франции, она выиграла конкурс на право эксплуатации. Условия конкурса просты: город выставляет стандарты качества воды и платит определенную сумму денег.
Взяв на вооружение опыт Индианаполиса, мы получили бы возможность оставить, для примера, систему Мосводоканала в городской собственности, а управляющая компания могла быть другой. А мы бы заключили с ней договор: вот стандарты качества воды, вот деньги. Как вы будете извлекать прибыль, нас не касается. И желанный эффект: деньги в наших руках и мы определяем тариф.
– Реально ли внедрить эту систему в Москве?
– Реально. Я вспоминаю тот же 1994 год. Тогда у нас был комитет по жилищно-коммунальному хозяйству, там мы ломали голову над проблемой вывоза твердых бытовых отходов. Я познакомился с опытом Лондона, где тоже долгие годы бились над этой проблемой, а потом решили, что вывозом могут заниматься те, кто выиграет конкурс, в том числе и муниципальные службы. В итоге проблема исчезла в кратчайший срок.
Прошло всего несколько лет. В Москве вывозом мусора занимаются частные фирмы, отбираемые по конкурсу, а в Питере – по-прежнему централизованная городская служба. Питер грязный город. У нас тоже есть грязные зоны, но это те районы, где местные власти по разным причинам не предъявляют требования к тем, кого они наняли вывозить мусор.
Кстати, о мусоре. В том же Индианаполисе мы, как я уже сказал, были на мусоросжигательном заводе, принадлежащем городу. Он тоже управляется иностранной компанией и тоже избранной по конкурсу. Знаете, что меня там поразило? Режим секретности! До Думы я работал в закрытом учреждении и знаю, что такое допуск, подписка – все это мне знакомо. Так вот, первое, что у нас изъяли, когда мы пришли на мусоросжигательный завод, были видеокамеры и фотокамеры. Затем нас заставили подписать документ (один экземпляр я даже взял на память), в котором записано обязательство человека, посещающего мусоросжигательный завод, никому и никогда не рассказывать того, что он там увидел, потому что все это является собственностью компании и т.д. и т.п.
Технология уничтожения твердых бытовых отходов на уровне секретного завода! Как извлекают прибыль – большой секрет. Технология – вот механизм извлечения прибыли. Помочь нашим монополистам понять эту простую истину – наша задача.
О нашем собеседнике:
Александр Николаевич КРУТОВ родился в 1946 г. Окончил Московский авиационный институт им. С.Орджоникидзе. Кандидат технических наук. Перед избранием в Московскую городскую Думу работал заместителем заведующего кафедрой Московского авиационного института. Депутат Московской городской Думы первого (1993–1997 гг.) и второго (1997–2001 гг.) созывов. Заместитель председателя Московской городской Думы с декабря 1996 г. по декабрь 2001 г.
16 декабря 2001 года вновь избран депутатом Мосгордумы.