«БАБКА-ЕЖКА» ЖИЛА ДЛЯ СЕБЯ
и получила по заслугам – одинокую старость
Таким людям можно посочувствовать, ибо нелегко им жить на свете. Но разве легче тем, кто оказывается рядом с ними?
Лимитчица
В Москву Шура приехала совсем молодой девчонкой. Красивой ее нельзя было назвать даже с большой натяжкой – грубоватые черты лица, да еще и с очевидной асимметрией. Не котировалась по тем временам и ее фигура: высоченная, мосластая, как у баскетболистки. В моде были похожие на Серову и Целиковскую. В родной деревне Шуру парни величали каланчой и предпочитали ей девушек, над которыми природа потрудилась с большим усердием и вдохновением.
В столицу Шура ехала не без тайной мысли о том, что в многолюдном городе легче найти суженого. Если б пошла работать куда-нибудь на стройку, может, так оно бы и случилось. Но девушка устроилась по совету землячки на фабрику, где мужчинами были только наладчики оборудования да начальники, зато конкуренток пруд пруди. Так что тайная мечта выйти замуж явью не стала.
Сначала, как все лимитчицы, Шура жила в фабричном общежитии – койкоместо в комнате на четверых, все удобства в конце длинного коридора, одна замызганная кухня на весь этаж, душевая в подвале, пропахшем плесенью. Когда через несколько лет каторжного труда Шура получила комнату в коммуналке, то почувствовала себя на верху блаженства. Это потом, позже, когда втянулась в застарелые дрязги между соседями, она увидела, что жизнь здесь не намного лучше общежитской. Но, во всяком случае, появилась возможность побыть в одиночестве, отдохнуть, пригласить гостей в любое время, а не так, как в общежитии – строго до одиннадцати.
Кроме того, теперь она могла считать себя настоящей москвичкой и даже надеяться на то, что когда-нибудь получит отдельную квартиру. Однако в надеждах на лучшее прошла целая жизнь, и после выхода на пенсию бывшая лимитчица уже не рассчитывала ни на какие особые перемены. Но когда началась приватизация, квартиры в их «сталинке» пошли нарасхват.
Коммуналка, в которой жила баба Шура, приглянулась «новому русскому», внезапно разбогатевшему в период экономического хаоса в стране. Он предложил расселение, и в результате наша героиня оказалась обладательницей отдельной однокомнатной квартиры в панельном доме на окраине Москвы, почти у самой кольцевой дороги. Большая комната, просторная кухня, раздельный санузел – живи да радуйся. Микрорайон хоть и новый, а все рядом есть: и магазины, и аптека, и почта, и поликлиника. Баба Шура, которой к тому времени было уже далеко за семьдесят, решила, что еще можно пожить в собственное удовольствие.
А еще она ощутила себя важным человеком, потому что квартира была ее собственностью, и она могла сама решать, кому оставить ее после смерти. Не хуже короля Лира баба Шура решила испытать на преданность двух своих внучатых племянниц, одна из которых жила в Смоленске, а другая – в подмосковном Подольске.
Непочтительная Наташка
На Новый год баба Шура, если здоровье не подводило, всегда ездила на родину в Смоленскую область, где жила ее младшая сестра Дуся. Когда не успевала после поезда на автобус до села, то ночевала в Смоленске у сестриной внучки Наташи. Та уже была замужем, растила маленького сына и временно не работала.
Баба Шура позвонила в Смоленск, пожаловалась Наташе, что, мол, сильно обострилась старая травма колена, не может даже в магазин спуститься, приходится соседку просить купить то хлеба, то молока. И это, мол, при живых-то родственниках! А потом спросила, не может ли Наташка на некоторое время приехать к ней пожить. Та ответила не сразу, сказала, что с мужем посоветуется и перезвонит.
Долго ответа ждать не пришлось – вечером того же дня Наташа позвонила и сказала, что приедет с Антошкой на пару недель. Баба Шура смекнула, что молодые наживку проглотили – не дураки, понимают, что престарелая родственница может быть им очень полезна, если оказать ей почтение. Своих детей и внуков у нее, мол, нет, а квартиру с собой в могилу не возьмешь. Если завоевать ее расположение, может, отпишет свою квартиру по завещанию.
Так ли это было или по доброте душевной приехала молодая женщина помочь бабе Шуре, трудно сказать, но уезжала она из Москвы досрочно и в слезах. В первый-то день, конечно, были взаимные любезности. А потом начались бесконечные замечания трехлетнему малышу, который ну никак не хотел сидеть смирно на диване, как старичок, и все время шумел, двигался, что-нибудь задевал, поскользнувшись на повороте, сдвигал половик в коридоре, хныкал, когда хотел спать, а баба Шура в это время смотрела свою любимую телепередачу. Задерганный неловко чувствующей себя матерью и суровой хозяйкой дома, мальчишка однажды не выдержал и с плачем закричал: «Ты бабка-ежка!».
Баба Шура неодобрительно покачала головой и сказала Наташе, что та не умеет воспитывать ребенка, вот у нее он был бы как шелковый. Наташа еле сдержалась, чтобы не сказать ей, что если б у нее когда-нибудь были свои дети, то и к чужим она относилась бы добрее и с пониманием. Молодая женщина изнервничалась не только от придирок крутой на характер родственницы, но и от того, что из незаклеенных окон постоянно дуло, малыш все больше простывал, а баба Шура категорически не разрешала законопатить щели.
В один из вечеров, когда хозяйка, усиленно хромая, пошла поболтать к соседской бабуле, Наташа все же на скорую руку заклеила оконные рамы. Она надеялась, что баба Шура не обратит на это внимания. Но та всегда сама вечером задвигала шторы, а потому сразу заметила перемену и стала ворчать, что в квартире совсем дышать нечем. Антошка плакал, лоб у него был горячий. Наташа мысленно ругала себя за то, что потащила сюда ребенка – ведь знала же из разговоров родственников, какая злыдня ее бабушка.
На следующее утро Наташа собирала сына в дорогу, а баба Шура, не дождавшись, когда они уйдут, демонстративно срывала бумажные полоски с оконных рам. Даже хромоту уже не демонстрировала.
Своевольная Людмила
Проводив до порога гостей, разочарованная баба Шура дождалась вечера и стала звонить в Подольск Людмиле. Та работала в Москве, поэтому иногда заезжала проведать старую родственницу. Правда, долго никогда не засиживалась, потому что дома ждала дочка-младшеклассница.
Пожить у бабы Шуры Людмила наотрез отказалась – не может же она оставить дочку одну или сдернуть ее с уроков. Зато предложила старой женщине пожить у них. Готова была попросить знакомого перевезти ее на машине – с больной ногой на общественном транспорте несподручно добираться.
Баба Шура наотрез отказалась покидать свою квартиру. С обидой в голосе и недвусмысленным намеком сказала Людмиле, что так, мол, и умру в одиночестве, некому будет квартиру оставить, чужие люди заберут.
Людмила не купилась. Сказала, что договорится с кем-нибудь из соседей за плату помочь бабе Шуре на время обострения травмы. Старая родственница и этот вариант отмела. Тогда Людмила пообещала договориться со своим начальником, чтобы неделю-другую поработать по полудня. Тогда она, мол, сможет каждый день заезжать к бабе Шуре на пару часов.
Впрочем, наблюдательной Людмиле хватило трех визитов, чтобы обнаружить, что старушенция прекрасно двигается как на правой, так и на левой ноге. Дай Бог каждому обладать в ее возрасте таким крепким здоровьем! Полушутя-полусерьезно Людмила сказала бабе Шуре, что, конечно, можно понять, что той скучно одной и хочется общения, но нельзя же, как маленькой девочке придумывать себе болячку, только чтобы с тобой все возились.
Героиня наша смертельно обиделась. На том они и расстались…
Эпилог
В свои восемьдесят пять баба Шура и сегодня выглядит еще бодрой и крепкой. Любит случайным знакомым пожаловаться на то, какие бывают родственники. Хотят, мол, чтобы им даром квартира досталась после нее, не желая приложить для этого никаких усилий. Рассказывает про Наташу, Людмилу и других своих родственников, на которых категорически нельзя положиться. Потом делится планами: в Сибири, мол, у нее есть какая-то очень дальняя родственница – вот возьмет да и отпишет квартиру ей. Чтобы близким родственникам неповадно было.