Отбойные молотки, хай-тек, кинематограф и немножко криминала
На этот раз мы решили изменить тесноте любимых переулков и выбраться на просторы, чтоб с высоты обозреть прошлое, настоящее… Нет, летать не будем, а просто поищем самую высокую точку, с которой так хорошо наблюдать за переменами. Но, оказывается, и самая высокая точка постоянно меняется. Присоединяйтесь, будем вместе разбираться, кто здесь самый-самый. Место действия – Сокольническая площадь.
Адовы будни
Мы встретились под аркой выхода из метро «Сокольники». Сегодня Лешина очередь быть экскурсоводом – он здесь жил.
– Ты когда-нибудь обращала на это внимание? – показывает он на зажатые в подмышках у вестибюля с двумя выходами черные полосы. – Я долгое время ходил и не всматривался, а потом заметил.
Теперь и я заметила. На многократно замазанном слоями черной краски барельефе вырисовываются фигурки с лопатами, отбойными молотками и прочими орудиями труда. Все вместе производит впечатление деловых буден рабочего ада.
В истории московского метрополитена сохранилась дата – 15 мая 1935 года, – когда отсюда, со станции «Сокольники», отправился первый поезд с пассажирами столичной подземки. Счастливым обладателем билета № 1 серии «А» стал москвич по фамилии Латышев. «Я ездил на линейке, конке, трамвае, а теперь дожил до метро!» – поделился он радостью с газетой «Рабочая Москва». Разве могли в то время представители пролетариата, фигуры которых повсеместно украшали город, иметь вид заработавшихся в аду чертей? Да и в последующие времена вроде не было нужды замазывать и развенчивать образы славных тружеников тыла – чай не священнослужители и не верховные правители. Загадка!
Пересекаем площадь по диагонали и направляемся к знаменитой пожарной каланче, когда-то гордо возвышавшейся над местностью. Каланча и вправду хороша. Светло-кофейная башня легко ввинчивается шпилем в голубое небо. Под куполом – круговая смотровая площадка. Пожарные каски по углам карнизов изящно дополняют лаконичный, полный достоинства силуэт.
Пожарная мечеть
– Была смешная история, – говорит Леша. – Есть у нас в семье знакомый гастарбайтер, мусульманин. Решил я его по городу поводить и назначил свидание в Сокольниках, у церкви, – машет он рукой в сторону храма Воскресения Христова. – Он вышел из метро, увидел каланчу, подумал: «О, вот оно!», и стоял там сорок минут в ожидании, пока я его не обнаружил. …Я каланчу, конечно, с церковью не путал, – продолжает он, – но для меня она тоже была важным зданием. В детстве, в середине семидесятых, в окрестностях не было ничего выше каланчи. С ней мог соперничать разве что райком партии. Только была она тогда не оштукатуренная, а просто красного кирпича. И я представлял себе, как хожу там наверху по смотровой площадке, на мне блестящая каска, и мне все-все видно. Я такой главный, верховный пожарный. А внизу все маленькие-маленькие.
О да, в прежние времена каланча была очень важной. В старой деревянной Москве пожаров боялись, извините за дурной каламбур, как огня. Население города несло «пожарную повинность», отрабатывало ночные дежурства – по одному человеку с десяти дворов, – а в случае форс-мажора все окрестные жители должны были явиться на место тушения со своими ведрами, топорами и баграми. Повинность отменили, когда в 1804 году была создана первая профессиональная пожарная команда. Чувствуете некоторую историческую закольцованность? Мы снова боимся пожаров, и на место их снова бегут мирные жители, только теперь уже добровольно, – со своими ведрами, пожарными рукавами и мотопомпами… Но вернемся во времена прогресса. В конце XIX века над зданиями полицейских частей, при которых помещались пожарные части, стали возводить башни-каланчи. Наверху, на обходной галерее, круглосуточно дежурил постовой, и если видел подозрительное – давал сигнал в помещение дежурной команды. Время на сборы с упряжкой лошадей отводилось 2–3 минуты. Прошли века, но и сейчас в здании по Русаковской улице, 26 располагается 12-я пожарная часть, хотя, конечно, прав был Окуджава:
С последней каланчи, в Сокольниках стоящей,
Никто не смотрит вдаль на горизонт горящий,
Никто не смотрит вдаль, все опускают взор.
На пенсии давно усатый брандмайор.
Черная кошка, хлебный люк
Можно было бы еще долго перечислять, чего больше не происходит в подвергшихся апгрейду Сокольниках, но я расскажу о другом. Неподалеку от каланчи, на Русаковской, 47/21, находилась булочная. Этот большой двухэтажный угловой дом с эркером, построенный на рубеже XIX и XX веков, принадлежал купцу Громову. Здание считалось одним из самых высоких, выше него была только каланча да храм Воскресения Христова в Сокольниках. Но местных жителей и тогда, и гораздо позже привлекала сюда не внушительность здания, а запах свежего хлеба.
– Его выгружали из хлебных фургонов в деревянных лотках и прямо в них, еще теплым, продавали, – вспоминает Леша. – А рядом лежали привязанные веревочками (чтоб не украли) вилки, которыми можно было потыкать в буханку, калач или булку – свежие ли. А как пах этот хлеб!.. – он замолкает, погрузившись в волнующие воспоминания. – А еще булочная была знаменита тем, что на ней, одной из первых, появилась надпись из стеклянных гнутых трубок, которые по вечерам зажигались.
В конце 70-х булочная прославилась на всю страну: отсюда, от того самого люка, куда выгружали привезенный с завода хлеб, Шарапова увезли в банду! Не знаю, с чем по популярности можно сравнить фильм «Место встречи изменить нельзя». Отечественный «Аватар»? Родной «Титаник»? Нет, пятисерийный фильм Говорухина по роману братьев Вайнеров «Эра милосердия», кажется, для отечества оказался гораздо более важен, чем все мировые киношедевры вместе взятые. До сих пор существуют сайты, где народ с азартом доказывает, где какой эпизод был снят, и ловит создателей на ошибках, когда вместо положенного действием 1945 года в кадре оказываются реалии 70-х – то «современная» телефонная будка, то номерной знак, то здание, которому так и хочется сказать: «Вас тут не стояло!»
Засветились в истории поимки банды «Черная кошка» и Сокольники. Вот Шарапов ждет у знакомого вестибюля метро юную Варю, в кадре еще видны двухэтажные домики. Ну и наконец сцена у булочной, где его под дулом пистолета заставляют сесть в хлебный фургон и везут в банду. Представляете, какой гордостью переполнялись взволнованные сердца зрителей родом из Сокольников?
Дом был снесен в 1980-х, вскоре после выхода фильма, вместе с соседними постройками. Но место еще долго оставалось «хлебным»: сюда приезжала машина с завода, с которой продавали теплые буханки и батоны. Теперь это место известно магазином «Мир кожи и меха в Сокольниках».
Слепые поют
Вот еще одна из самых высоких (в свое время) местных достопримечательностей – храм Воскресения Христова. Возвышаться он, понятное дело, над местностью перестал, но взгляд притягивает. Есть в нем что-то необычное, выделяющее из ряда православных церквей, порой похожих на румяных красавиц с картин Кустодиева. Возможно, холодный, как дресс-код секьюрити, колер? Долгие стены цвета разведенного моря, по которым скользишь и скользишь взглядом вверх, пока не натыкаешься на узкий пенал так же бескомпромиссно и бесконечно тянущегося вверх окна. Белая окантовка. Черные купола. Старожилы утверждают, что раньше в них, куполах, отражалось солнце, и был храм светло-золотой, а черными все они, кроме самой верхней маковки, стали после реставрации 90-х годов – мол, дорого золотить было.
Храм считается самым молодым и необычным из московских Воскресенских церквей: он был последним православным храмом, возведенным в дореволюционной Москве. Кстати, алтарь ориентирован не на восток, как обычно, а на юг – в сторону Палестины, родины Христа. Легенда гласит, что в начале XX века был великолепный хор слепых и будто бы специально для них построили церковь с такой замечательной акустикой. Доподлинно же известно, что в церкви действительно пели слепые. Сейчас же она просто славится одним из лучших в городе хором. Но необычность храма в другом: он один из очень немногих не закрывался в советское время. В результате сюда, под эти своды, начиная с 20-х годов, несли драгоценные иконы, чудотворные святыни из других, разрушенных и заколоченных храмов.
Идем вокруг, заглядываясь на ажурные, черные, чуть позолоченные по краю кружева у края крыши. Мимо проглядывающих из реставрационных лесов нимбов и ликов. Вдоль деревянного дома причта с вывеской: «Нотариус». Бьет колокол. Сворачиваем за угол. Ищем взглядом колокольню. Она обнаруживается неожиданно низко. Вот они, мал-мала меньше, тяжелые, языкастые, лениво качаются, послушные худой руке звонаря: бам-м-м!..
Выскальзываем сквозь калитку на узкий, совсем стиснутый церковной оградой тротуар. Идем вдоль церковного садика, стиснутого с двух сторон – и с улицы, и со стороны храма, – заборами. Недоумеваем: как же за ним ухаживают? Где тут вход?
– А знаешь, раньше ведь в сад можно было войти, – вспоминает Леша. – Здесь был большой автобусный круг, и люди, пока ждали автобуса, часто сидели на лавочке у церкви. О, вспомнил историю! Как я стал автобусным космонавтом. Рассказать?
– Конечно!
– Мне было лет пять-шесть. Мама ушла в магазин, а меня оставила в скверике. Я был самодостаточным ребенком. Сидел на берегу большой лужи, делал в ней прутиком волны – масса впечатлений. Но краем глаза видел, как приезжают-уезжают автобусы. Не просто с одинаковыми номерами, а одни и те же. И я подумал: можно сесть в автобус, совершить кругосветное путешествие и приехать обратно! Турникетов тогда никаких не было, только кассы, куда каждый кидал монетки и сам откручивал себе билетик. Я поехал. Решил быть космонавтом автобусного космоса. Был очень страшный момент, когда автобус приехал на другую конечную и все вышли. Но я спросил водителя: мы обратно поедем? И он меня успокоил. Вернулся на площадь, где застал мою несчастную мать в толпе сочувствующих и слезах. Я, конечно, чувствовал себя виноватым, но был очень горд.
Кабаре с элементом марксизма
Мы останавливаемся, разговариваем, сворачиваем куда-то, переходим дорогу…
– Леша, я теряю ориентацию!
– Тогда давай вернемся к метро. Тут все очень просто.
Становимся спиной к барельефу с черными пролетариями. Перед нами аллея, ведущая в парк «Сокольники», она же – середина Сокольнической площади.
– Смотри, здесь все абсолютно симметрично! – Леша, как заправский гид, показывает одновременно направо, где дом с магазином «Зенит», и налево – на его зеркальное отражение. – Сначала построили вот эти громадные дома по обе стороны, и каланча тогда потерялась на их фоне, стала совсем игрушечной. В них, конечно, жили всякие важные шишки. Там такие гигантские коридоры, такие подвалы…. Потом, в лихие 90-е, бульвар стал торговым, был уставлен лотками и палатками до самого парка. А затем, опять же по обе стороны, построили торговые центры «Русское раздолье» и всю торговлю упихнули туда. Что ты смеешься? Они правда так называются.
Не знаю, как насчет русского раздолья, но уж велосипедистам и байкерам здесь раздолье точно. Кроме крупнейшего в Москве веломагазина «Зенит», здесь и прочих торговых точек со всякими ездящими железками немерено. А гигантский подвал одного из тянущихся вдоль площади гигантских домов зовут попросту байкерским рынком «в Соколях» и утверждают, что там можно найти все: и клаксон, который накачиваешь насосом, а потом сигналишь, как грузовик, и какую-то хитрую особо прочную защиту для скутеристов, и движок на мотоцикл «Урал» 60-го года выпуска. А вот насчет «всю торговлю упихнули туда» Леша погорячился. Нашу торговлю голыми руками не возьмешь. Вокруг магазинов, на газонах, бордюрах сидят многочисленные дядечки с колесами, шлемами, ободами и еще какими-то неподдающимися моему описанию, но явно необходимыми железяками.
По правую руку от нас краснеет в кольце трамвайных рельс бывший театр «Тиволи», он же кинотеатр «Луч». В 1920 году здесь выступил Ленин, и этого было достаточно, чтоб открыть в бывшем кабаре университет марк-сизма-ленинизма. Но все вернулось на круги своя: в нынешнем Доме молодежи снова танцуют и смотрят кино. Только в интерьерах осталось что-то неистребимо марксистское и ленинское.
Сбоку – бесплатно
Наконец-то мы перестаем, как загоняемая охотниками лиса, метаться из стороны в сторону в поисках достопримечательностей и спокойным прогулочным шагом идем вперед по аллее к центральному входу парка «Сокольники». Вот уже виднеется забор и надпись: «Касса»…
– Надеюсь, ты не собираешься покупать билеты? – интересуется Леша.
Теряюсь. Обычно если в то место, куда иду, требуется покупать билеты, то я их покупаю. А в «Сокольники», как известно, по выходным вход платный.
– Пойдем, – тянет Леша куда-то вправо, вдоль ограды, а по дороге рассказывает: – Платным вход сделали в 2004 году. Даже у боковых калиток поставили охранников. Представляешь, как все жители возмутились? В заборе, конечно, появилось множество дырок, их заделывали, появлялись новые… В конце концов, устав от борьбы, оставили платным только центральный вход, а с любого боку можно войти без всяких билетов.
И мы действительно вошли. В обычную калитку. Как заправские местные жители. А здесь время как будто остановилось. Все так же зазывают за призами в палатки мини-тиров, катает детишек пони. Едет детский расписной паровоз, неспешно крутится колесо обозрения… Разве что промчится стремительный роллер, но и то эка невидаль – конькобежцы тут были и раньше. Аляповатый рисунок на фанере у аттракционов заставляет вспомнить: когда-то здесь расписывал подобные щиты отчисленный из художественного училища Анатолий Зверев. Тот самый гениальный нищий бродяга, большую часть жизни проведший в психушках, которого Пикассо назвал лучшим русским рисовальщиком, а Фальк говорил о нем, что живописцы такого калибра рождаются раз в столетие. И вот пока он тут под неудовольствие директора рисовал своих причудливых зверей и птиц на стенах детского городка, знаменитый мексиканский художник Сикейрос присудил ему золотую медаль на международном фестивале.
Идем вглубь, мимо бесконечных рядов шашлычных, напоминающих веселый суетливый советский юг – без особых изысков, но в охотку! А вот в зелени притаилось фундаментальное синее здание в стиле советский ампир, это широко известный в узких кругах ресторан «Фиалка». Здесь, к примеру, каждое первое воскресенье марта праздновала начало весны юная Пугачева. Но более интригует другое. Ресторан этот фигурировал не только в детективах – Марининой, Незнанского, – но и в оперативных сводках. Так, его очень любил прототип Кирпича из все того же «Место встречи изменить нельзя», в миру Александр Прокофьев или Саша Шорин. В общей сложности он провел в лагерях и тюрьмах 20 лет, а в последние годы (умер он в 2003 году) считался лидером сокольнической преступной группировки.
Мы, конечно, как водится, посидели в парковом кафе, попили кофе, поговорили о высоком. Мол, теперь церковь и каланча в загоне, а над Сокольниками доминируют гостиница «Холидей Инн» и донстроевский дом на Русаковской в стиле хай-тек – его вон даже с Лосиного Острова видно.
– А помнишь эту байку про Наполеона? – в утешение обратилась к истории я. – Когда статный адъютант решил помочь императору поправить неровно висящую картину: «Ваше величество, позвольте мне – я выше». «Вы не выше, вы – длиннее», – обронил в ответ император. Так что они не выше, Леша, нет, и не уговаривай!
Так мы, не сходя с места, пришли к консенсусу.