Господин оформитель
В Ермолаевском переулке до сих пор красуется дом № 28 в стиле модерн – это особняк Федора Шехтеля.
Средневековый замок
Здание собственного особняка великий архитектор Федор Осипович Шехтель спроектировал в 1896 году в формах английской готики. Дом – своеобразная уменьшенная модель средневекового замка. Он будто сложен из самых разных фигур – прямоугольного корпуса с высокой двускатной крышей, полукруглой башни, башни лестничной… Декоративное оформление лаконично: фасады облицованы керамической плиткой, имитирующей светло-коричневый кирпич. Интерьеры оформлены в готическом стиле – деревянные балки, камин, украшенный лепниной, кованые решетки, цветные витражи из резного хрустального стекла, великолепная резная деревянная лестница. Над входом – мозаика, выполненная по рисунку Ф. Шехтеля. Это три состояния ириса – молодость цветка, его расцвет и увядание. Здесь же – дата постройки и инициалы владельца дома.
Особняк огорожен кованой решеткой с растительным орнаментом, так типичным для модерна. Сегодня здесь обосновалась резиденция посла республики Уругвай.
Шедевры Шехтеля
Шехтель был одним из лучших среди московских зодчих конца XIX – начала ХХ века. Достаточно взглянуть на другие построенные им здания. Это застывшая в камне музыка, неподражаемая поэзия линий и объемов. Пройдитесь по шехтелевской Москве, взгляните хотя бы на некоторые из его шедевров, возведенных в городе (всего их 50!), и вы все поймете.
Вот эти шедевры и их адреса: особняк З. Морозовой (улица Спиридоновка, 17, ныне Дом приемов Министерства иностранных дел), особняк С. Рябушинского (Малая Никитская улица, 6/2, ныне Музей-квартира М. Горького), Московский художественный театр (Камергерский переулок 3, строение 1), Ярославский вокзал (Комсомольская площадь), особняк А. Морозова (Подсосенский переулок, 21), особняк А. Дорожинской (Кропоткинский переулок, 13), особняк М. Кузнецова (проспект Мира, 43)…
Виртуоз карандаша
В молодости Шехтель иллюстрировал книги и журналы, рисовал театральные афиши, обложки для нот, меню для торжественных обедов, создавал эскизы театральных декораций и костюмов, разрабатывал проекты праздничных народных гуляний… Наконец к концу 1880-х годов он понял, что архитектура – главное дело его жизни.
Творчество Шехтеля – это вихрь архитектурных стилей. Он начинал строить в «русском стиле», потом – модерн, неоклассицизм, рационализм, ампир, смешение стилей. Он создал свой город в городе – особняки, доходные дома, типографии, детские приюты, гостиницы, вокзалы, магазины, банки, типографии, учебные заведения, театры, общественные заведения, дачи, храмы, даже надгробные памятники…
«Виртуоз карандаша», – так прозвали Шехтеля современники. Он не только проектировал великолепные здания, их интерьер не менее занимал его творческую мысль. В единый ансамбль внутреннего убранства особняка он соединял спроектированные им витражи, светильники, скульптуру. Мебель, занавеси, утварь. Цвет и свет для него – одна из главных составляющих возводимого дома. Оттого окна его особняков всегда оригинальны.
Шехтель – поэт в архитектуре. В 1916 году он писал: «Здоровый человек ищет в искусстве антитезу к той скучной действительности, которая утомляет и истязает душу. Искусство должно дать радость и праздничное настроение душевному глазу – столько же интеллигенту, как и народу, и рабочему».
Мастер не представлял жизни без каждодневной напряженной работы. Он пишет 15 марта 1893 года своему близкому другу А. Чехову: «Работаю я очень много, впрочем, одно это меня и удовлетворяет и делает более или менее счастливым. Я уверен, что без работы я был бы никуда не годен – как часы, не заводимые аккуратно и постоянно».
Внучка архитектора, художница М. Лазарева-Станищева, вспоминала, что дед трудился с упоением. Запершись в кабинете, иногда по несколько суток не выходил даже к столу. Любимые им бифштексы приходилось просовывать ему в чуть-чуть приоткрытую дверь.
После многодневного труда художник любил передохнуть. Всегда элегантный, даже дома, меняя костюм на махровый халат, он не расставался с галстуком-бабочкой, любил хорошо поесть, выпить шампанского, перекинуться в картишки, послушать музыку. Был страстным поклонником и проповедником Красоты и Доброты: «Я исповедую только Бога любви. Для меня нет Бога карающего. Мой Бог все понимает – следовательно, все прощает».
Шехтель каждый год бывал за границей. «Люблю и люблю промежуточные жизненные состояния, – записывает он в дневнике. – Поэтому всегда так стремился путешествовать. Едешь куда-то, цель впереди, пока никаких обязанностей, никакой ответственности».
Любил он бывать и в компании многочисленных друзей – основателя крупнейшего музея русского искусства П. Третьякова, художника И. Левитана, директора Московской консерватории Н. Рубинштейна, артистов Художественного театра… Ну а самым близким среди них был А. Чехов. Шехтель познакомился с ним еще в 1879 году и стал одним из первых его пациентов, когда у того еще и своей клиентуры не было. В 1886 году Федор Осипович оформил виньетками первый сборник писателя – «Пестрые рассказы». В память об умершем друге он спроектировал библиотеку-музей Антона Павловича, которую построили в Таганроге в 1910 году.
Не у дел
Напряженная работа мастера продолжалась до 1917 года. И вдруг впервые… ее нет. Октябрьская революция выдвинула вперед других архитекторов. Прежние оказались за бортом новой жизни. Все последние проекты, сделанные Шехтелем, остались лишь на бумаге.
Лучшего архитектора конца XIX – начала ХХ века выселили из собственного дома, ему пришлось переехать в коммунальную квартиру к дочери на Малую Дмитровку. Уже тяжелобольной он мечтал об одном – работе. И чтобы после его смерти родные смогли бы выжить.
За три месяца до смерти Шехтель пишет близкому другу И. Сытину о своей великолепной коллекции художественных ценностей, что вынужден ее потихоньку распродавать: «Я съел еще в прошлом году картины И. И. Левитана «Дорожка» и «Муза» М. А. Врубеля». Один из самых обеспеченных архитекторов, строивший особняки знаменитым московским миллионерам, умирал в нищете. «Я ничего не могу есть, ослаб до того, что не могу сидеть; лежать же – еще хуже; у меня остались одни кости да пролежни. Очевидно, я должен умереть голодной смертью, – сообщает Шехтель Сытину. – Вы меня не узнаете, мне кажется, у меня на лице один только нос… У меня даже нет средств на лекарства».
Голодно, холодно; немощной жене 67 лет, у дочери туберкулез легких. Смерть вот-вот явится за ним, а вокруг – несметные коллекции, собранные за полвека неустанного труда. Но в Москве тех времен людей интересует хлеб, а не живопись. И Шехтель с последней отчаянной надеждой обращается к Сытину, думая уже не о себе, а о родных, которые останутся жить после его скорой смерти: «Чем они будут существовать – я не знаю. Нищенствовать при таких ценностях – более чем недопустимо. Продайте все это в музеи, в рассрочку даже, но только, чтобы они кормили жену, дочь и сына Льва Федоровича!»
Великий московский зодчий Федор Шехтель нашел свой последний приют на Ваганьковском кладбище, слева от могилы художника А. Саврасова.