Странная Таня
В котле булькают и лопаются разноцветные пузыри. «Ладно, попробуем!» – решает Таня и подливает еще ровно на три булька синей жидкости. Затем кидает таинственного вида узелки – по всему видно, что пора. Натуральная Гингема из «Волшебника Изумрудного города» – мышечки, змейки… Только гораздо симпатичней.Вареный крокодил
Конечно, на электрической плитке стоит не котел, а обычный бак для кипячения. Тоже, впрочем, вещь вполне раритетная. В нем, приобретая разнообразные оттенки, варятся ткани. Одна из Таниных ипостасей – художник по росписи шелка. Отсюда и любовь к этим самым «бульк-хлюп-ш-ш-ш…» Или наоборот: от любви к всяким опытам возник в ее жизни батик. Потому что здесь результат всегда непредсказуем.
Тканей, в кусках и отрезах, некрашенных и цветных, – видимо-невидимо. Хотя, по Таниным понятиям, их осталось мало. Раньше, на старой квартире, они занимали целый стеллаж. Теперь умещаются на нескольких полках. Тот еще Гобсек!
Перед крашением ткань надо особым образом связывать. (Чем хитрей завяжешь, тем интересней выйдет узор). Как-то раз получилось что-то похожее на крокодила. Он теперь висит у зеркала на стене.
Батик бывает «горячий» и «холодный». В первом случае на водяной бане растапливается воск, во втором – резиновый клей, бензин и парафин. (Представляете, каково такое выдержать стороннему наблюдателю?) Эта смесь необходима для контура рисунка, который наносится на ткань.
А вот и результаты работы «адской кухни»: черный как смоль манекен, которому чертовски идет расписанное тончайшими иероглифами платье в охристо-ультрамариновых тонах, а также шелковые шарфики и парео, художественно развешанные на стенах.
А-ля «бабушкин сундук»
В «большой комнате» – 3,5х3 – преобладают теплые тона. Будь то синий, зеленый – все равно, как будто в меду плавают. Широкий матрац на полу покрыт лоскутным покрывалом. На нем стильно разбросаны такие же, в разноцветных квадратах, подушки. Творить лоскутные полотна – довольно кропотливое дело. Эти пять наволочек были созданы в состоянии аффекта за ночь – когда что-то в жизни не заладилось. Видимо, сказывается «тяжелая» бабушкина наследственность – ее лоскутных изделий, вышивок и прочего творчества у Тани не счесть.
Последнее произведение бабушки – оплетенное бисером деревянное яйцо невозможной красоты.
Противоположная от окна стена отдана коже – на манер коллекции оружия развешаны «фенечки» – под дерево, керамику, с камушками, бахромой… Работа с кожей – ее обработка, гравировка, нарезка тончайшей бахромы – требует терпения и твердой руки. Таня одинаково непринужденно орудует пробойником, резаком и тончайшим скальпелем. «Фенечки» тоже повторяются редко – все больше эксклюзив. И в основном раздариваются друзьям – кому что на сердце ляжет.
Сова из Кеника
В просторной комнате на «Пролетарской» клен смотрел в окно. Смеялась со стены вся в горохах перламутра сине-красная рыба. Плыл от балкона в потоке сквозняка тончайший горьковатый запах донника. Там она родилась и там с многолетним детско-юношеским перерывом на Кенигсберг – бабушка, дедушка, море! – жила в привычном творческом беспорядке. (Привыкнуть привыкла, но до сих пор ностальгически вздыхает: «Мой Кеник!..»)
Считается, что художник обязательно должен иметь мастерскую. Мол, творить прекрасное дома, где приходится думать о том, чтоб не заляпать пол, стены и новые штаны, немыслимо. Так же, как и жить среди кусков глины, с холстами на полкомнаты и вечным запахом растворителя. Тане всегда хотелось иметь собственный дом, где никому не мешали бы разбросанные по комнате лоскутки и куски кожи, не требовалась бы срочно плита для приготовления обеда и где нашлось бы место постоянно рождающимся из подручных средств диковинным существам, которые в конечном счете и создают милую сердцу домашнюю атмосферу. В общем, разъезд с родными назрел.
Размен
«Трешка» в затрапезной 9-этажке разменивалась со скрипом. Плюс к двухкомнатной квартире в том же районе для родных возникал то домик с печным отоплением в глубоком Подмосковье, то комната в неправдоподобно доисторической коммуналке, где в конце длиннющего тоннеля чернел «ход для прислуги», то первый этаж в отдаленной новостройке без надежды на телефон.
Затем появилось это – бывшее общежитие на самой окраине столицы, так называемая «квартира гостиничного типа». Особенно впечатляли коридоры, пронзающие насквозь все три подъезда. С торчащей из стен ржавой арматурой, неожиданно белыми осколками штукатурки, покрытые, как в фильмах про ужасы тюрьмы, грязно-зеленой темной краской. И двери, двери, двери…
– Не вздумай, – говорила подруга Люська. – Туда на перекладных неделю добираться. Тебя занесет снегом. Будешь, как медведь в берлоге, спать до весны. И потом – представь эту публику. Одной и в подъезд зайти страшно. Две комнаты, ха! На все про все 24,5 метра. А кухня, совмещенная с прихожей? Электроплитка на две конфорки прямо у входной двери?..
– Зато это будет МОЯ квартира, – как завороженная, повторяла Таня.
Так оно и случилось.
Манекен на крыше
Когда собирала вещи, обнаружилась куча всякого необходимого, с чем расстаться никак нельзя. Старая отданная приятелем кожаная куртка, из которой получаются такие изумительные шнурки для фенечек. Болванка для шляп. Гипсовая голова. Пучки сухих трав и все те же многочисленные отрезы. Бесчисленные папки с рисунками. Большая корзина деревяшек, выброшенных морем в Кенигсберге. Два чайника камешков оттуда же.
И, конечно же, великолепный чернокожий манекен, найденный Таней в подворотне на Фрунзенской. Он выглядел так одиноко и безнадежно среди пивных банок и обрывков газет, что сердце ее не выдержало. При переезде в машину он не влез, был прикручен сверху, на крышу, и ехал через всю Москву в гордо развевающемся «египетском» платье.
Зигфрид любит Гонобобель
В квартире с прогибающимися при каждом шаге полами таилось немало неожиданностей. Например, там очень комфортно себя чувствовало семейство крыс – Зигфрид, Фелиция и Чучундра. Зигфрид имел привычку неожиданно возникать на пороге комнаты и меланхолично наблюдать оттуда за застывшей в ужасе новоселкой. Крысами съедалось случайно оставленное яблоко, «рондо» для освежения дыхания и резиновый клей, для заманивания в который – чтоб прилипли! – было изведено немало качественных тефтелей.
Как-то поутру обнаружилось, что от букета «негонобобеля» остались только голые ветки. ( История их такова. Однажды, бродя по болотам под Тверью, Таня обнаружила незнакомый кустарник, имеющий тонкий, ни на что не похожий запах. На все попытки узнать у местных, что это за растение, ответ был один: «Да Бог его знает! Ну уж точно не гонобобель!»)
Борьба с крысами была явно не равной. Но, как ни странно, Таня победила – доказала, что хозяйка квартиры она.
Джин, горячка и сестра собаки
…Когда проходишь в «спальню», висящая в проеме Туземка кокетливо дрыгает изящной ногой. Ростом в полдвери, как положено, с дредами, задорной юбчонкой – ничего себе девушка! Выглядывает из-за букета засушенных ноготков любопытный Джин. На полке у окна – Черно-Белая Горячка, Голубая Мухомориха, Квазя, Летунчик, Пуговичник. Все – единственные в своем роде. Количество «жильцов» все увеличивается. Они присматривают себе места для жизни на подоконнике и полках. В последнее время, в связи с дефицитом площади, стали пробираться на кухню и робко заглядывать в ванную.
Входящие гости при виде кукол дружно делают: «Ах!» Танина прожектерская мечта – пустить производство на поток. Сделать десять (ну хотя бы пять!) Тигрюш, Инопланетянок, Бабушек, ловящих бабочек. Потому что из магазинов, нуждающихся в авторских вещах, звонят, кукол просят. Но как отдашь единственного? Ну а потом – обычная история! – вместо того, чтобы сделать копию Сестры Собаки, Таня сотворила совершенно нового Инженера. Которого, в свою очередь, отдавать жалко…
Ну, и откуда взяться деньгам? Так что единственный источник постоянного заработка – обучение желающих батику. На выходящую в итоге сумму особо не разгуляешься, и Таня с удовольствием внимает энергичной подруге Люсе, которая рассказывает, сколько бы она могла заработать, если бы… И в итоге дарит ей любимое парео – «Банановое дерево». За заманчивую перспективу.