«ЕСТЬ У МЕНЯ БРАТЕЛЬНИК,
ну выпивоха, ну алкоголик…»
Перспектива оказаться в одной квартире с многочисленными родственниками алкоголика, которые обещают занять практически всю квартиру, в «глыбокой» ванне солить огурцы, и по пьянке резать не больше одного-двух человек, испугала господ Мордатенковых. И они принялись холить и лелеять свою интеллигентную соседку.
Увы, герои нашего рассказа, видимо, не были знакомы с творчеством великого артиста…
В тесноте, да не в обиде
Дом был построен в начале 50-х: типичная «сталинка» – с большими комнатами, высоченными потолками и коридорами, по которым можно гонять на велосипеде. Центр города: рядом – театр, из окон видна Волга.
Петр Петрович Иванов поселился здесь, когда женился на Анне Ивановне, мастере ткацкой фабрики. Сам он работал в рембыттехнике, считался отличным специалистом по ремонту телеаппаратуры. У Анны Ивановны был сын от первого брака – тихий и послушный Юра.
В конце 50-х Ивановы занимали в коммуналке одну комнату, и им ее вполне хватало. Люди в те годы были не избалованы. И с соседями повезло. Все были примерно одного возраста, зимой вместе ходили в лыжные походы, летом купаться на Волгу, а в праздники сдвигали на кухне столы и устраивали веселые застолья. Впрочем, до шумных гулянок дело не доходило – все было очень скромно и достойно. Петр Петрович был аккуратистом во всем, в том числе и в отношении своего здоровья: каждое утро педантично обливался холодной водой и делал зарядку.
Вскоре одним из соседей дали отдельную квартиру, коммуналка дружно отметила новоселье, а в освободившуюся комнату вселились Ивановы – их как-никак было трое, а в другой семье еще только ждали прибавления.
Одиночество
…Шли годы. Юра вырос, отслужил в армии, женился и ушел жить к жене. Родилась внучка Ирочка. Анна Ивановна стала все чаще болеть и задумываться о том, как было бы хорошо, если б было можно оставить свое жилье Ирочке в наследство. Поскольку в те годы о приватизации и не слышали, было лишь два варианта – либо обменять коммуналку на два разных жилья и одно отдать внучке, либо прописать девочку к себе. Но об обмене Петр Петрович слышать не хотел, а Юрина жена вот-вот должна была получить новое жилье от завода, а потому ни о каких прописках-выписках речи идти не могло: «Вот получим квартиру, тогда и пропишем». Петр Петрович в этих разговорах не участвовал – внучка была ему не родная, с Юриной семьей он почти не общался, но в принципе против этого варианта не возражал.
Человек предполагает, а Бог располагает. Скоропостижно умерла Анна Ивановна. Юра после похорон пару раз заходил к отчиму, а потом пропал. Устроился на другую работу – дальнобойщиком, дома бывал редко.
О том, что Юра погиб в аварии, Петр Петрович узнал случайно – от знакомых, Юрина жена даже не сочла нужным сообщить ему об этом. Петр Петрович почувствовал себя оскорбленным – он по-своему любил Юру. И когда Юрина жена однажды появилась у него на пороге и заговорила о том, что было бы неплохо прописать Ирочку к нему, он просто выставил женщину за дверь.
«Ну и живи тут один, – в сердцах сказала женщина, – сляжешь, от нас помощи не жди!»
Но Петр Петрович, несмотря на то, что ему исполнилось 75, на здоровье не жаловался, как и в молодые годы с ранней весны до поздней осени ходил купаться на Волгу, занимался зарядкой. И быт его не сильно донимал. В общем, понемногу он приспособился к одиночеству. К тому же его иногда навещала племянница.
Проволока в супе
И все бы ничего, если б не новые соседи – Остаповы. Они вели себя как полные хозяева квартиры. Вещи старика из совместной кладовки выбросили: «У тебя две комнаты – есть где барахло хранить!». Коридор и санузел мыть категорически отказались: «Тебе, дед, все равно делать нечего, вот и потрудись!». На кухне занимали сразу все конфорки: «Подождешь, куда тебе спешить!». Развели грязь и тараканов, чего в квартире не было отродясь. И на все попытки Петра Петровича образумить их отвечали хамством.
Тогда Петр Петрович написал на соседей жалобу в ЖЭК. В коммуналке побывала комиссия, соседей пристыдили, и на сем все и закончилось. После этого Остаповы озлобились. Сыпали соль в суп. Запирали в туалете. Уходя на работу, выворачивали пробки.
Однажды Петр Петрович услышал, как соседка, думая, что его нет дома, обсуждала с приятельницей свой квартирный вопрос.
– Этот чертов дед занял две большие комнаты, а мы втроем вынуждены ютиться на 16 метрах! – возмущалась она.
– Ну, ничего, потерпите, – сочувствовала ей товарка, – он старый, долго не протянет!
– Как бы не так! Он за здоровьем следит!
– А ты ему в супчик-то мышьяку подсыпь! – смеясь, предложила соседка…
Жить с соседями для Петра Петровича стало совсем невмоготу. К тому же мысли о том, что его и вправду могут отравить, постоянно преследовали. Однажды он обнаружил в своей кастрюле с кипящим супом медную проволоку. Он слышал, как одна женщина, чтобы избавиться от опостылевшего мужа, клала в суп монетки. И несчастный скончался в страшных муках. Была ли проволока в супе просто хулиганской выходкой соседей или коварными планами отравителей, выяснить не удалось. Соседи лишь посмеялись ему в лицо: «У тебя, дед, крыша едет!»
Больше всех донимала Петра Петровича дочка соседей – шестнадцатилетняя Марина. Она просто устроила «сафари» на старика: толкала в темном коридоре, заставляла его дверь стиральной машиной, и он вынужден был выбираться через окно, благо жили они на первом этаже. Как-то раз, когда Петр Петрович, как обычно, после бритья споласкивал на кухне опасную бритву, девица фурией кинулась к нему, сунула его голову под кран с холодной водой и заорала: «И чтоб больше никогда не мыл здесь свою поганую бритву!». Петр Петрович, пытаясь вырваться, взмахнул рукой и порезал Марине руку. Соседи написали заявление в милицию и деда несколько часов продержали в «обезъяннике». Но, слава Богу, разобрались во всем и отпустили. Соседи же с тех пор стали пугать его тюрьмой и провоцировать на неадекватные действия: «Второй-то раз тебе уж не поверят, упекут куда следует! А из тюрьмы-то ты точно не выйдешь!».
И Петр Петрович понял, что медлить нельзя. Его племянница предложила съехаться с семьей своего сына – те жили втроем в однокомнатной квартире. Люди спокойные, интеллигентные, да и родня в конце концов. Петр Петрович согласился. Племянница быстро нашла вариант обмена. Они поселились в четырехкомнатной квартире, и хотя Петру Петровичу досталась небольшая, по сравнению с прежними, комнатка, зато он обрел, наконец, столь желанный ему покой.
Коммунальные заложники
А на его место въехали отец с двумя взрослыми сыновьями. Все трое сильно пили, сыновей из-за этого бросили жены, а дети не хотели с ними знаться. И на новом месте они продолжали разгульный образ жизни. Драки, шумные разборки стали обычным делом в квартире. Остаповы пытались их приструнить, но получили тумаков и ушли зализывать раны в свою комнату, из которой старались пореже выходить. Ситуация поменялась – теперь коммунальными заложниками были они. Нигде не работавшие молодцы за плату брали на хранение товар с базара, и весь коридор был заставлен ящиками с гниющими фруктами, а затем и вовсе устроили из одной комнаты публичный дом, где за бутылку водки предавались любви жгучие рыночные торговцы и их пассии. Остаповы позвали участкового, но после этого ночью кто-то под их дверями разжег костер… И они поняли, что бороться бесполезно. Остаповым пришлось переехать жить к теще, потому как вечно пьяные братья не давали проходу Марине, и родителям стало просто страшно за нее. Как они жалели теперь о тихом и безобидном Петре Петровиче. Но назад ходу не было!
А тут и правительство подоспело с разрешением приватизировать коммуналки. Правда, Остаповых это долгожданное известие уже не радовало. Комнату продать теоретически можно, только купить ее согласится разве что сумасшедший.
…Марина Остапова теперь каждый день проходит по бывшей своей улице на работу. Смотрит на заколоченные фанерой окна соседей. Иногда заглядывает, чтоб проверить, не сорвали ли в очередной раз пломбу с их опечатанной комнаты. И уходя, ругает на чем свет проклятых пьяниц…