Прогулка вверх
У каждого свой центр, точка отсчета, – в зависимости от особенностей биографии. Для меня, например, Пушкинская площадь центральнее Красной – там роднее. Потому и решила начать путешествие по Большой Дмитровке от Охотного ряда, двигаясь в сторону любимых мест. Все вверх, вверх и вверх.
Фэйс-контроль в Благородном собрании
Выйдя из высоких дверей метро на Дмитровку, сразу чувствуешь – это Москва. Стремительные людские потоки, толпа автомобилей, гудки, колонны, витрины… Вспоминается байка об украинце из глубинки: «Дивись, чого вони всi бiжуть, нiхто не працює?» (все бегут, никто не работает – авт.). Действительно, с непривычки зрелище жутковатое. А вот москвичу – в самый раз. Ну что ж, окунемся в эту быстротекущую реку, не забывая поглядывать по сторонам.
Начинается Большая Дмитровка весьма помпезно: Колонным залом Дома союзов – бывшим особняком князя Василия Долгорукого-Крымского, затем выкупленным Благородным дворянским собранием. Именно тогда, после 1784 года, в перестроенном Матвеем Казаковым здании появился знаменитый Колонный зал. Пушкин описывал это место так: «В зале Благородного собрания два раза в неделю было до пяти тысяч народу. Тут молодые люди знакомились между собою; улаживались свадьбы. Москва славилась невестами, как Вязьма пряниками». Но попасть на эту ярмарку невест было непросто: фэйс-контроль был покруче, чем в нынешнем клубе «Дягилевъ». В 1820 году, после публикации «Руслана и Людмилы», критик писал, что простонародность поэмы так немыслимо дерзка, как если бы в Благородном собрании появился «гость с бородою, в армяке, в лаптях и закричал бы зычным голосом: «Здорово, ребята!».
Мировые знаменитости продолжали выступать на сцене Колонного зала и в советское время.
Соревнование закончено, забудьте
В то время как на четной стороне в уютной тесноте успевают поместиться вывески магазинов обуви, сумок, чая, кофе, табака, бара и ресторана, на левой – светло-зеленое здание Дома союзов, все в колоннах и фонарях, тянется аж до самого Георгиевского переулка, прямо на повороте в который нас встречает будка охраны. Имя переулку дал Георгиевский монастырь, сгоревший в 1812 году. Большей из его церквей довелось достоять до 1935 года, когда на ее месте построили школу. Зато, как ни странно, удалось уцелеть палатам бояр Троекуровых (дом № 4, строение 2), редчайшему для столицы памятнику 1691 года постройки. Когда-то рядом стояли палаты Голицыных, роскошью напоминавшие дворец. Нелегко же пришлось Троекурову, возжелавшему «переплюнуть» князя Василия. По словам Гиляровского, он и «начал строить свой дом рядом с домом Голицына, чтобы «утереть ему нос». И достроил-таки свое жилище третьим этажом со сводами в две с половиной сажени… Соревнование закончено. Как говорится, победила дружба. Палаты Голицына вместе со стоявшей на красной линии Охотного ряда церковью Параскевы Пятницы снесли в 1930-х годах. Теперь на этом месте стоит здание, в котором заседает Государственная Дума. Но и пышное жилище завистника, в котором еще некоторое время назад располагался Музей музыкальной культуры имени Глинки (переехавший на улицу Фадеева), сейчас принадлежит Госдуме и находится за высоким забором.
Электростанция, гараж, манеж
На углу Георгиевского переулка и Большой Дмитровки (дом № 3/3) длинное одноэтажное здание из красного кирпича, нарядное и не вызывающее сомнений в своей исторической подлинности. Здесь с 1996 года располагается выставочный зал «Новый Манеж», будто созданный для вернисажей. Кто бы мог подумать, что когда-то (с 1888 года) тут, на бывшей монастырской земле, находилась первая в Москве электростанция? Правда, первая выставка в здании была устроена еще в 1902 году и демонстрировались на ней чудеса техники – предки современных радио и телевидения. А в 1905 году строение переоборудовали под гараж, позже – в советские времена – правительственный. Даже критически настроенные историки и москвоведы признают реставрацию «Нового Манежа» удачей.
На угловом доме четной стороны гигантская вертикаль вывески, боевой своей сине-желтой раскраской – то ли в снежинках, то ли в огоньках -наводящая на мысль об игорном заведении. Вчитаемся: да это же Театр Оперетты! А баннер, растянутый над входом, вовсе не реклама пивного ресторана, как могло показаться, а приглашение на премьеру. Видимо, творцы решили бороться за наши души с миром чистогана его же, вражескими, средствами. (В этой мысли мы утвердимся, дойдя почти до конца улицы – до Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко).
Все пошло с молотка
Но, как говорится, с лица воду не пить. Тем более что, не считая агрессивной рекламы и почтенного возраста, ничего особо примечательного в доме № 6 – бывшем Театре Солодовникова, – на первый взгляд, нет. Возможно, потому, что он переделан из бывших торговых рядов. Зато зал с позолоченной лепниной, бархатом, расписным плафоном на потолке, где в конце ХIХ века выступала частная опера Саввы Мамонтова – любителя искусств, промышленника и мецената, – поражал роскошью. С Мамонтовым работали талантливейшие люди того времени: ставились оперы Римского-Корсакова и Мусоргского, пел «высмотренный» им и переманенный в свою труппу Шаляпин, дирижировал Рахманинов, рисовали Поленов, Коровин, Васнецов. Талантливейшим из художников меценат считал Врубеля и поддерживал, как мог. Частенько можно было наблюдать картину: на сцене поет обладающая необычным тембром и изысканной внешностью Надежда Забела-Врубель, а в зале, не сводя с нее глаз, сидит Михаил Врубель – ее муж и автор декораций к спектаклям.
Но хорошее кончается быстро. В 1899 году в своем доме на Садовой «олигарх» Мамонтов был арестован и помещен в Таганскую тюрьму, куда его вели пешком через весь город под конвоем. Москва бурлила. Брюсов писал, что Мамонтова «все жалеют». Защищать его взялся легендарный адвокат Плевако. Присяжные вынесли вердикт: «невиновен», Савва Иванович был признан не вором, а «всего-навсего» несостоятельным должником, и все его имущество пошло с молотка. Но Мамонтов от удара уже не оправился, хотя еще и пытался заниматься любимым делом и помогать помещенному в психиатрическую лечебницу Усольцева Врубелю. С Садовой он перебрался в деревянный дом за Бутырской заставой, тихо сходил на нет и умер уже при советской власти – в апреле 1918 года.
От Черемушек до горбуна
На Большой Дмитровке, 6 с 1908 поселилась Опера Зимина, сыгравшая роль в отечественном искусстве не меньшую, чем морозовская. Но эту историю мы пока что оставим за бортом и направим нашу карету времени поближе к сегодняшнему дню, где зачем-то все также стремглав по улице несутся москвичи (как будто перед ними знак: «Скорость не менее 100 км/ч!»), безнадежно пытается пробраться сквозь затор громоздкий туристический автобус, струятся в витринах серебристые меха, лениво покуривают на ступенях бутиков секьюрити, не забывая зорко поглядывать окрест, а припаркованные машины трогательно припали к тротуарам носами, как поросята к призовой свиноматке…
…Ах, да! Об оперетте. Оперетта на Дмитровке, 6 появилась после революции. В 1927 году Московский совет рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов постановил: «Оперетту сохранить. Репертуар оздоровить, приблизив его к задачам современности». Сохранили и оздоровили. Кроме Оффенбаха, Штрауса, Легара, стали ставить оперетты Дунаевского, Хренникова, Шостаковича («Москва – Черемушки»), Кабалевского. Из всех радиоприемников страны несся голос «красавицы, комсомолки, спортсменки» Татьяны Шмыги. Понятно, что после перестройки котировки советской оперетты как жанра сильно упали, но театр, не унывая, переключился на востребованные мьюзиклы, – вызвавшие в свое время такой ажиотаж: «Метро», «Нотр Дам де Пари». Надо сказать, что «горбун отверженный с проклятьем на челе» с голосом Петкуна до сих пор надрывает сердца отдельных дам.
Рандеву с читателем
Но сдвинемся же наконец с этого заколдованного места и пройдем буквально несколько шагов – мимо розового особнячка, выкрашенного зачем-то понизу в цвет морской волны, и серого дома с внушительными эркерами, плавно переходящего в лихо подмигивающий прохожим красным и желтым зал игральных автоматов. Ну, а если прямо напротив него, на противоположной стороне переулка, в громадном окне нарисованная мама-гигант читает ребенку-гиганту книжку, значит, мы у цели. Дом педагогической книги (или проще – «педкнига») уже почти 85 лет является одной из главных примет Камергерского переулка. Где-то там, на противоположном его конце, МХАТ, загороженный еще оставшимися от лета верандами кафе. Не стесненные машинами прохожие замедляют шаг. Цокают по брусчатке каблучки. Темно зеленеют туи в кадках в тон козырьку затянутого в красную кисею китайского ресторана. Ровно с этого места, читатель, мы продолжим нашу прогулку вверх по Большой Дмитровке следующим рейсом кареты времени. Так что назначаю вам свидание через две недели на углу Камергерского переулка. Не опаздывайте. А теперь настал момент присесть за столик, еще не убранный с веранды, и выпить традиционную чашечку двойного эспрессо. Присоединяйтесь?