Москвичи начали колонизацию исконно русских земель
Сегодня в Мантуровском районе происходят отнюдь не фантастические события: брошенные «тьмутараканские» деревни переживают второе рождение. В них стали селиться и начали работать москвичи, не теряя при этом городского жилья. О феномене колонизации российской глубинки выходцами из столичного мегаполиса рассказывает доктор социологических наук Никита Покровский.
Цепь чудесных превращений
– Никита Евгеньевич, прежде всего: что для вас Москва как для горожанина?
– Я, что называется, коренной москвич, родился в самом центре, здесь, как и родители, прожил всю жизнь. Детство прошло на улице Горького, учился на Кутузовском проспекте, жил на площади Победы. Помню, как на моих глазах строилась Триумфальная арка… Сейчас живу на Фрунзенской набережной. Так что я не какой-то там марсианин, который изучает проблемы Москвы, исходя из общих принципов социологии. Предмет знаю конкретно. Город менялся на глазах, и в итоге изменился в направлении, которое, как социолог, с трудом мог бы охарактеризовать. Слишком много разного и разнонаправленного…
– Что это за перемены, и на какие периоды вы их делите?
– Помните, был такой лозунг: «Превратим Москву в образцовый коммунистический город»? Условно это время можно обозначить, как период позднего Хрущева – зрелого Брежнева. Москва строилась, расширялась, возводились новые районы…
Затем – Москва предперестроечная и 1990–2000-х годов. С одной стороны, развитие города пошло в направлении мировых мегаполисов с их бизнес-кварталами, отелями, элементами скоростного транспорта, торговыми зонами. С другой, – он начал терять какую-то особую специфику. Потерял (или не приобрел) гуманистическую составляющую, обращенность к человеку. Это город для «сфер», для иных целей. В том числе это выражается в необходимости постоянно перемещаться в круговерти транспорта, людских потоков, в толчее. Людям некомфортно в разросшемся донельзя мегаполисе, а его масштабы подводят к черте, за которой грядет потеря транспортной сообщаемости и межличностной коммуникации как таковой.
– Но мы каждый день только и слышим: строятся развязки, расширяются улицы, появляются новые маршруты городского транспорта. У вас есть свои предложения?
– Никаких рекомендаций дать не могу. Да, казалось бы, транспортную инфраструктуру улучшают. Но при этом поездки по городу становятся все дороже в пропорции к доходам. Получается, что люди работают для того, чтобы ездить на работу! Конечно, речь о тех, кто на низкооплачиваемых должностях. Но нельзя забывать, что горожане – это сообщество, мы все связаны друг с другом. Так или иначе. Город – это единое пространство, в котором есть границы, но они не абсолютны.
Для примера: ни одна высокоточная хирургическая операция не может быть успешно реализована без нянечки, которая выпестует больного. А она свои доходы тратит на то, чтобы ездить в клинику. Это ненормально.
Или взять строительство торговых центров вплотную к транспортным и пешеходным артериям, в результате чего они закупориваются. Понятно, что владельцы таких объектов заинтересованы в том, чтобы они нависали над потоками автомобилей и пешеходов. Но транспортная проблема этим только усугубляется.
– Транспорт – не единственный аспект взаимоотношений в экосистеме «человек – город»…
– Еще одна сторона дела – открытая демонстрация мегаполисом утвердившихся в нем социальных неравенств. Существует большая перемешанность людей с разными доходами, живущих в одном доме, хотя строится и продается жилье разных ценовых ниш. Сплошь и рядом по соседству живут те, кто ездит на «кайенах» и кто живет на пенсию. Это огромные социальные дистанции, которые невозможно спрятать. И это весьма опасно в ближайшей, а тем более, отдаленной перспективе. Особенно в условиях кризиса, который вовсе не склонен завершаться.
– В панельных «ящиках», по-моему, «кайенами» никто не обладает. Вы, видимо, имеете в виду дома вроде того, в каком сами живете.
– Ну, может быть. Хотя не стоит ловить социолога на субъективизме. Дело в другом. Даже среди жильцов панельных домов большие социальные дистанции налицо. Смысл в том, что все города мира, начиная с Римской империи, рано или поздно приходили к кризису, если демонстрировали социальные неравенства. А чем такой кризис заканчивался, мы хорошо знаем из истории. И здесь возникает важнейшая проблема городской политики: что с этим делать?
Социология учит: неравенства в городе неизбежны. Но нужна социологическая экспертиза позиционирования этих неравенств, на службу городу требуется призвать людей, которые занимаются этим профессионально на основе российского и мирового опыта. Такие люди есть. Социологи, как врачи, обращают внимание на нездоровье, болезни общества, симптомы, которые настораживают.
– Что бы вы сказали руководителям столичного мегаполиса, если бы они пришли к вам «на прием»?
– Прежде всего, что у них должен быть экспертный совет, составленный из лучших ученых Москвы, которые занимаются не только экономическими проблемами, но и социологией. Принимать или не принимать к сведению тот или иной экспертный материал – другое дело, но такие материалы должны регулярно ложиться на стол городских руководителей.
Всех – в зону!
– Есть ли исследования, с которыми уже сейчас было бы полезно ознакомиться городской власти?
– Конечно, есть. Например, существует большой проект, которым представительная группа московских ученых занимается уже восьмой год. Речь идет об изучении наметившейся в последнее время тенденции к заселению москвичами периферийных российских территорий, переживающих социально-экономический и культурный упадок.
– Что, москвичи уже побежали из города?
– О бегстве речи нет. Но они внимательно присматриваются к жизни в стороне от столицы. Дело вот в чем. Москва стоит на пороге реальной реформы ЖКХ и новой системы налогообложения недвижимости. Власть к ней то подходит, то чуть отходит, зондируя настроения горожан, степень готовности к радикальным переменам. Ситуация объективно развивается так, что москвичам уже в обозримом будущем придется платить налог на жилье по его реальной рыночной стоимости, а не по остаточной, подсчитанной в БТИ. Рыночной станет и цена коммунальных услуг.
– Почему вы так думаете?
– Потому что другого пути нет. Невозможно бесконечно содержать всю инфраструктуру города за счет бюджета, который не получает необходимых для этого налоговых поступлений. Платить будут сами жители – к этому все идет.
Полагаю, вначале горожанам предложат оплатить 30 процентов «рыночного» налога и цены обслуживания жилья, вскоре – 40, а потом все 100. То есть период приспособления будет, но очень короткий. И тогда перед жильцом встанет вопрос: как быть, если нет таких средств? Могу спрогнозировать, что энергичные риелторы сразу же предложат сделку: продавайте квартиру нам, а мы найдем ту, за которую сможете платить. Где отыщется такое жилье? В самых непрестижных районах или за МКАД.
– Что-то совсем уж мрачно…
– Пусть я кругом неправ, пусть у меня фантастическое, катастрофическое мышление. Но все-таки представим себе такое развитие ситуации и зададимся вопросом: что человеку делать?
Вариантов немного. Первый – тот, о котором уже сказано. Так возникает процесс зонирования, известный по практике Парижа, Лондона, Нью-Йорка, Чикаго, где возникли обособленные территории проживания людей примерно одного достатка. Такие зоны могут быть концентрическими, клиновидными, многоцентровыми, а если представить себе периферийные пригороды Нью-Йорка, то это монотонная, удручающая картина маленьких домиков, тянущаяся десятки миль.
– Это следствие того же имущественного процесса, который вы предсказываете Москве?
– Совершенно верно. В центре Москвы, в Митине, Жулебине, за пределами города будут жить сообщества людей определенного достатка.
Но, как выясняется, прозябать совершенно не обязательно. Россия обладает огромным богатством – территориями, находящимися сегодня в запустении и небрежении. В том числе это и территории, которые мы называем Ближним Севером страны. Они включают в себя Ярославскую, Вологодскую, Костромскую, Кировскую области, южные части Архангельской и Коми. Здесь идет процесс депопуляции традиционного сельского населения, опустения. Так вот, по мнению научной группы, которую я возглавляю, такие территории обладают существенным потенциалом внутреннего развития и могут быть привлекательными для тех горожан, кто не хотел бы стать молчаливой жертвой грядущей революции в сфере ЖКХ. Более того – освоение этих территорий москвичами уже началось.
Понаехали тут городские
– Если коротко, что это за исследование?
– Общее название проекта – «Клеточная глобализация сельских сообществ Ближнего Севера России». Его реализует Сообщество профессиональных социологов, президентом которого я являюсь, с участием представителей ведущих московских учебных заведений и РАН, Российского фонда фундаментальных исследований. Наша научная база находится в Мантуровском районе Костромской области. Это, как мы говорим, корневая российская земля. Здесь, на реке Унже, шли бои с ордынцами, пролегает путь в Сибирь – знаменитая Владимирка, из соседних мест вышли Романовы. Тайга, поля, просторы.
Сегодня здесь происходит тяжелый, драматичный процесс: умирают деревни, уходят люди, смертность превышает рождаемость в десятки раз, сходит на нет хозяйственная деятельность. Но есть все признаки того, что будущее этих земель может быть отнюдь не беспросветным. Они могут привлечь деятельных, инициативных, образованных горожан, в том числе тех москвичей, что работают в системе удаленного доступа.
Многим из людей, работающих в Интернете, в области информационных технологий, город как место проживания не нужен, они в нем сидят по необходимости. А Интернет, мобильная связь сейчас есть везде. В том числе в том же Мантуровском районе. То есть, по нашему мнению, люди креативные, «продвинутые», владеющие новыми технологиями, вполне способны положить начало второй колонизации заброшенных сельских территорий. Тем более что в этих и других местах «далеко от Москвы» фантастическая экология и ландшафты.
– Но даже если предположить, что где-то можно работать, не выходя за собственный забор, то как жить там, где все, как вы говорите, умирает?
– Конечно, возникает вопрос, а как там со школами, больницами, магазинами? Вслед за Интернетом в города-двадцатитысячники, такие как Мантурово, стремительно пришла торговля. Здесь нет недостатка в минимаркетах, где круглый год продают киви и на выбор любые сорта кофе в зернах. Здесь же, кстати, выгоднее покупать разного рода электронику. Кроме того, продукты и промтовары можно получать по заказу на дом из Костромы. Да, школы в последние годы «укрупнялись», и детей из разных мест привозят на автобусах. Но известно, что там, где появляются люди с детьми, появляются и новые школы. То же можно сказать и о поликлиниках, причем формы медицинского обслуживания могут быть любыми, в том числе и мобильными – были бы пациенты.
– Вам знакомы москвичи, уже отважившиеся на такую перемену места жительства?
– Конечно. Причем они селятся не только в райцентре. Например, в школе села Угоры не так давно появилась новая учительница. Между прочим, бывший столичный риелтор! У нее диплом выпускника института геодезии и картографии, в угорской школе преподает информатику и испанский язык. Получила добротный дом, внутри все преобразила.
– А что с квартирой в Москве?
– Вот тут самое интересное. Люди, которые таким образом меняют жизнь, на самом деле ничего не теряют, а наоборот, приобретают. Московские переселенцы, как правило, сдают свою квартиру в аренду, получая приличный доход. Эти средства частью вкладывают в хозяйство на новом месте, частью еще куда-либо. При желании могут вернуться в ту же столичную квартиру на любое время. Это ли не пример того, как можно реально улучшить жизнь, ни у кого ничего не прося и не требуя? И – никаких судьбоносных решений вроде «я к вам пришел навеки поселиться».
– И много таких?
– Много. В каждой деревне. Причем большинство начинает сельскую жизнь с обычного пребывания на даче. Сначала присматриваются, приспосабливаются к местным условиям, затем решают остаться жить. Кстати, треть местных дачников – москвичи. Ничего удивительного: полчаса на машине до железнодорожной станции, ночь в купе, и ты в Москве. Приобретенные в здешних местах дома обычно сохраняют первоначальный внешний вид, а внутри преображаются до неузнаваемости. Посудомоечная машина, домашний кинотеатр вместо сеновала – в норме вещей.
– Какова цена вопроса?
– В среднем, так: дом стоит 30 тысяч рублей, со всеми переделками можно уложиться в 60, если вы мастер на все руки. А если ничего не умеете, надо рассчитывать примерно на 150 тысяч.
Но поймите правильно: я не возглавляю движение переселенцев и никого ни к чему не призываю. Задача социолога изучать явление. А оно таково: горожане начинают находить нестандартные решения в самостоятельном жизнеустройстве, без паники заглядывают вперед (в этом суть!), что в свою очередь делает приемлемой и интересной жизнь глубинки.
Жителей мегаполиса подталкивает к этому то, что они постоянно находятся в состоянии борьбы с городом: кто кого. Многое из того, что людям не нравится в мегаполисе, они вынуждены принимать по умолчанию. Другого варианта нет. В сельской местности степень свободы гораздо выше. А чтобы почувствовать это, повторяю, совершенно не обязательно перестать быть горожанином и сжигать мосты.
О нашем собеседнике
Никита Евгеньевич Покровский родился в 1951 году в Москве. Окончил философский факультет МГУ. Доктор социологических наук, профессор, зав. кафедрой общей социологии Государственного университета – Высшей школы экономики, член Исполкома Международной социологической ассоциации.