Летел и таял
С усилием втискиваемся в узкое горлышко Архангельского переулка. С Чистых прудов сюда, как всегда, не пройти не проехать – позарастали стежки-дорожки металлическими лесами, сетками-рабицами. Остался только узкий коридор с фонарями и деревянным настилом, по которому постукивают спешащие каблуки.
Полиграфическое
Когда настигает, наконец, неожиданный простор перекрестка, забываешь даже остановиться и вдохнуть полной грудью. Но всё – вот он Потаповский переулок, по обыкновению возникающий вдруг и ниоткуда. Справа розовеет в сумерках церковь Архангела Гавриила, она же Меньшикова башня. Справа громоздятся ущельем мрачные серые дома конца Кривоколенного переулка. А нам налево, в классическую старомосковскую уютную желтоватую малоэтажность.
Правда, первый же дом – № 3 – из этого ряда выделяется. Пятиэтажный типографский корпус был выстроен в начале 1930-х годов, а в 50-е соединен со зданием, выходившим фасадом на Чистопрудный бульвар. Здесь размещались основные редакции столичной ежедневной прессы – «Московский комсомолец», «Вечерняя Москва», «Московская правда», пока не переехали к метро «Улица 1905 года». Издательско-полиграфический комплекс «Московская правда» есть здесь и теперь, а кроме того, вот уже десять лет живет «Новая газета», где сейчас, в преддверии процесса над убийцами журналистки Анны Политковской, телефоны раскалены – коллеги жаждут взять комментарии у близких и друзей покойной.
Довольно мрачные ассоциации вызывает и дом № 2, стоящий прямо напротив. Если посмотреть на него со стороны Архангельского переулка, то можно заметить: одно из окон второго этажа шире соседних. Здесь в пятикомнатной квартире жил «кровавый генерал» Абакумов. Приспешник Берии, министр государственной безопасности страны, он и сам, как его жертвы, был арестован в 1951 году, а в 1954-м расстрелян.
Движущиеся картинки
Но вернемся. Графика переулка акварельно размыта косо летящими светлыми хлопьями. Подставляю ладонь: не ловится, тает. Что ж, пойдем. Следуя изгибу мостовой, за типографией идут здания, принадлежавшие когда-то кондитерским королям братьям Абрикосовым. Дом напротив – № 6 – также в какое-то время был их, но больше известен как Гурьевские палаты, хотя со времен владения ими купца Гурия Назарьева минуло уже более трехсот лет. Можно зайти во двор этого странного, с улицы пяти-, а со двора четырехэтажного дома, сто раз, как трансформер, менявшего вид. Заглянуть в подъезд, чтобы увидеть старинные перила с кое-где еще уцелевшей резьбой. (Кстати, двух одинаковых подъездов в доме нет.) А можно просто постоять под ни чем не защищенным окном – там все еще мелькает жизнь. Сдаются квартиры внаем, кружатся девочки – пансионерки госпожи Анны Шрейдер – на танцклассах знаменитого Петра Иогеля. А вот их уже сменили пансионеры-мальчики под попечительством Людвига Эннеса. Надстраивается третий этаж. Въезжают «шоколадные короли»… На этом процветание бывших палат заканчивается. После революции огромные 6, 9, 12-комнатные квартиры превращаются в коммуналки. Слышите, как изменились голоса? А вот и последний кадр. В угловом окне видны выломы стены. Сквозь импровизированные арки, ведущие из одной пустоты в другую, бродит юноша в черной майке с оранжевой надписью NonameRadio. Заглядывает, по-птичьи наклонив голову, то в один угол, то другой, будто что-то потерял. Рядом с домом за зеленой сеткой под снегом свалены доски. Наверное, здесь что-то еще будет.
У Лукоморья
Переулок так мал, что не станем следовать нумерации домов, а пойдем по пути ассоциаций. Не менее древние, но зато гораздо лучше сохранившиеся палаты Сверчковых можно обнаружить во дворе, если свернуть в арки домов № 8 и 10. Красный с белыми пышными наличниками дом напоминает свежий тульский пряник, хотя и ему пришлось претерпеть немало изменений. Сам Иван Матвеевич Сверчков, собственно, остался в памяти потомков (и имя его увековечено в названии соседнего переулка) тем, что пожертвовал большую сумму на строительство церкви Успения Божией Матери на Покровке, стоявшей на углу Покровки и тогда еще Большого Успенского (в честь храма) переулка. Говорили, будто Наполеон, увидев эту красоту, приказал вокруг церкви выставить караул, чтобы уберечь ее от разграбления, а академик Дмитрий Лихачев писал: «…Встреча с ней меня ошеломила. Она казалась воплощением неведомой идеи, мечтой о чем-то неслыханно прекрасном». Не спешите бежать смотреть на здание, взявшее в полон само-го Бонапарта, – его больше нет. В 1935 году власти возымели «острую необходимость в расширении проезда по ул. Покровке» и поэтому решили «церковь так называемую Успения по Покровке закрыть, а по закрытии снести». Улицу так и не расширили, а церковь да, снесли. Стоящий сейчас на углу за № 16/5 офисный новодел не что иное, как перестроенный дом причта. Строил церковь, кстати, крепостной «Петрушка Потапов» (как гласила надпись на стене). Ему мы и обязаны именем переулка. А палаты Сверчковых в 1970-х годах были восстановлены. Сейчас там находится Российский государственный дом народного творчества.
Если не сразу покинуть двор, то можно обнаружить и еще кое-что интересное. Справа от здания палат, как ни странно, до сих пор стоит каретный сарай. А если не полениться пройти еще чуть-чуть вглубь и толкнуться в закрытую на вид калитку, то обнаружится дерево, что даст сто очков вперед вековому вязу на Поварской. Выглядит совершенно по-лукоморски. Так и хочется изукрасить его цепями на манер новогодней елки и пустить по ним на прогулку говорящего кота.
Девочки и гады
Выйдя из арки обратно в переулок, нельзя не бросить восхищенный взгляд на доходный дом. Не будем вдаваться в хитросплетения этих то объединяемых, то вновь разделенных, то принадлежавших Головиным, то вовсе уже другим людям владений (домов № 8, 10, 12). Во всяком случае этот величественный красавец с элементами готики строился для купчихи Анастасии Заварской. А теперь, с вашего позволения, откинув историю, обратим внимание на розовый, как утренняя заря, дом № 5, где на данный момент сосредоточилось большинство соблазнов Потаповского переулка.
«Морские гады» – возвещает вывеска. И сразу вспоминаешь про акул, которые плавают тут неподалеку, – в океанариуме дома № 14 по Чистым прудам. Но здесь гадам свободы не дают, здесь их едят. В полутемном интиме морских глубин кружевные официантки без боязни транспортируют любителям экзотики каракатиц и осьминогов, королевских креветок и жемчужных устриц и даже, казалось бы, неуловимую, как падающий снег, икру летучих рыб. Ресторан плавно перетекает в сияющий блондинистыми русалками и розовыми стенами салон «Девочки», где всегда найдется пучок-другой водорослей, чтобы посетитель почувствовал себя окруженным морепродуктами и внутри и снаружи. В этом же здании целых два бара – «Тема» и «Booze bub». «Тема», говорят, периодами силен танцами на барной стойке, а также тем, что каждый может не только сам изобрести очередной душещипательный коктейль, но и собственноручно внести его в меню. Во втором пабе при виде замерзшего посетителя официантки с готовностью открывают меню на странице «Согреться». В общем, если все эти заведения так плотно сосуществуют, значит, это кому-нибудь нужно.
Завтра это так далеко
Мы же – слегка консерваторы и чуть-чуть демократы – перейдем на другую сторону переулка, минуем главный дом усадьбы Головиных с белыми колоннами и протиснемся в калитку дома 8/12. Там, в самом дальнем правом углу неприметный вход, возле которого на стене вместо номера дома табличка с горящими буквами «О.Г.И.».
Клуб «Проект О.Г.И.» был одним из первых в своем роде и возник в декабре 1999 года в квартире на первом этаже дома в Трехпрудном переулке. Ровно через год «Проект» был перенесен в Потаповский переулок, где находится и по сей день. Организовывался он как клуб литературный, рассчитанный на хороший вкус и к тому же совмещенный с небольшим книжным магазинчиком. Здесь читали стихи Дмитрий Пригов и Геннадий Айги. Шокировал публику еще начинающий Сергей Шнуров, опекаемый лидером «АукцЫона» Леонидом Федоровым. (Когда Федоров в составе «Ленинграда» пел на собственном разогреве, нетерпеливая публика свистела, топала ногами и кричала: «Даешь «АукцЫон»!». «Слушайте «АукцЫон» на кассетах!» – отвечал неузнанный поклонниками Федоров). Сейчас по типу «О.Г.И.» работают уже множество других заведений, знамя перехватывали «Билингва» и «Гоголь», да и мало ли кто еще… Клуб на их фоне полинял. Здесь все те же дощатые столы, дешевая еда, неторопливые официанты, крохотный книжный и выступления малоизвестных или известных в узком кругу групп.
Выходим в тихий двор. Снег тает, не долетев. Вот он еще есть, и… исчезает, как все, что оставляли свои следы на этом снегу, чьи голоса звучали. И тает, удаляясь, голос Федорова:
Летел и таял,
Не соберу.
Летел и таял…
Больше не тает.
Завтра я еще не умру,
Но кто его знает…
…Завтра так далеко,
Что кто его знает.