Московские чародеи
Можно сказать, что в средние века вся жизнь москвича в той или иной степени управлялась приметами и суевериями. Магов и колдунов всех мастей в городе водилось великое множество: волхвы, чародеи, чаровницы, зелейщицы, обаянники, кудесники, сновидцы, звездочеты, облакопрогонники, ведуньи, лихие бабы…
Не повстречай свинью
Примет было не счесть. Например, встретить монаха, коня или свинью – к несчастью. Лучше повернуть назад. Свиней, кстати сказать, на тогдашних улицах, утопающих в грязи, хватало. Почитай, в каждом столичном дворе держали хавроний.
Или вот такая примета. Беременная женщина, желая узнать, кого она родит, давала из своих рук медведю (их часто водили скоморохи на потеху) хлеб. Если зверь рыкнет – значит, она произведет девицу, если замычит – мальчика.
В приметы верили все. Бояре, например, если на кого царь или князь гнев держал, считали, что надобно при себе носить под левой пазухой правое око орла.
Полагали, что растение, совершенно безвредное, может убить, если его заговорит чародей. В 1632 году, во время войны с Литвою, в Москву запретили ввозить хмель, потому что, как донесли лазутчики, какая-то баба-ведунья наговаривает на хмель, чтобы тем хмелем, когда он будет ввезен в город, произвести моровое поветрие.
Невозможно перечислить все, над чем колдуны шептали свои заклинания: над зельями, водою, огнем, костями, стрелами, камнями, медвежьими когтями, над рубашкой мертвеца, над выбранным из-под человеческой ноги следом, над зеркалом, над узлами… А воры, отправляясь на дело, приносили колдуну для заговора руку трупа – для усыпления хозяев в доме, который наметили обокрасть.
Умойся медом
По большей части колдовством занимались женщины. Читаем у историка Николая Костомарова: «В самой Москве жило множество колдуний, и преимущественно в Замоскворечье. Так, в первой половине XVII века там были известны женки: Улька, Наська Черниговка, Дунька, Феклица, Машка Козлиха, как видно из дела, возникшего в 1638 году по поводу подозрения в порче царицы Евдокии. Эти чаровницы предлагали свои услуги посредством наговоров над какою-нибудь вещью. Таким образом, к московской чародейке Наське Черниговке прибегали женщины, страдавшие от побоев, которыми наделяли их мужья». Колдунья должна была «отымать серцо и ревность у мужьев»; а когда жены жаловались на «холодность мужьев», приворожить их и отнять «серцо и ум». Она наговаривала на соль, мыло и белила, приказывала женщине умываться мылом и белиться белилами, а соль давать в питье и в еству мужьям, брала у женщины ворот рубашки и сжигала его, наговаривала на пепле и приказывала также сыпать его в питье мужу.
Завораживая соль, чародейка говорила: «Как тое соль люди в естве любят, так бы муж жену любил». Над мылом говорилось: «Коль скоро мыло с лица смоется, столько бы скоро муж жену полюбил»; когда сжигался ворот рубашки, колдунья повторяла: «Какова была рубашка на теле, таков бы муж до жены был».
Ревнивые мужья тоже обращались к ворожеям, дабы узнать о неверности своих жен. Ворожею призывали в дом, она прикладывала ухо к груди женщины, слушала, как бьется сердце. Если ворожея замечала, что оно трепещет, то обвиняла пациентку в неверности. Это влекло неминуемую расправу над «изменницей».
Частенько к услугам колдуний обращались купцы. Если, например, у купца залежался товар, тогда колдунья наговаривала на мед, приговаривая: «Как пчелы ярося роятся, так бы к такому-то торговому человеку купцы для его товару сходились». После чего торговый человек должен был этим медом умываться.
Затеявший судиться или вызванный к судебному ответу тотчас спешил к колдунье, которая заговаривала язык и сердце противной стороне. Когда холоп обкрадывал господ и бежал, барин призывал ворожею, и она произносила заклятие над бежавшим.
Когда старые девки кувыркаются
С колдунами, составлявшими серьезную конкуренцию церкви, православные батюшки вели войну столь же жестоко, сколь отцы-инквизиторы – пытками и кострами. Свою лепту в войну вносили и московские кликуши. Кликушами они назывались оттого, что «кликали» на кого-нибудь, обвиняя в колдовстве. «Независимо от несчастных, которые действительно страдали нервными недугами, несравненно более было таких, которые или усвоили себе эти припадки от воображения, или же притворялись; выкидывая разные фарсы, показывали толпе вид, будто пророчествуют, – пишет Николай Костомаров. – Стоглавый собор просил царя, чтоб он повелел жителям гонять от себя лукавых пророков и пророчиц, которые являлись тогда во множестве. То были преимущественно старые девки: они бегали босые, с распущенными волосами, тряслись, падали, коверкались, бились и таким образом предсказывали будущее и возвещали народу разные заповеди».
Костомаров называет кликуш «истинным наказанием для всего общества». Их указания часто принимались на веру и преследовались судом. По одному клику беснующейся женщины брали обвиняемого ею человека и подвергали пыткам.
Кликуши-притворщицы частенько использовались корыстолюбцами, желавшими обобрать какого-нибудь богача. Подкупленная кликуша наговаривала на человека, и над ним учинялся суд. Под пытками несчастный уже сам на себя наговаривал, что он действительно колдун. После чего его сжигали в срубе.
По словам Костомарова, самого ничтожного факта, если его не могли объяснить, было достаточно, чтобы обвинить человека в колдовстве. Таким образом, во время пожара в Москве при Михаиле Федоровиче хотели сжечь, как колдуна, одного немца живописца за то, что нашли у него череп и никак не могли объяснить себе, для чего он его держит.