Удочку не желаете?
Должно государство заниматься жилищными проблемами, или его подданные обязаны разбираться со своей головной болью сами? Посмотрим, как подходят к решению этого вопроса в Эстонии.
С приветом от Молотова и Риббентропа!
В западном мире давно обозначилась классическая партийная схема – правое крыло, левое крыло. И центр, который может тяготеть как к идеям правого, так и левого толка. Одно из крыльев обычно выступает за «свободное плавание», другое – за некоторые ограничения и в то же время за социальные гарантии.
– В нашей стране у власти находятся либералы, – объясняют работники мэрии эстонской столицы. – У них принцип: надо каждому дать удочку, и пусть он сам ловит рыбу. А мы считаем, что государство (или, по крайней мере, город) должно помогать людям, пострадавшим от принятия непродуманных законов.
Мэр Таллина Эдгар Сависаар одновременно является руководителем центристской партии. И может быть, поэтому Таллин – чуть ли не единственный город в стране, где строится муниципальное жилье.
– Многие говорят, что этим должен заниматься частный сектор, что это не наше дело, – рассказывает Эдгар Сависаар. – Но мы все-таки начали программу строительства жилья для вынужденных квартиросъемщиков.
О них, о вынужденных квартиросъемщиках, «КР» уже писал. Напомню суть дела. Объявив независимость, Эстония приняла закон о возврате собственности – земли и недвижимости – гражданам, которые лишились ее в 1939 году, когда страна присоединилась к Советскому Союзу. При этом, конечно, хотелось восстановить историческую справедливость и заодно «ущемить» тех, кто «понаехал» в страну в советское время.
Однако на практике получилось иначе. Рабочие из разных регионов России селились в новостройках – сначала для них сооружали бараки в припортовом районе, потом – целый район «хрущоб» под названием Мустамяэ. В более позднее время возник район комфортных новостроек Ласнамяэ. Сейчас там 70-80 процентов русского населения.
А вот в довоенных домах жили в основном эстонцы, представители «титульной» нации. По ним-то реституция ударила сильнее всего.
– Я лично знаком с женщиной, которой владелец дома установил квартплату в 98 крон 75 центов за квадратный метр (230 рублей), – рассказывает депутат Государственного собрания Эстонии Владимир Вельман. – Причем квартира находилась в доме, больше напоминавшем дровяной сарай. Сделано это было, конечно, для того, чтобы жилица поскорее освободила помещение.
Не все оказалось в порядке и со справедливостью. Дело в том, что в довоенной Эстонии жило много немцев. В большинстве своем были они людьми состоятельными, владели домами. В пакте Молотова-Риббентропа есть пункт, согласно которому прибалтийские немцы могли выбирать – оставаться в Советском Союзе или уехать в Германию. При этом они получали от СССР компенсацию, и немаленькую. Получается, что сейчас им возвращают недвижимость, за которую уже было заплачено!
Закон о реституции какое-то время действовал в полном объеме, но затем его удалось изменить в части, касающейся именно немцев. Сейчас потомкам тех, кто получил компенсацию за недвижимость по пакту Молотова-Риббентропа, дома не возвращают.
– Вернули довольно заметную часть такого жилья, но все-таки незначительную, – считает представитель Таллина в Европейском Союзе Аллан Алакюла. – Сейчас этот закон находится в Верховном суде Эстонии. Но подозреваю, что его все-таки снова примут, и опять будут возвращать дома уехавшим немцам.
Кому – ночлежка, кому – квартира
Проблема эта коснулась, в основном, Таллина. И мэрии вопреки либеральному принципу «дайте человеку удочку, и пусть ловит рыбу сам» приходится исправлять ошибки. Например, сейчас действует программа «Пять тысяч квартир». Их муниципалитет города строит именно для «вынужденных квартиросъемщиков». То есть для людей, которые в советское время получили квартиру в национализированном доме довоенной постройки. Им – в отличие от жильцов новостроек – не позволили приватизировать квартиры. Эти люди неожиданно оказались под властью хозяина дома. А хозяину, которому неожиданно свалился в руки старый дом, могло прийти в голову все, что угодно. И далеко не все, кто неожиданно стал домовладельцем, имели представление о том, как этим домом следует управлять. Для многих дом и его жильцы стали обузой.
– Для тех, кто оказался на улице, действует программа реабилитации, – рассказывают работники мэрии. – Первый, самый низкий уровень – ночлежка. Это для тех, кто остался и без жилья, и без работы. Бесплатное место, где можно переночевать и помыться. Следующая ступень – социальное жилье, нечто вроде общежития с одной большой кухней. Оно предназначено для тех, кто нашел хоть какую-то работу. Плата за жилье есть, но она минимальна. И должна не столько покрывать расходы на коммунальные услуги, сколько поддерживать тонус у жителей, чтобы они ценили свой дом и свой труд. Следующий этап – муниципальное жилье. Это уже для граждан, которые встали на ноги и нормально зарабатывают.
Муниципальное жилье нельзя приватизировать. И, так как в Эстонии нет «прописки», в нем нельзя «прописаться». Допустим, в семье пять человек, а в договоре социального найма фигурирует один. В случае его смерти у наследников будет преимущественное право заключить новый социальный договор на эту жилплощадь. Но не более того.
В Эстонии, увы, немало людей оказалось на улице не только в связи с реституцией, но и в связи с приватизацией. Последняя проходила весьма резко (жилье было велено приватизировать в течение года) и не слишком «чисто». Были нечестные комбинации, были люди, оказавшиеся на улице только за то, что два месяца не платили коммунальные платежи. И теперь город мучается совестью, думает о том, что им тоже надо помочь.
– Считаем, что объем муниципального жилья должен быть значительным. Процентов 30, а то и 40, – говорит В. Вельман.
Еще нюанс: муниципальное жилье не может смешиваться с частным. Если в доме есть муниципальные квартиры, значит, нет частных. Если имеются частные – отсутствуют муниципальные. Есть немало многоквартирных домов, где организованы товарищества собственников жилья. Но мысль о том, что часть квартир в этих домах может принадлежать городу, и город станет участвовать в собраниях и как-то голосовать, кажется таллинцам слишком уж затейливой.
– Мы бы ни за что не согласились жить в таком доме! – говорят они.
Либеральный принцип – дать каждому удочку и пусть ловит рыбу сам, – конечно, справедлив и логичен. Но если человек лишился рук, вряд ли его выручит даже самая хорошая рыболовная снасть.
Самый зеленый
Те, кому довелось сравнить Таллин советской эпохи и времен независимости, наверняка заметили – появились многоэтажки, которые, увы, портят вид со смотровых площадок Старого города. Однако все эти высотки – офисные здания. А вот жилые – строятся невысокими.
– В северной части они не выше трех-пяти этажей, – рассказывает В. Вельман. – И вообще четко определены зоны, где можно строить башни, а где нельзя.
В результате город разрастается вширь, а не ввысь. И в низких домах, конечно, нет многих проблем, характерных для многоэтажек. К тому же невелика плотность застройки.
Мне, конечно, хотелось сравнить проблемы Таллина и Москвы. И поэтому я спросила, есть ли у вас пресловутая «точечная» застройка?
Собеседники удивились. Какая может быть «точечная» застройка, когда есть четкие регламенты? В частности, такой: площадь здания по отношению к площади застройки не должна превышать 30-40 процентов. И обязательно должны быть предусмотрены парковочные места из расчета один автомобиль на квартиру – это минимум. А значит, и расстояние между домами-новостройками солидное.
…Недавно Таллин выступил с инициативой – выбрать самую зеленую, самую экологически чистую и комфортную европейскую столицу. Предложил, возможно, не без дальнего прицела – зелени в городе очень много. Правда, в первый год Таллин свою кандидатуру выставлять не будет – негоже, инициатор все-таки. Пока побудет в жюри, присмотрится к соперникам. А там, глядишь, – и в призеры пройдет.