Владимир Дмитриев: «Все синематеки хотят иметь наше немое кино»
Всю свою жизнь Владимир Юрьевич проработал в Госфильмофонде, что в пятидесяти километрах от Москвы. Каждый день в дороге – туда, обратно. Но несмотря на то, что Дмитриеву неоднократно предлагали жилье рядом с работой, он никогда не соглашался.
Как говорил Жак Леду…
– Дом для меня – это место, где могу хотя бы немного успокоиться, почитать газеты или книги, потому что на работе – в постоянном напряжении. Много проблем, много параллельных дел. Но сказать, что «дом – моя крепость», к сожалению, не могу…
– …потому, что такой крепостью стал Госфильмофонд?
– Я этого не хотел, но так получилось. Хотя это и неестественно. Большая часть жизни действительно проходит в стенах Госфильмофонда. Мой большой друг Жак Леду, хранитель Бельгийской королевской синематеки многому научил в нашем деле. Так вот у него была крошечная квартирка, где не было ничего, кроме кровати. Носил он принципиально только один костюм. Когда костюм рвался, покупал другой. Жак уезжал из дома рано утром и возвращался поздно вечером… А для меня это сложновато – быть вне быта.
– И все-таки придерживаетесь минимализма?
– Действительно, мне надо очень мало. Телевизор, компьютер, библиотека… Хотя телевизор не смотрю, потому что привык к большому экрану. Никогда не было желания иметь ни большую квартиру, ни виллу, ни загородный дом. Не очень люблю природу…
– Не может быть…
– Если пятьдесят лет каждый день выезжаешь на природу, то начинаешь от этого уставать. Хочется куда-нибудь от нее спрятаться.
Арбатское пространство
– Владимир Юрьевич, а на юго-запад Москвы вы переехали с Арбата? Где жили?
– В районе Собачьей площадки. Это был дом в арбатском переулке, его сломали. Сейчас через этот дом… проходит Новый Арбат. А на Юго-Запад нас переселили в 62-ом. Я просто обожал бегать по арбатским переулкам, где сначала были и керосиновая лавка, и дровяной склад. Кинотеатр «Арс», кинотеатр Юного зрителя, «Художественный»… Это было мое арбатское пространство. А сейчас по Москве не гуляю, куда на Юго-Западе пойдешь?
– Запомнили свое первое кинопотрясение?
– Да. Это был, кажется, сорок четвертый год, а картина, которую смотрел – «Багдадский вор». Мы тогда были в эвакуации, в Свердловске, там отец работал. Он был очень крупным театроведом, профессором, доктором наук. А мама – ученый-химик… До сих пор помню «Багдадкого вора», потом была цветная картина «Джунгли» по Киплингу, «Бэмби», которого я уже видел в кинотеатре «Ударник». Ну а затем стал ходить в кино достаточно часто, особенно когда гостил у бабушки в Рязани. Меня туда отправляли на лето. Родители на кино выделяли деньги, и я почти каждый день смотрел фильмы. Доходило до 30 картин в месяц, и почти все новые. Попадались и трофейные. Помню, как вернулся осенью в Москву, уже посмотрев «Приключение Тарзана в Нью-Йорке», а мои школьные товарищи картину еще не видели! Это был большой триумф!
– А кроме кино были еще какие-то увлечения?
– Меня с детства водили в театр. «Синюю птицу», как положено, видел несколько раз. Водили и в Большой, и в Детский, в Малый, Художественный. Тогда я думал, что, скорее всего, буду заниматься театром. Но произошел какой-то слом: хочу заниматься кино. Понял, что люблю смотреть картины из первого ряда, чтобы между мной и экраном не было никого. У школьного товарища мама руководила кафедрой иностранных языков во ВГИКе, мы часто бывали у нее, и я все больше и больше привыкал, что кино станет моим делом. В 1957 году сдал экзамены одновременно во ВГИК и ГИТИС, совершенно к ним не готовясь.
– А никогда не хотелось ставить спектакли?
– Я четко осознаю, что умею, а чего нет. И никогда этого не делаю. Точно знаю, что не смогу работать с актерами. Не сумею ничего показать. Общаясь достаточно много с Никитой Михалковым, убедился, что вот он может сыграть все, что угодно! Он моментально показал мне массу персонажей. Все режиссеры умеют это делать.
– В Госфильмофонде перебывали все наши известные кинематографисты. Сегодня кто-нибудь входит в число ваших друзей?
– В основном, киноведы и театроведы начала 60-х годов. Эти люди приезжали в Госфильмофонд, много смотрели и писали. Очень важным для меня оказалось знакомство с Сергеем Юрским и Михаилом Козаковым. Я не очень был знаком с театральным миром, но эти люди просто потрясли, они жили в неком другом измерении! Вдруг увидел иное состояние души, в котором сам находиться не мог. Мог только слушать их и радоваться, если чем-то был им полезен.
Я ведь еще учился тогда, когда в кино «входили» Василий Шукшин, Андрей Тарковский, Андрон Кончаловский, чуть позже Никита Михалков, Вадим Абдрашитов. Еще застал знаменитых Ромма, Герасимова. Очень любил Михаила Абрамовича Швейцера, который был не только режиссер замечательный, но и человек прелестнейший. Очень любил кинофонд, постоянно к нам приезжал, смотрел, учился. Ему все было интересно. Это поколение нас любило. В отличие от современного, которое ничего не смотрит, не знает и знать не хочет. Эти люди были либеральны по отношению к новым тенденциям. Даже выступая на собраниях, клеймя «новую волну», в глубине души они все прекрасно понимали. Я читал замечательный рассказ Герасимова про Годара. Герасимов, естественно, его ругал, но я вдруг понял, что Герасимов просто не может быть таким свободным, как Годар, который «как хочет, так и монтирует».
– А другие как реагировали?
– Швейцер, например, был очарован новым направлением. Как и Марлен Хуциев.
Золото Госфильмофонда
– Попав в Госфильмофонд, вы сделали для него огромное дело, взяв курс на обмен фильмов с другими архивами…
– Да, целенаправленно собирал определенные фильмы, укрупнял коллекцию, удалось расширить контакты со всеми киноархивами мира. В 64-ом у нас проходил конгресс Международной федерации киноархивов. Познакомился со многими знаменитыми своими коллегами, которые потом очень помогли, многому научили. Госфильмофонд имеет «золото» – это русское советское кино двадцатых годов. Золото потому, что все синематеки и архивы мира желают иметь в коллекции наше немое кино. У нас было, что им предложить. Ведь для многих стран это проблема: им-то и предлагать нечего. В 60-е годы был неимоверный взлет интереса к нашим фильмам. В ответ получили тысячи лент из-за рубежа: из Польши, Чехословакии, Венгрии, Болгарии, Румынии, ГДР, Западной Германии, Франции, Бельгии и США. Коллекция сильно выросла, и думаю, что поставили мы это дело правильно: в те годы еще что-то можно было собрать, сейчас это сделать гораздо труднее. Важно, что мы показали отечественные картины за рубежом, я реально видел, как мало и однобоко нас знают. За границей знали Юткевича, который ездил во Францию, в Канны, и воспринимался как основной полпред советского кинематографа. Но при всем моем хорошем отношении к нему, он был не настолько крупной фигурой в нашем кино. А не менее славные имена оказались на заднем плане. В мире знали Козинцева и не знали Трауберга, которого за рубеж не пускали. А ведь они работали вместе, создавая свои картины.
Плохо был известен за рубежом Барнет. А это фигура номер один в отечественном кино, для меня лучше картины, чем его «Окраина» в нашем кино просто нет. Мы показали многие его ленты во Франции, Швеции, Финляндии. Был разговор с Годаром – у него даже голос дрожал от восторга при упоминании имени Барнет. Госфильмофонд ввел в мировой обиход тысячи отечественных картин – больше, чем какая-либо другая организация страны.
– Сколько названий в Госфильмофонде сегодня?
– Порядка 65 000 названий. Мы получаем свыше 1000 картин в год на разных носителях, коллекция постоянно растет. Любой фильм в архиве можно мгновенно найти.
Знаете, во время перестройки мы сумели коллекцию Госфильмофонда отстоять, не дали ее разрушить. Была ситуация, когда против были все: правительство, союз кинематографистов, творческие работники. Никогда не прощу нашему замечательному Союзу кинематографистов съезд 1990 года и решение раздать коллекцию по «национальным квартирам». Это было сумасшествие какое-то! Стали наезжать люди далекие от кино, понятия не имеющие, как хранить раритетные пленки. Они требовали вернуть, и эти требования охотно подписывали начальники. Трудно было не отдать. Помню, заявляется какой-то человек из МИДа: «Вы обязаны отдать картину». – «Почему обязаны?» – «Иначе, они (ранее – союзная республика, а теперь суверенное государство) не подпишут договор о военных базах». – «Где фильмы, и где военные базы?!» Или, например: «Президент Ельцин обещал президенту Назарбаеву…» Ну не может президент Ельцин распоряжаться национальной коллекцией, это не его собственность, простите! Мы выстроили круговую оборону. Вот когда почувствовал, что «мой дом-то – моя крепость». И для себя раз и навсегда решили: ничего из коллекции не отдадим… Стали «Особо ценным объектом», добились, чтобы появилось специальное правительственное положение о Госфильмофонде и чтобы нас не трогали. Сейчас все отстали, тем более что и мы предлагаем: «Давайте деньги, мы напечатаем любую копию».
Без селекции
– Вы славитесь тем, что в Госфильмофонде с нет комиссии по отбору материалов…
– Когда однажды приехали нас проверять, то первый вопрос: «Какая у вас комиссия по отбору материалов?» Я тогда ответил: «Нет комиссии, мы берем все. Все!!!» – «Как?» – «Так и берем!» Ведь может потом оказаться, что режиссер сделал великую картину, а она потерялась, потому что мы ее не взяли. Принцип «отсутствия селекции» очень в мире ценится. Да, это трудно, потому что требуется место…
– И последний вопрос: что сегодня более всего тревожит?
– Две вещи. Необходим неореализм. Из современного отечественного кино совершенно нельзя понять, как люди живут. На экране – абсолютно выдуманная жизнь. Мы снимаем криминальные картины, но делаем это либо по лекалам Америки, либо Южной Кореи. Что, наши люди живут, как американцы? Даже гангстерские отношения у нас иные, чем в Америке. И «крестые отцы» у нас другие, нежели герой Марлона Брандо. Второе, что меня волнует – это жуткое падение уровня профессионализма. За малым исключением сейчас разучились снимать картины, а актеры разучились играть. И это понятно: когда кто-то снимается в семи сериалах сразу, он играет на наборе одних и тех же штампов, которые автоматически переходят из одной истории в другую. Человек приехал на полдня. Его с поезда бросают на съемочную площадку, он не знает текста. Играет так, как когда-то научился в институте, и тут же уезжает. Какой уж тут ансамбль? А старые мастера, которых очень люблю, отчаянно держатся за то, как они это делали когда-то. Но им трудно отыскать новые возможности, они не очень хотят этого и, видимо, не могут. И некоторые картины отдают такой фантастической старомодностью, что невозможно смотреть.
Наша справка
Владимир Юрьевич Дмитриев, первый заместитель руководителя Госфильмофонда России, одна из самых значимых сегодня фигур в области архивного мирового кинематографа, художественный руководитель фестиваля архивного кино «Белые столбы». Родился в Москве 18 января 1940 г. В 1962 г. окончил киноведческий факультет ВГИКа. Работал начальником отдела научной обработки иностранного фонда Госфильмофонда СССР (ныне – Госфильмофонд России).
С 1996 г. – первый заместитель генерального директора Госфильмофонда России. Автор книги «Анатомия мифа: Брижитт Бардо» и многочисленных статей по проблемам отечественного и мирового киноискусства.