Наталия Коновалова: «Наш дом прочесывают сверху донизу»
Не раз, проезжая на троллейбусе по Верхней Масловке, с любопытством поглядывала на дом № 9, возведенный по проекту знаменитого Ле Корбюзье. Начиная с 1932 года – времени строительства этого здания, – квартиры и мастерские здесь давались «правильным» художникам – тем, у кого творческие процессы протекали в русле социалистического реализма.
Потолок – не догма
В этом доме, по слухам, мастеров кисти посещал сам Лаврентий Берия, чтобы вдохновить на создание очередных эпохальных полотен, поставив конкретные агитационные задачи, а оступившихся направить на путь истинный. Здесь он ходил в больших галошах по ковровым дорожкам, которые были расстелены в длинных коридорах. По одному из них (уже без всяких дорожек) я пришла в гости к дочери жившего здесь художника-монументалиста Виктора Андреевича Коновалова, художнице Наталии Коноваловой, выбравшей основными жанрами портрет и натюрморт.
– Наталия Викторовна, скажите, эта просторная мастерская с окном во всю стену и высокими потолками принадлежит вам?
– Это еще не самые высокие потолки в доме. На первом этаже, где находится квартира-музей скульптора Александра Матвеева, они почти пять метров. Там и сейчас работают скульпторы, ведь им приходится закатывать к себе для работы огромные камни.
Второй этаж – там потолки почти четыре метра – принадлежит художникам-монументалистам. На этом этаже находилась и 40-метровая студия моего отца. В свое время мастерские предоставлялись на правах пожизненной аренды. Поэтому после его смерти помещение снова отошло в секцию монументалистов.
Выше располагаются живописцы, графики, они уже имеют право только на высоту в три-три с половиной метра. А мы с вами сейчас разговариваем в мастерской моей мамы, Татьяны Коноваловой-Ковригиной. Она тоже член МОСХа, заслуженный художник. Моя студия на этом же, третьем этаже, но она поменьше.
Про наш дом снимались телевизионные фильмы. Один из них особенно запомнился. Съемочная группа приходила к скульптору Игорю Иогансону, а у него была ручная крыса. Видимо, она и подвигла режиссера показать интерьеры нашего дома под углом зрения крысы. Везде бегает (с первого по пятый этаж), все вынюхивает, высматривает, а камера высвечивает запущенность быта – трещины, паутину…
Мастерская в кладовке
– Знаю, что часть здания, которая выходит фасадом на Масловку, предназначена только для мастерских, а в левом крыле располагаются квартиры художников. Ваш отец тоже получил квартиру в доме № 9?
– Нет, ему предложили на выбор: квартиру в этом доме или участок земли под застройку. Он выбрал второе – в городе Бабушкине. Он же деревенский житель, его дед из крепостных. Папа купил добротный деревянный дом, стал в нем жить и работать. Там родились и я, и моя дочь Даша.
Но постепенно столица шагала все дальше за окраины, и город Бабушкин стал одним из районов Москвы. В середине 80-х отцовский дом снесли, а нам предоставили квартиру в новостройке на четырнадцатом этаже. После вольготной жизни в просторном деревянном доме с большим садом долго не могла привыкнуть к этой верхотуре. Пришлось потратить несколько лет, чтобы наконец поменяться. Переехали недалеко отсюда – на улицу Мишина, где и живу сейчас на первом этаже вместе с 92-летней мамой, дочерью Дашей и внуками.
У нас три комнаты, 54 квадратных метра жилой площади. Маловато, конечно. Пришлось даже сломать одну стену и объединить кухню с комнатой. Получилась довольно просторная кухня-гостиная.
Время от времени мы с дочкой устраиваем генеральное выбрасывание лишних вещей. Но их почему-то меньше не становится. Я, например, очень люблю сухоцветы – они стоят повсюду в больших корзинах и ждут своего часа – когда из них будут сделаны композиции. Пока некогда. Трое внуков – это серьезно!
– Но в этой мастерской я вижу спальные места, кто-то здесь иногда живет?
– Когда умер отец, мама очень тяжело переживала его уход. Спасло ее то, что она с головой ушла в творчество. Работала и жила здесь. Раньше тут в общей кухне газовые плиты стояли…
– Куда же они подевались?
– Случилась большая неуплата. Плиты убрали, газовые трубы срезали, в общей кухне устроили еще одну мастерскую.
– Экономно…
– Когда вы шли по коридору, то, наверное, успели заметить, что двери располагаются друг напротив друга. Это потому что напротив каждой мастерской были предусмотрены небольшие помещения по 7–13 квадратных метров, где художники могли хранить подсобное имущество. Сейчас в кладовках тоже мастерские.
– Еще экономнее… Двери у вас интересные – двухэтажные. Видимо, чтобы можно было проносить большие полотна?
– Да, именно для этого. А на первом и втором этажах двери еще больше. Отец ведь писал в основном крупные полотна. Его триптих «Победное знамя над Берлином» находится в Академии художеств Санкт-Петербурга. Мозаичное полотно «Освобождение» размером пять на четыре метра было создано для Института стран Азии и Африки в Москве. Папе принадлежат росписи на станции «Киевская»-радиальная Московского метро, плафон и картуши в вестибюле высотной гостиницы «Украина», а также стенные панно во многих общественных зданиях столицы и других городов России. Учитель отца Игорь Эммануилович Грабарь называл его советским Тьеполо.
Татарская княжна и горные инженеры
– А вы предпочитаете работать маслом и создавать не такие большие произведения?
– Люблю писать цветы и натюрморты, хотя с классическим определением натюрморта не вполне согласна. Какая же это «мертвая натура», если она такая живая?!
– Часто приходится выезжать на выставки за рубеж?
– В этом нет необходимости. Иностранные коллекционеры отлично знают этот дом и часто «прочесывают» его снизу доверху. Не так давно, например, у меня побывал итальянец Марко Детрино, у него замок в Северной Италии, где он организует выставки за входную плату. Мы сидели с ним в этой мастерской, пили чай, он отбирал папины и мои картины. Господин Детрино прислал мне каталог выставки Arte Sovietica c подзаголовком «Режим перестройки 1935–1985 гг.» (у итальянцев, видимо, свой счет российского времени). В каталог и вошли наши работы.
Часто нас посещает немецкая компания «Отец и сын Николаи», много работ уходит американским фирмам. Русское искусство – и советского периода, и современное – пользуется спросом за рубежом.
– Гости наверняка обращают внимание на любопытную мебель, которая здесь стоит…
– Это было увлечение моего деда по матери – Ковригина. Он сделал вот этот шкаф – с множеством секретных ящичков и запоров, смастерил табуреточку с кружевным подзором, вырезанным лобзиком.
Род Ковригиных старинный. Они были потомственными дворянами еще со времен Петра Первого, когда он посылал молодежь учиться за границу. Некоторые из моих прадедов стали горными инженерами, окончив Горный институт в Санкт-Петербурге, где золотыми буквами вписаны имена Ковригиных. Жили и работали они в Нерчинске, где находились горные разработки. Один из прадедов «соригинальничал», взяв в жены татарскую княжну, у которой была коса до пола. И татарская кровь в нас, его потомках, до сих пор дает о себе знать. То мы белые и пушистые, а то вскипаем из-за пустяка. Эту черту я замечала и у мамы, и у брата, и у дочери.
– В скверике возле дома стоит стела с надписью: «Здесь будет построен храм Андрея Рублева»…
– Это инициатива обитателей дома № 9. Ведь великий живописец и святой считается небесным покровителем всех художников. Проект сделали сами – в древнерусском стиле, со звонницей (для колокольни, к сожалению, места нет). Сейчас ведем переговоры с городом о выделении земли.
– Бог вам в помощь!