23:30:44
11 апреля 2021 г.

Павел Хомский: «В театре слезы – в самый раз»

В гостях у звездыДаже в выходные он нет-нет да и заедет сюда, на площадь Маяковского, в свой кабинет художественного руководителя театра имени Моссовета. А вечером Павел Осипович превращается в заботливого мужа, отца и дедушку. Спешит домой, где его с нетерпением ждет и любимый пес.

Чисто российское изобретение

– Смотрю на портреты в вашем кабинете – и хочется почтительно снять шляпу: Раневская, Плятт… Какие личности вас окружали!

– Ну, с Фаиной Георгиевной, к сожалению, почти не работал. Помню, когда меня ей представили со словами: «Это наш новый режиссер», – она пробасила: «Посмотрим».

Как и у многих людей, работающих в театре, у меня два дома. Один – тот, где живу со своей семьей. Я трижды отец, у меня растут шесть внуков. Но мне трудно представить, что прошел день, а я не побывал в театре.

Ведь театр-дом – чисто российское изобретение. Не знали? В мире практически нет театров с постоянными труппами. Надеюсь, что нам удастся сохранить это завоевание культуры. Несмотря на то, что рынок начинает диктовать свои правила: появляются антрепризы – конкуренты репертуарного театра.

– У такого театра-дома наверняка немало проблем?

– Ну, например, увеличивается труппа, и не всегда в соответствии с тем репертуаром, который есть. А ведь человека, который отдал много лет театру, не выставишь на улицу, как не выставишь на улицу кого-то из престарелых членов семьи. А между тем молодежь должна приходить в театр ежегодно – это обязательное правило.

Айда драться!

– Давайте вернемся к тем временам, когда перед вами еще не стояли столь серьезные проблемы. Ведь родители были юристами. Как же им удалось вырастить будущего режиссера?

– Никогда в детстве не ощущал давления, в семье не было категорического «нельзя». С мальчишками со двора играл в футбол, а ведь лучше всего в футбол играла именно шпана. Я мог прийти из школы, засесть за уроки и услышать в открытое окно: «Дом четыре, выходи драться на дом шесть!». И все, надо было спускаться! Иначе – струсил, бросил товарищей. И я бежал пулей вниз. А потом приходил с синяками и плел какую-то чушь, дескать, «об угол приладился». Мы дрались серьезно, но по «рыцарским» законам: упавшего не били. И не дай Бог, если в руках окажется свинчатка или еще что-нибудь!

Отец купил мяч и даже бутсы. Такая редкость! Меня выбрали капитаном, но не потому, что играл лучше других. Ребята говорили: «Пусть все увидят, какие у нашего капитана есть бутсы».

– Где находился дом?

– Рядом с театром на Малой Бронной, следующий от театра подъезд. Квартира некогда принадлежала деду-врачу. У бабушки было трое детей, семья потихоньку разрасталась: мама вышла замуж, появились я и брат. Мамин брат женился – у него родились две девочки. И квартира, в которой было пять комнат, большой коридор, которая была так хороша для одной семьи, постепенно превратилась в коммуналку: кто-то уехал, кто-то поменялся. Перед войной там жила одна лишь моя тетка. Сейчас, когда там бываю, охватывает чувство ностальгии.

Рыли окопы и… сачковали

– Помните, как попали на фронт?

– Мне тогда было шестнадцать лет. В первые дни войны с товарищами вступил в бригаду, которую поставили рыть окопы и противотанковые рвы в Смоленской области. И пока рыли, немцы нас обошли. Тогда нам выдали винтовки и сказали: «Теперь вы – ополчение». Из окружения нас выводил старшина. И вот наступил момент, когда мы, мальчики, оказались перед танками. С винтовками и «коктейлем Молотова» – эту зажигательную смесь надо было еще умудриться поджечь о специальную терку, прежде чем кинуть. На наше счастье, танки оказались без пехоты. Старшина каждый раз, когда мы останавливались, заставлял рыть вокруг себя окоп, причем в полный рост. Это многих и спасло. Но поскольку место часто меняли и уже вырытый окоп бросали, то следующий, естественно, рыть не хотелось. Сачковали, все старались оказаться от старшины подальше, чтобы вырыть окоп не в полный рост, а наполовину, и в нем присесть.

В тот день, когда встретились с танками, я оказался от старшины третьим. Это означало, что придется рыть в полный рост. Помню, еще подумал: «Как мне не повезло». А старшина все покрикивает: «Сачки московские! Рой давай!». И вот танки пошли на наши окопы. Бутылки им в лоб кидать бессмысленно: танк загорится, только если его пропустить и кинуть в бензобак, который сзади.

А танки начали утюжить наши окопы. Недавно увидел в кино эпизод: танки идут через окопы. И мне в зале стало нехорошо. Вдруг ощутил, как сыплется земля на голову и кажется, что он сейчас провалится на тебя. Они нас утюжили-утюжили и пошли дальше. Тогда мы дрожащими руками стали вслед им кидать бутылки. А потом танки ушли, и наступил самый страшный момент: мы стали подниматься и увидели, что живыми остались лишь те, кто вырыл окопы в полный рост. Остальных раздавили гусеницы.

Короче, вывел нас этот старшина, и меня, шестнадцатилетнего, отправили домой. Уехал к родным, поступил в Томский университет на филологический факультет.

Театральные университеты

– Как же вы попали в театральный?

– Приехал эвакуированный Ленинградский театральный институт, и я прошел сдавать документы на актерский. Один из преподавателей университета, будущий академик Тамарин, узнав, что я забрал документы, говорил: «Что вы делаете, Павел?! Вы же интеллигентный человек! А артисты – не интеллигентные люди!».

– А как почувствовали тягу к театру?

– Это проявилось позже. Но театральные корни в семье были. Мамин двоюродный брат Грановский был создателем Московского еврейского театра. А Михоэлс – его учеником. Но поскольку в двадцатые годы Грановский остался за границей, то его фамилия замалчивается, несмотря на то, что в свое время он был очень известным режиссером. Помню, как меня, восьмилетнего, отец водил в еврейский театр к Михоэлсу, тогдашнему художественному руководителю. «Ну что, мальчик, – сказал мне Михоэлс, – ты тоже хочешь быть режиссером?» – «Нет, – ответил я. – Хочу быть артиллеристом». В то время у меня были совсем другие интересы.

Мечта «стать артиллеристом» исполнилась, когда в 1943-м, со второго курса театрального института в Томске, я ушел в армию и служил в артиллерийском полку. А позже забрали в артистические бригады, которые ездили по фронту.

– А бывало в жизни, чтобы отстаивали ночами, чтобы попасть на спектакль в тот или иной театр?

– Не в тот или иной, а в Художественный или Малый. Родители это увлечение поощряли, как в свое время футбол.

– А бывало, чтобы кто-нибудь за что-то был вами недоволен?

– Конечно. Так, из Ленинградского театра имени Ленинского комсомола, проработав пять лет, уехал с двумя строгими выговорами и с занесением в личное дело по партийной линии.

– За что влепили?

– За репертуар, конечно. За пьесу Розова «В дороге», хотя до сих пор считаю, что это одна из лучших моих постановок. Сценарий Розова был запрещен на «Мосфильме», но Розов на материале сценария написал пьесу. Мы с успехом успели сыграть несколько спектаклей, но тут пришел один из секретарей обкома и сказал: «Такой неустроенной молодежи, которую вы показываете в своем спектакле, в нашей стране нет! Вы делаете вредное дело». И спектакль закрыли. А я получил первый строгий выговор. Но через несколько месяцев сына секретаря обкома осудили за вооруженный грабеж. И он сам убедился, что в нашей стране есть всякая молодежь.

– Вроде бы этот спектакль в то же самое время шел в Москве, причем с успехом?

– Верно. И когда я это узнал, то прямиком отправился в Смольный к некому Богданову. Помню, как в огромном кабинете произнес длинный монолог. И пока говорил, он сидел как мраморный сфинкс. А когда мои аргументы закончились, и я замолчал, он произнес одну-единственную фразу: «А у нас, товарищ Хомский, не Москва». Я наглядно убедился в действенности модной в то время поговорки: «Когда в Москве стригут ногти, в Ленинграде рубят пальцы». Потом получил еще один аналогичный выговор. Плюнул на все и уехал в Москву, хотя меня звали в «Александринку»…

– Слышала, что вы были дружны с Пляттом…

– Были дружны… И вместе работали. А знаете, что он был великим хулиганом? Нет? Еще молодым, на спор (а это были тридцатые годы) голым выкупался под стенами Кремля. Даже сейчас это трудно представить, а тем более в сталинские времена! Его, естественно, арестовала милиция. Но, слава Богу, узнали, потому что уже вышел фильм «Подкидыш». И Плятта отпустили. Но исключили из профсоюза.

Ремонт – страшней войны

– Павел Осипович, в театре имени Моссовета вы уже тридцать пять лет. Можно сказать, построили дом-театр… А в вашем семейном доме вас можно застать с дрелью, молотком?

– Только в самом крайнем случае. Но когда мы с женой покупаем сборно-разборную мебель, собираю ее с удовольствием. Шкафчик, столик…

– А приготовить себе сами можете?

– Я очень самостоятельный. Могу приготовить яичницу с колбасой. (Смеется.)

– А каков стиль вашего дома?

– Сплошная эклектика. Каждая комната не похожа на другую. Половина квартиры отремонтирована, половину еще только предстоит делать. Для меня ремонт – страшнее войны.

– Сами ремонтируете?

– Супруга старается делать все «большие» ремонты, когда надолго уезжаю из дома. Например, когда был два месяца в Америке, преподавал студентам, она кое-что успела. И все делает хорошо. Она и дачу построила!

– Выращиваете что-нибудь?

– Боже упаси! Есть несколько деревьев, кусты крыжовника, но они сами как-то вольно растут. Мы отдыхаем на даче.

Козаков, Филиппенко, Юрский…

– Поделитесь, как же вам все-таки удается держать в узде такую мощную компанию «звездных рысаков» – Козаков, Филиппенко, Леньков, Юрский, Голобородько? Ведь каждый – Талант, Романтик, Поэт. Плюс Большой Актер, разумеется!

– Это очень-очень сложно. И тут дело даже не в их «звездности», артисты при разнообразии их характеров все очень… ранимы. У актера хорошего (а вы сейчас называете очень хороших актеров!) нервы, как бы это сказать… очень близко. Когда принимаем человека в театральный институт, то смотрим, способен ли он покраснеть, побледнеть, могут ли у него появиться слезы… Для жизни это бывает не очень хорошо, а в театре – в самый раз. Нервная система должна реагировать моментально.

Елена Курбанова

Наша справка

Павел Осипович Хомский, народный артист РФ, учился в оперно-драматической студии имени Станиславского и в Государственном театральном институте имени Луначарского (ГИТИС). Работал в русском драматическом и театре юного зрителя в Риге, потом руководил Ленинградским театром имени Ленинского комсомола. Далее его творческая биография осуществляется в Москве: лучшие годы Московского ТЮЗа связаны с работой этого режиссера, несколько поколений молодых людей формировались под воздействием его театральных представлений. Последние тридцать пять лет возглавляет театр им. Моссовета.

Похожие записи
Квартирное облако
Аналитика Аренда Градплан Дачная жизнь Дети Домашняя экономика Доступное жильё Доходные дома Загородная недвижимость Зарубежная недвижимость Интервью Исторические заметки Конфликты Купля-продажа Махинации Метры в сети Мой двор Молодая семья Моссоцгарантия Налоги Наследство Новости округов Новостройки Обустройство Одно окно Оплата Оценка Паспортизация Переселение Подмосковье Приватизация Прогнозы Реконструкция Рента Риелторы Сад Строительство Субсидии Транспорт Управление Цены Экология Электроэнергия Юмор Юрконсультация