Эльдар Рязанов: «Открою страшный секрет: я – человек нормальный»
Встретиться и побеседовать с режиссером Эльдаром Рязановым в Москве не получалось: последние полтора года режиссер был безумно занят, в производстве – сразу два фильма. И чтобы задать назревшие вопросы, пришлось отправляться в Санкт-Петербург – там проходил фестиваль «Виват, кино России!», где картина Рязанова «Андерсен. Жизнь без любви» получила сразу два весьма противоречивых приза: Гран-при «Приз зрительских симпатий» и приз кинопрессы.
Всегда под прессом прессы
– Эльдар Александрович, не припомню случая, чтобы мнение зрителя и мнение критиков так совпали. А сами вы как отнеслись к этому факту?
– С меня хватило бы и одного приза – того, что дали критики! Это первый приз кинопрессы в моей жизни. Всю жизнь пресса распинала, укатывала в асфальт. Особенно досталось за картину «Служебный роман». Ругали и «Гусарскую балладу», которой исполняется 45!
Я был потрясен выбором прессы потому, что «Андерсен…» – не «Старые клячи», лента требует серьезных размышлений. Но, к сожалению, фильм сошел с экранов как-то слишком быстро, а мне хотелось, чтобы эту картину увидели как можно больше зрителей. А фестиваль «Виват, кино России!» реализовал это мое желание.
– По Питеру прокатился слух, что вы с супругой ездите по букинистическим магазинам и ищете старые плакаты. Если не секрет, зачем это вам? Хобби?
– Вы бывали в киноклубе «Эльдар»? Наверняка тогда видели старый плакат «Кадры решают все!». Обнаружив его в книжном магазине, решил купить и повесить на стене в клубе, а под ним разместить кадры из «Карнавальной ночи» и других фильмов. И правда – ведь в кино кадры действительно решают все.
Ах, мой милый Андерсен…
– Как так получилось, что взялись за работу сразу над двумя фильмами: «Карнавальная ночь-2» и «Андерсен. Жизнь без любви»?
– Я снял эти два фильма совершенно неожиданно для себя. Хотя «Андерсена…» вынашивал более двух десятилетий. Приступая к съемкам, очень боялся, что не выдержу такого темпа, болезнь заставит остановиться. Но пока работал над фильмами, не болел ни дня. Зато, как закончил, болячки просто обступили! И вдруг понял: чтобы быть здоровым, все время должен снимать кино.
Что же касается «Андерсена…», то двадцать лет ожидания – это результат «политической погоды», царившей в стране. Понимал: сценарий о жизни великого сказочника в том виде, в котором я его вижу, начальство не пропустит.
– Что именно не пропустило бы?
– Помните, в фильме есть эпизод, без которого картина не имела бы для меня смысла? Центральный эпизод, где Андерсен, надев волшебные «калоши счастья» из собственной сказки, переносится на сто лет вперед – в Данию во времена фашистской оккупации.
И дальше рассказывается история – то ли подлинная, то ли легенда. На примере Дании фашисты хотели показать, как замечателен их новый порядок. Жизнь в стране идет по-прежнему, а немецкая армия – якобы всего лишь гости народа и короля. Лишь один нюанс: по замыслу фашистов евреи должны были надеть желтую звезду и зарегистрироваться. А что дальше с ними будет, датчан касаться не должно. Но вся страна по примеру короля надевает желтые звезды, а моряки и рыбаки вывозят евреев в нейтральную Швецию.
Вот без этого эпизода я не хотел снимать свой фильм. В советское время такой эпизод был бы невозможен.
Теперь о «Карнавальной ночи-2». Узнав, что картине исполняется 50 лет, Константин Эрнст предложил отметить эту дату и построить декорацию. Меня такая идея не очень заинтересовала, но потом подумал, что если есть декорация, то можно сделать и ремейк. Это первый в истории кино случай, когда режиссер делает ремейк собственной картины спустя 50 лет! Причем после сногсшибательного успеха «Карнавальной ночи» ведь предлагали снимать продолжение – отказался. Дважды, – считал я, – в одну реку не входят. Но сегодня течет совсем другая река. У нее берега капиталистические. И русло другое, и течение иное, и вода значительно грязнее, чем была 50 лет назад. И можно попытаться в нее войти заново.
Самое сложное было решить образ «наследника» Огурцова.
О венике, гриме и белье
– Ну и каков он – «герой нашего времени»?
– Современный Огурцов? Найти человека, который был бы неприятен многим людям нынешнего времени, – задача не из простых. Мы выбрали человека глуповатого, хитрого, взяточника, бывшего комсомольского работника с тягой к блатному жанру. Его блестяще сыграл Маковецкий.
– На сценарий «Карнавальной ночи» у вас ушло (страшно сказать!) девять дней. А как писались другие?
– «Ирония судьбы» родилась просто – из комической истории, которую мы с Брагинским где-то услышали: один мужик зашел к друзьям, наклюкался, а в компании был шутник, который предложил отвезти пьяного в стельку человека на Киевский вокзал, снабдив портфелем, где были веник и белье. Бедолагу погрузили в общий вагон на третью полку, дали десятку проводнице, и так он и проспал до самого Киева. Написали сценарий за двенадцать дней.
А вот на сценарий «Сослуживцы», по которому снимался «Служебный роман», потратили двадцать два дня. «Берегись автомобиля» – вообще родился из бродячей легенды. Одни говорили, что нечто подобное было в Одессе, другие утверждали, что в Питере. Известно только то, что кто-то крал машины у людей, живущих на нетрудовые доходы, продавал их, а деньги перечислял в детские дома. На роль Смоктуновского сначала пробовался Ефремов, который очень старался быть мягким, добрым. Но у него из всех щелей проглядывал железный руководитель «Современника» и будущий режиссер МХАТа. Тогда наш художник сказал: «Ребята, это же – волк в овечьей шкуре!». Пробовался и Леонид Быков, но на экране он выглядел, как мститель с Крещатика, ненавидящий москалей. А Куравлев напоминал мстителя с Красной Пресни. Короче, уговорили сниматься уже больного к тому времени Смоктуновского. Только начали снимать, как зовет меня к себе министр Романов и спрашивает: «Это правда, что на главную роль взяли Смоктуновского?! Он же только что сыграл Ленина! А у вас что, будет играть жулика?..». Все, что я смог возразить, так это то, что у нас он «будет в другом гриме». Но потом собрался с духом и добавил: «Раз Смоктуновский сыграл Ленина, то теперь, значит, не сможет ни рюмку водки выпить, ни к девушке сходить?!» – «Не сможет!!!» – вполне серьезно ответил мне министр. Помню, выходя из кабинета, я сильно засомневался в его умственных способностях.
– А когда все-таки легче работалось – тогда или сейчас?
– Как это ни парадоксально, но тогда было легче. Мы понимали эту систему и то, как можно ее обмануть. Да, конечно, фильмы калечили, что-то вырезали, убирали, заставляли переозвучивать. Приведу пример. В фильме «Гараж» переозвучили шесть реплик. Герой Стриженова говорит героине Остроумовой: «Я мечтаю всегда идти законным путем». А Остроумова отвечала: «Законным путем идти можно. Дойти нельзя». Нам сказали: «Ну как это?!». Пришлось поменять на «дойти трудно». А Валентин Гафт кричал: «Надеюсь, родное правление вы пожалеете?». Нас попросили убрать слово «родное». «Родным» могло быть только правительство. Ну и так далее…
Но если раньше была идеологическая цензура, то теперь появилась цензура толстого кошелька.
А теперь открою вам свой самый страшный секрет: я – нормальный человек. Всегда чешу левое ухо левой рукой, а не тянусь к нему правой. Нормален настолько, что меня передергивает, когда на экране льется кровь и фаланги пальцев отрубаются по частям. А ведь режиссер никогда не должен признаваться в том, что он абсолютно нормален. Напротив, должен делать вид, что у него в голове – свои «тараканы», что он – не от мира сего и его гениальность недоступна мозгам современников, ибо он опережает свое время!
Вечный двигатель
– Однажды вы сказали, что после съемок душа режиссера напоминает выжженное солнцем поле… Как отдыхаете?
– Есть небольшая весьма скромная рыбацкая хижина в одной из деревенек на Валдае. Бываем там каждое лето. Вот и сейчас после фестиваля поедем и до осени пробудем там. Обязательно 2–3 раза в год выбираемся в Великий Новгород, бродим по улицам, заходим в книжные магазины, в старые кафешки… Организм после съемок должен «залечить раны». Пройдет время, в голове начнут роиться новые идеи, сюжеты, образы. А потом вдруг поймаешь себя на мысли, что завидуешь тем, кто сейчас в производстве, и захочется в павильон – снимать, суетиться, кричать, нервничать. И это будет означать, что процесс восстановления душевных и физических сил подошел к концу и можно снова их тратить без оглядки.
Не по родительским стопам…
– Эльдар Александрович, почему родители назвали вас столь редким именем? И имели ли они отношение к искусству?
– Абсолютно никакого. Мама из мещанской семьи. Отец учился в Арзамасе, в «реальном училище». В восемнадцатом году в городе были сильны революционные настроения, и отец ходил к Ленину в Москву. В семнадцать он уже стал комиссаром полка, а в девятнадцать – комиссаром дивизии. Потом служил разведчиком в Китае, в Персии. Между прочим, Эльдар – это персидское имя. Отец делал головокружительную карьеру, пока его не назначили директором главка. И тогда он запил и начал потихоньку поколачивать маму. Мама долго терпела, а потом подхватила меня, трехлетнего, и ушла жить к подруге. Вскоре и у отца, и у мамы появились другие семьи. Отец и в лагере был, как враг народа. Вот такая печальная история – очень типичная для сталинского времени.
Отчим, в отличие от отца – «врага народа», – был беспартийный, но зато еврей. И потому мама, будучи очень умной женщиной, оценивая ситуацию, говорила мне, в какой период кого лучше в анкетах писать отцом. Поскольку отца не помнил – мы расстались с ним в три года, – не было ощущения, что совершаю предательство. А потом я понял, что мое личное дело не читал ни один гэбист, иначе бы меня обязательно куда-нибудь «засадили». Благодаря этим маленьким хитростям я и поступил в институт.
– Почему выбрали режиссуру?
– Ну надо же было куда-то поступать! Встретил приятеля, который собирался во ВГИК. В отличие от него кино в ту пору я не любил и ничего толком не видел. Но сообразил, что для поступления на актерский надо было играть в самодеятельности, для операторского – иметь авторские фотографии. А ведь мы жили бедно, фотоаппарата не было. От поступающих на сценарный требовали новеллы. Единственный факультет, куда не надо было ничего подавать, – это режиссерский. Когда подал документы, узнал, что там – 25 человек на место.
В ту пору мне не было и семнадцати. Долго меня терпели, на дух не принимая все, что я сочинял. В конце второго курса наш мастер Козинцев сказал: «Знаете, нам придется с вами расстаться». – «Почему, Григорий Михайлович?» – «Вы слишком молоды». И тут я сказал фразу, которая определила дальнейшую судьбу: «Григорий Михайлович, вы могли это заметить два года назад, когда меня принимали». Последовала пауза. Почесав в затылке, он ответил: «Ну, черт с вами, учитесь!». Так я доковылял до конца.
Замечательным учителем был Сергей Михайлович Эйзенштейн. Козинцев держал нас на дистанции, а Эйзенштейна мы обожали. Это был очень живой человек, очень открытый. Когда он был безработным, без копейки денег – ведь находился в опале, – Козинцев и Герасимов уломали начальство, чтобы Эйзенштейн читал «теорию режиссуры».
– А как он относился лично к вам?
– В отличие от Козинцева, великолепно. Даже есть уникальный подарок от него – книжка сценария «Иван Грозный», 44-го года издания, с кадрами из фильма. Мне было 19 лет, ему – 49, поэтому он мог позволить себе сделать надпись: «Эльдару Александровичу – проходимцу, тунеядцу и бездельнику. Профессор Эйзенштейн».
– Эльдар Александрович, в какой стране хотели бы жить, если не в России?
– Не могу жить в другой языковой среде, без своих друзей, не могу жить в другом климате, без этой природы. И если ко мне подходит человек и спрашивает: «башашкин будешь», я его тут же пойму. Знаете что это такое? Молодежь уже не знает. Объясняю. «Башашкин» – это был защитник ЦСКА, третий номер. А поскольку в России пьют «на троих», «башашкин будешь» мы все понимали с полуслова.
– Что самое трудное в профессии режиссера?
– Умение отказываться от снятых кадров и эпизодов. Каждый кадр буквально выношен, вынянчен, а съемка стоит неимоверных усилий, огромных нервных затрат, да и деньги большие израсходованы. А тут вдруг выясняется, что сцена, которой так гордился, тормозит всю картину. Или обнаруживается, что восхитительно снятый оператором пейзаж разрушает строгий и суровый рисунок эпизода. Или же понимаешь, что в панораме, какой еще не видывал мировой экран и на которую потрачено пять съемочных дней и вся твоя фантазия, – в ней не угадан ритм, она тягуча и разжевывает то, что уже давно ясно зрителю…
Вот тут надо найти в себе мужество и принести в жертву даже хорошие куски картины, чтобы она выиграла в целом.
НАША СПРАВКА
Эльдар Александрович Рязанов родился в Самаре 18 ноября 1927 года. В 1950-м окончил режиссерский факультет ВГИКа. В 1950–1955 годах работал в документальном кино. С 1955-го – режиссер киностудии «Мосфильм». В 1956-м на экраны вышел фильм Э. Рязанова «Карнавальная ночь». В последующие несколько лет Э. Рязанов снимал много комедий. 1979–1985 годы – ведущий телепередачи «Кинопанорама». 2002–2007 годы – президент Российской академии кинематографических искусств «НИКА». 23 января 2005 года открылся киноклуб Эльдара Рязанова.
Народный артист СССР. Дважды лауреат государственных премий СССР и РСФСР имени братьев Васильевых, награжден орденами. Призер международных кинофестивалей. Э. Рязанов состоялся также как писатель и драматург. Создатель более двухсот авторских телевизионных программ.
Женат, имеет дочь.