Андрей Житинкин: «Пространство не должно быть замусорено…

Заслуженный артист России, режиссер Андрей Житинкин когда-то, еще в студенческие годы, получил напутствие от своего мастера Евгения Рубеновича Симонова, который сказал: «Включи в себе люстру и работай надзвездно». Спектакли Житинкина можно любить или ругать, но он, тем не менее, является одним из самых парадоксальных, экзистенциальных и непредсказуемых российских режиссеров. А вот в быту, напротив, он традиционен и консервативен. Вещи предпочитает старинные, добротные, на которые наложила отпечаток сама история.

Иностранцы не знают, что такое холодец

– Андрей, что для вас значит Дом?

– Это территория для творчества. Поэтому мне важно, чтобы в доме хорошо думалось, комфортно придумывались спектакли. Это возможно, когда пространство не замусорено, когда я могу свободно перемещаться от рояля к дивану. Когда могу спокойно пойти на кухню, сварить кофе, закурить хорошую сигару, развалиться в кресле, чтобы что-то дельное «влетело» в голову. Потому что в спектакле очень важна концепция, и роль режиссера тут первостепенна.

– Каким вспоминается дом родителей?

– Мои родители из Петербурга. Ученые-химики, работали на космос в закрытом институте. Специальная обшивка внутри космических кораблей – их работа. Я родился во Владимире, это же древняя столица Руси. Кстати, помпезные Петербург и Москву не люблю. Ближе белокаменные храмы маленьких российских городков. Не поздние, а старинные, с колоколенками. Церкви моей малой родины. Например, Покрова-на-Нерли, одинокая такая хрупкая «свечечка». Люблю Кидекшу, Боголюбово, где князь Андрей Боголюбский начал объединение русских земель.

И дом моих родителей – очень русский дом. Под Суздалем у нас есть поместье, стоит прямо на речке Нерль – кстати, чистейшая река, сколько в ней рыбы, а в лесах вокруг грибов! Дом у нас большой, деревянный, с печкой, в нем много настоящей русской утвари: старые утюги, например, которые собирали мои родители. Много икон. Другими словами, это намоленное и очень красивое пространство.

Как известно, храмы всегда ставились там, где есть особая, энергетически благоприятная зона. Вот и воздух на Нерли – невероятный. Какие здесь закаты и восходы! А из наших окошек видны головки трех храмов: Суздальского, Кидекши и маленькой деревенской церкви. Кажется, что все они как-то «завязаны» между собой в пространстве в необычный треугольник…

Здесь мои истоки, корни. Потому в каких бы «заграницах» я ни бывал, возвращался сюда. На свою малую родину, как бы пафосно это ни звучало. Хотя у родителей всегда была и обычная городская квартира…

– Какие праздники отмечались в семье? Что ставилось на стол?

– В семье больше всего любили Пасху и Рождество. Просто обожаю мамин уникальный холодец. Она готовила его по старинному, бабушкиному рецепту, что уж она туда добавляла? Бог его знает. Но он таял во рту. Никакие заморские яства с этим кушаньем не сравнятся, на Западе не знают, не понимают, что это такое – холодец. Хотя сегодня его и подают в русских ресторанах. Но он – без секрета. А мамин – с секретом! А еще ей удавался пирог с рыбой, где много лука… Такой огромный пирог, на целый противень!

Хай-теки скоро уйдут

– Ваша персональная формула комфорта?

– Под рукой должны быть телефон с автоответчиком, так как приходится фильтровать звонки, и пульт от музыкального центра. Публичность профессии, шум, свет, нервозность репетиций – все это обязывает режиссера периодически расслабляться. Что еще нужно для комфорта? Хорошая (лучше антикварная) лампа с приглушенным светом. Ведь не случайно я все время в дымчатых очках: от света софитов и рампы на репетициях очень устают глаза. Еще мне нужно хорошее удобное кресло. Люблю, когда рядом на ковре или на натуральных шкурах валяются книги, альбомы с гравюрами, пульты вперемежку с напитками…

– Живете вы в элитном районе, на Тверской. Классический стиль квартиры, ее дизайн – это ваша заслуга или специалиста?

– Устал от квартир моих друзей, где индивидуальность затерта банальным евроремонтом: сломаны стенки, квартиры превратились в студии. И дело уже не в самом хозяине, который затеял такую перестройку, просто дизайнеры теперь мыслят только такими категориями: единое перетекающее пространство, кухня – она же гостиная, отделенная барной стойкой… Кому-то это может показаться прекрасным, я же люблю вещи фамильные, которые передаются из поколения в поколение. В старых московских домах это было всегда. Знаю людей, которые на аукционах ищут старые семейные вещи, покупают их в антикварных магазинах. Я – за классику и за вечные ценности. А все эти замечательные хай-теки – уйдут, «короткая» мода. И тогда многим придется переделывать свою квартиру. Всю, и это тяжело. А классика – вечна.

Ничего лишнего!

– А «умные» дома любите? В которых все делается как бы само…

– Не очень. Человек заходит в дом, и уже сам себе не принадлежит. По его голосу или хлопку все начинает включаться-выключаться, открываться-закрываться. В таких домах мне неуютно. Зато на гастролях, в отелях, если попадаю в такой номер, чувствую себя замечательно: я устал, а дом тебя обслуживает… Но я им не управляю, он управляет мною. Это очень некомфортно, особенно для человека моей профессии, когда сам формируешь пространство, сам творишь свой мир.

Нравятся просторные дома. Потому что всегда есть искушение перегрузить жилище лишними вещами. Красивыми и дорогими. Напрягает переизбыток техники. Заходишь в комнату – а там тебе и домашний кинотеатр, и телевизор, и музыкальный центр, и еще какие-нибудь супер-пупер-колонки. Все это надо сводить к минимуму. Хорошая антикварная вещь смотрится на белой стене, если она одна. Выигрывать будет старинный подсвечник на огромном столе, если он один. А если их там куча, то уникальность пропадает.

– Это «совет от Житинкина»?

– Пусть будет совет. Если пространства вашей квартиры немного, то надо задуматься о том, чтобы вещей было минимум. Тогда квартира будет казаться намного больше.

Зеркала, хрустальные паровозы…

– Самый неожиданный дом, интерьер, который вам доводилось создавать на сцене?

– Пожалуй, в моем последнем спектакле «Анна Каренина» в театре на Серпуховке, в зале на 1 000 мест. В постановке заняты замечательные артисты – Евгения Крюкова, Олег Вавилов, Анна Плисецкая… Светские салоны, как их создать в театре? Как сделать, чтобы зритель поверил, что это – богатые гостиные, интерьеры 19 века? И тут мы с моим постоянным соавтором Александром Шаровым придумали, как мне кажется, очень точный и динамичный ход. Не люблю я пыльные театральные коробки, занавески, окна. У нас на штанкетах, вверх-вниз двигаются огромные, трехметровые, зеркала. В них отражаются люстры, канделябры, герои, и от этого невероятное ощущение… Анфилада комнат… Меня всегда поражало, как они выстроены в особняках 19 века: одна комната, за ней другая, третья… Одна за другой. Идешь и не понимаешь: ты все еще движешься по кругу или уже перешел в другой дом? Вот этот принцип мы сохранили. Есть у нас и огромная перевернутая «вверх ногами» люстра. Помните, как начинается роман: «Все смешалось в доме Облонских…»? Вот эта люстра – метафора, образ «смешения». А мебель у нас заменена хрустальными вагончиками. Тут читается и тема поезда, вокзала, и жизни на колесах. Эти прозрачные вагончики символизируют столы, ложи на скачках и в театре, двигаются на кинематографических тележках, по рельсам, прямо на сцене. И внутри них горят канделябры. Таинственный свет внутри сегментов, свет люстр и канделябров – все это создает ощущение большого дома, с огромным количеством комнат, переходов. Хотя это единое пространство без стен. Дополняют образ колонны из тюля, внутри высвеченные софитами – это дает реальное ощущение холодного Петербурга и чуть более теплой Москвы, когда мы добавляем более мягкий свет.

…Каждый дом – это отражение человека. Как театральный режиссер понимаю, мой дом – творческая лаборатория. И поскольку жизнь коротка, каждый должен создать свой дом, как свой мир. Чтобы в нем раствориться. Я люблю индивидуальные дома, которые могут мне что-то рассказать о хозяине, как о человеке. Дом должен нести информацию! У себя дома надо быть Творцом, и тогда будет комфортно.

Елена Булова