Анатолий Мукасей: «Лучше доску приколочу или в баньку схожу»
Анатолий Михайлович Мукасей. Один из лучших операторов страны.
Его глазами мы увидели героев фильмов «Берегись автомобиля» и «Большая перемена», «Гардемарины» и «Чучело», «Сватовство гусара» и «Принцесса цирка». Кроме того, он супруг кинорежиссера и актрисы Светланы Дружининой, с которой долгие годы работает на одних и тех же съемочных площадках. Наш корреспондент побывал в гостях у творческой четы.Дети разведчиков
– Анатолий Михайлович, что означает для вас понятие ДОМ в высоком смысле этого слова?
– ДОМ – это семья. Это – моя жена Светлана Сергеевна, это наш Данила, это, наконец, кошка Дуня. Дом – это, прежде всего, тепло.
– Сейчас по телевидению много рассказывают о ваших замечательных родителях и их удивительной жизни. Их судьбы достойны киноромана.
– Мои родители, слава Богу, живы и здоровы. Папе – 98 лет, маме – 93. Именно родители нас приучили к тому, что дом – это, прежде всего, семья. А она у нас большая. Родители всегда стремятся собрать всех под одной крышей. По любому поводу мы приезжаем к ним: и дети, и зятья, и невестки, и внуки, и правнуки.
– А родители ваши всегда жили в Москве?
– Правильнее сказать, последние тридцать лет они живут в Москве. А до этого, в течение тридцати лет они жили в семидесяти странах мира. Потому что мама и папа (об этом теперь можно громко говорить) – разведчики-нелегалы. Всю жизнь под чужими именами работали за рубежом. И появлялись у нас с сестрой в год дней на пять–семь. Несмотря на это, семья наша – крепкая и плотная, все друг друга любят и помогают.
– Кто же вас с сестрой воспитывал?
– Этих людей с родительской работы называли «шефами». На самом деле они были практически членами семьи. А нелегальная разведка была славна тем, что в нее собирали уникальных людей со всего Советского Союза, с выдающимися способностями, толковых и неординарных.
Но вообще мы жили с сестрой одни, получали лишь маленькие записочки от родителей, напечатанные на машинке. Воспитывались на этих коротких письмах. Родители сейчас книжку замечательную выпустили, им дают призы и премии. И они живут тем, что про них по телевидению показывают, говорят, пишут.
– Доводилось ли вам когда-нибудь жить в коммуналках?
– Помню, наша огромная семья жила в Малаховке на кухне: папа с мамой, бабушка, племянница родителей, семья двоюродной сестры… Кухня зимой покрывалась льдом. Мы – человек девять – сидели в одеялах. Это была ледяная комната, в которой было прожито несколько лет в конце сороковых – начале пятидесятых. Удивительно, что отношения при такой скученности были замечательные.
По кругу стояли диваны, какие-то лежанки. Так как на стенах был лед, они закрывались одеялами. В середине стоял круглый стол, и мы, дети, крутились вокруг него. По вечерам нас бабушка усаживала за этот круглый стол и вычесывала вшей на белую бумажку. Кушать особенно было нечего. Самой вкусной едой был черный хлеб, посыпанный сахарком. Если же там еще и масло присутствовало, то это уже был настоящий праздник.
Любовь к изображению
– А когда вы впервые столкнулись с магией изображения?
– Сразу после войны отец подарил мне фотоаппарат «Любитель», я впервые снял мальчишек из класса и побежал печатать. Когда в темной комнате на листе белой бумаги проступили знакомые лица, просто обалдел от счастья. Схватил фото, выскочил на улицу, позвал ребят. Но они не успели добежать – фотография почернела. Я рыдал, не понимая, что же произошло. Вечером пришел отец и сказал, что нужно было отфиксировать фото. В тот же вечер понял, чем буду заниматься в жизни.
Прошло много лет, но и сегодня считаю, что самая лучшая профессия – кинооператора. Зрители не догадываются, что смотрят кино, попадая под настроение оператора, в его личностное ощущение мира. Кинематограф – это искусство, прежде всего изобразительное.
Многие режиссеры умеют замечательно работать с артистами, но плохо разбираются в изображении. Им не понятно, почему оператор ждет какую-нибудь тучку или лучик солнышка. Но я всегда работал с режиссерами, которые обожают изображение.
– Например, с Роланом Быковым?
– Ролан Быков к изображению относился свято. Мы с ним выстраивали буквально каждый кадр. Если у меня не получалось, то Ролан Антонович сам садился за камеру, пытался что-то придумать. Если и у него не получалось, то он предлагал: «Слушай, Толь, давай замотаем съемку». Потому что если что-то не идет, чего-то не хватает сегодня, то оно может завтра родиться само.
Бывало, я предлагал: «А давай вот это снимем». Он отвечал: «Да вроде не годится». Но, доверяя, уступал, мы снимали. А потом проходило месяца полтора, и он врывался на площадку: «Толя, я придумал смысл того кадра, который мы снимали тогда. Это было гениально!».
– Ваша супруга – великолепный режиссер. И снимает она фильмы в партнерстве с вами. Возникают ли конфликты?
– Творческих споров бывает много. Например, я говорю ей, что мне сцена не нравится, нет освещения, не будет глубины. А она торопит снимать дальше, так как время кончается, режим уходит. Спорит, спорит, но потихоньку соглашается. Светлана любит изображение, как и я. Любит еще и потому, что замужем за оператором.
Кино прекрасно тем, что там много людей работает, вкладывает свою энергетику в каждый кадр. У пленки есть потрясающее свойство: она впитывает эту энергетику. В плохие картины вложено мало. А есть картины, в которых – огромное количество энергетики. И это с экрана видно и через тридцать, и через пятьдесят лет.
Уют и риск
– Как вы сосуществуете в быту? Есть ли разногласия там? Вот пришли вы домой после съемки: как распределяются обязанности?
– Сосуществуем легко, радостно и практически бесконфликтно. Потому, что я понимаю ее дикую профессию, она понимает мою дикую профессию. Прибегаем домой после съемочного дня, быстренько собираем на стол, садимся и уже про работу не говорим. Единственное, когда мы говорим про работу дома, если завтра сложная сцена. Тогда сидим до ночи, и Светлана меня не отпускает спать, пока мы не поймем, как завтра будем снимать.
– А интерьер вашей кухни, где все – деревянное, теплое такое, придумывали вы или супруга?
– Светлана все придумывает и воплощает. Я по поводу шкафчика, столика, рюмочки могу высказать свое мнение, но здесь вся инициатива – в руках жены. Бывает, что иногда ее решениям сопротивляюсь. Но часто то, что Света делает, потом становится таким уютным, что я просто привыкаю.
– Каковы лично для вас в доме составляющие комфорта?
– Тепло. Не имею в виду подогреваемые полы или налаженное отопление. Я – об атмосфере. Должна быть обязательно хорошая кровать, уютная, приятная, в которой отдыхаешь. Потому что, когда работаешь по 15 часов и спишь по три – четыре, то нужно лечь в такое место, чтобы можно было отдохнуть. И обязательно, чтобы было чисто, ухожено.
Света в этом смысле – «больной» человек. Она обязательно каждый сантиметр пространства будет вычищать. Не может уйти, если что-то не домыто, если крошки на столе, или чистая посуда не разложена по местам. Уговариваю идти, а она отвечает неизменно: «Я должна прийти в чистое».
Уютный дом – это когда твои дети растут в тепле, когда за них не дергаешься и не волнуешься. Когда ночью нормально спишь и не переживаешь…
– Наверное, уют и спокойствие отчасти компенсируют тот риск, с которым сопряжена профессия оператора. Мне кто-то рассказывал, как вы во время съемки однажды из самолета вывалились вместе с камерой…
– Было такое. Когда смотришь в глазок камеры, перед тобой – ограниченное поле зрения. Если оторваться и оглянуться, то можно увидеть опасность: лошадь, которая несется на тебя, или автомобиль, мчащийся наперерез. Но когда снимаешь, ты весь – там, и о безопасности не думаешь.
А из самолета я вывалился на картине Эльдара Рязанова «Дайте жалобную книгу», где работал покойный Олег Борисов. Мы поднялись, чтобы снять сверху вулкан. Летчики спросили: «Парень, тебя провезти так же, как мы геологов провозим?» – «Давайте, как геологов». – «Ну, тогда привяжись». Когда самолет взлетел над вулканом и наклонился, то меня вместе с аппаратом на веревке вынесло из самолета, прижало потоком воздуха к борту спиной. Я этого не заметил. Почувствовал только, что ветер очень усилился. А когда самолет выровнялся, меня опять внесло в дверь. Хорошо помню круглые глаза Олега Борисова: «Толя, ты сумасшедший, да?!» Он заснял все это маленькой камерой – потрясающее зрелище: вот я снимаю, вот меня выносит за борт, и потом опять влетаю в салон. И все – без отрыва от производства, то есть камеры.
Про жену
– Как вы познакомились с супругой?
– Вместе с мамой пошел в кино смотреть картину «За витриной универмага» с участием Светланы. И, показывая на экран, спросил маму: «Тебе нравится эта девочка?» – «Да». – «Тогда я на ней женюсь».
– Вы что уже были знакомы?
– Нет. Просто все, что задумываю, как правило, реализовывается. Со Светланой нас жизнь столкнула позже во ВГИКе. На втором курсе мы поженились. На третьем у нас родился ребенок. Вообще-то мы – счастливые люди. Взрывы, терроризм, политические дебаты существуют для нас где-то на периферии. Мы полностью погружаемся в то, что снимаем. Если это – 18 век, как в «Тайнах дворцовых переворотов», то мы изо дня в день живем в 18 веке!
– Вы как раз сейчас заканчиваете седьмую картину из этого цикла. О чем фильм?
– Картина будет называться «Виват, Анна Иоанновна». Анну играет Инна Чурикова. Василия Лукича, который вывез ее из Курляндии, замечательно играет постаревший красавец Коренев. В фильме снимаются Алексей Петренко, Алексей Жарков, Печников Геша. Снимается в одной из ролей Алсу.
– Вас не напрягает бешеный ритм вашей жизни? Вы живете в центре Москвы, под окнами – вечно шумящая Ленинградка? Не хочется сбежать на природу?
– Сбежать можно на дачу. У нас есть небольшая дачка на Пахре. Мы там практически все сделали своими руками. У Светланы там – цветочки, грядки, деревца какие-то посажены.
– А у вас?
– Лучше пойду какую-нибудь доску приколочу или в баньку схожу. В земле копаться – это не мое. А Светка, как сядет на корточки, так и копается в земле часами… Я предпочитаю забраться на второй этаж и смотреть спортивный канал. Так отвлекаюсь от всех дел и отдыхаю.