10:04:21
13 октября 2024 г.

Сергей Арцибашев: «Все приходилось делать самому. И за водой съездить, и печь растопить»

В гостях у звездыХудожественный руководитель «Маяковки» Сергей Арцибашев любит, чтобы в доме было много света. И все лежало на своих местах, ведь он – Дева по знаку зодиака. И вообще – чтобы было уютно, красиво, тепло, чисто. А ведь бывало, что ему приходилось буквально жить в театре!Дом строили родители
– Сергей Николаевич, вы помните дом родителей?

– Это был свой дом в поселке, с хозяйственным двором, банькой, с огородом, коровами, свиньями, курами. Жили мы в тайге. Мама была учительницей начальных классов, а папа – мастером лесозаготовок. Дом родители строили сами.
– Что вам приходилось делать по дому?
– У меня три старших брата и две младшие сестры. Я был самым младшим из мальчиков. Когда надо было что-то делать, то старший перекладывал ответственность на более младшего. Мне же приходилось все делать самому. И за водой съездить, и печь растопить. Санки, на которых стояла большая бочка, надо было затащить на гору, бочку наполнить водой. А потом спустить с горы. Бочка полна, горка подледенела. Случалось, бочка переворачивалась и вода проливалась… И в тридцатиградусный мороз надо все начинать сначала.
– Какая была печь в доме?
– Настоящая, русская. Мы спали на этой печи. Но все одновременно там не умещались. Кому удавалось первым занять место, тот и спал. Но это, когда холодно было.
– Какие отношения были в вашей семье?
– Семья была домостроевская, староукладная. Главным в доме был, конечно, мужчина. Мой дед был сильным человеком, и отец сильным. Ну, а женщины хранили очаг, следили за порядком в доме.
– Как отмечались праздники, что подавалось на стол?
– Естественно, отмечался Новый год. Время было полуголодное, но 31 декабря на столе единственный раз в году появлялись мандарины. Как они доставлялись на север, до сих пор не очень понимаю.
Хорошо помню массовые гуляния в поселке. На берегу реки Калья, на большой поляне собирался весь поселок. Туда приезжали буфеты, звучали песни, пляски, игры. Шли на реку семьями, расстилали скатерки, садились вокруг. Соседи, знакомые – все друг к другу ходили «в гости». Малышей на такие праздники обязательно брали с собой. Эти гуляния проходили на майские праздники, когда теплело, перед посевными. И еще раз – после сбора урожая.
– А православные праздники отмечались?
– Потихонечку. Это было не принято, тем более мама была учительницей, депутатом поселкового Совета, уважаемым человеком – работала она в школе так долго, что учившиеся у нее отцы приводили к ней же своих сыновей.
Но на Пасху крашеные яички и куличи в доме появлялись. Много лет спустя мать открыла нам тайну: она нас крестила. Для чего увозила каждого километров за триста!
Запах театра – на всю жизнь
– Когда вы уехали из поселка?

– Еще в восьмом классе решил вырваться в областной центр Свердловск. Братья уже к тому времени поступили в политехникум. Казалось, путь определен. Но я попытался сломать традицию, решил пойти в театральное училище, объявив об этом родителям. Отец запретил это категорически, мотивируя тем, что актерство – не профессия. Я на время согласился, и уехал в Свердловск в политехникум.
– Как состоялся первый настоящий контакт с театром?
– Первый поход в театр в Свердловске запомнил на всю жизнь, ведь сам его срежиссировал: поинтересовался у кассира, какое место лучшее. Долго экономил деньги. Наконец, оказался в первом ряду партера, в центре. До сих пор помню замечательный спектакль «Мещане» по Горькому. Помню, как открылся занавес, и пахнуло запахом клея, папье-маше, пыли и еще чего-то, театрального… Вот тогда и понял, что это – мой запах, я готов им дышать всю жизнь.
Но пришлось и техникум оканчивать, служить в армии. Зато после этого от отца уже не зависел. Началась моя собственная судьба. Папа был спокоен: он дал мне профессию.
– Каковы были ваши первые опыты в режиссуре?
– В каком-то смысле режиссурой начал занимался в детстве. Устраивал в своем поселке спортивные соревнования «Кожаный мяч». В 13 лет организовывал дворы, кварталы нашего поселка для игры в футбол: восемь кварталов-команд. Все было по-настоящему: судьи, протоколы матчей, новенькая спортивная форма, кеды… Сам все пробивал. Отца попросил, чтобы разметили и расчистили нам поле. Ну, просто мировое первенство.
Общежития и комната в театре
– Вернемся к моменту, когда «началась ваша собственная судьба». Вы уехали в Свердловск, и параллельно началась и история ваших квартирных мытарств?

– И правда, за свою жизнь жил во многих квартирах. Три года общежития политехникума, два года армейских казарм, общежитие Свердловского театрального училища, общежитие ГИТИСа.
– Дворником, часом, не работали?
– А как же! В Москве только дворникам предоставляли персональную комнатку в квартире. Позже снова было общежитие Театра на Таганке. И всевозможные квартиры, которые я снимал. И квартира, которую оставил своей семье. В итоге, когда начал руководить Театром на Покровке, то понял, что это и есть мой дом.
Освободил себе комнатку и стал в ней жить. Времени было жалко, так хотелось успеть что-то сделать! Отдыхать не научился. Сейчас понимаю, что что-то все-таки упущено. Можно было бы побольше внимания уделять общению с детьми, с друзьями. Театр забрал все – стал и жизнью, и хобби, и отдыхом.
«У вас с очками не в порядке!»
– Ваш нынешний Театр на Покровке начинался буквально с трех комнат, которые нуждались в капитальном ремонте. Практически вы театр построили своими руками. Какие специальности в процессе строительства освоили?

– Пришлось разбираться во всех сметах. Я одну за другой увольнял строительные бригады, потому что они свою работу делали некачественно. И каждый прораб мне говорил: «Вы же художник, вы в нашем деле ничего не понимаете!» Однажды так меня достали! Пришел в театр, обнаружил, что планки прибиты косо и попросил переделать. Прораб возмутился: «Да это у вас с очками не в порядке!»
Я вручил ему линейку и потребовал, чтобы при мне замерили расстояния. Оказалось, что да, косо! Стали переделывать.
Игры с пространством и временем
– Хорошо помню этот двухэжтажный домик с колоколенкой напротив бывшего кинотеатра «Новороссийск». Но ведь вам приходилось до этого играть в здании на Ольховке в большой комнате. Спектакль «Три сестры» начинался в коридоре, где мы, зрители, сидели на стульях. Из-за закрытых дверей звучала приглушенная гитара, какие-то голоса. Потом рядом сидящий человек вдруг начинал что-то говорить, и оказывалось, что он – артист, что спектакль уже начался, а нас приглашают за накрытый стол на именины к Ирине – младшей из сестер.

– Я вообще много экспериментировал на Покровке, начиная с «Трех сестер», куда вложил мое понимание интимного, камерного театра, но который мог бы выходить на обобщения. Тут были свои отношения актеров с персонажами, актеров со зрителями. В «Трех сестрах» пьеса помогала, поскольку по сюжету в доме Прозоровых много комнат, коридоров. Зрители собирались и знакомились в одном объеме, потом переходили вслед за героями в другой. По замыслу мы должны были вместе сыграть, пережить эти судьбы. Не на расстоянии, а вместе, сидя за одним столом.
– Это были ваши игры с Пространством. Но у вас есть спектакль, в котором вы вступили в заговор со Временем?
– «Мой бедный Марат». Задумал сделать «Марата» еще в ГИТИСе, но спектакль закрыли. Кафедра была возмущена, поскольку я перелопатил текст, поменяв части местами. Пришлось звонить драматургу Алексею Арбузову. Он тут же захотел посмотреть. Народу на запрещенный спектакль набилось битком. Арбузов два часа без перерыва лицезрел свою переделанную пьесу, а потом кинулся ко мне: «Это именно то, что я написал!» Но тогда спектакль не пошел.
И вот много лет спустя решил возобновить его. Причем, к моменту первой постановки со времени написания пьесы прошло 20 лет, а к моменту второй минуло еще двадцать. Так что в спектакле есть рубеж шестидесятых, потом восьмидесятых и двухтысячных годов. А время, как известно, меняет нас, наши мечты, планы, мы становимся другими. Почему? Вот мне и захотелось, чтобы к старикам вернулись те молодые люди, которыми они когда-то были, и напомнили о себе; те, которыми они были в молодости, те, которыми были в зрелости. Чтобы очень конкретно обнажилась эта троичная структура…
– Меня потряс еще один ваш спектакль – «Месяц в деревне». Я видела эту пьесу еще и в «Ленкоме» в постановке Владимира Мирзоева. Там герои в финале оказываются, словно куклы, сваленными в одну большую яму, и их медленно засыпает снег. Я тогда подумала, что режиссер может поднять и философски обобщить тургеневский текст, может показать людям выход из страстей, а может свалить всех в финале в одну большую яму…
– У меня всегда было ощущение, что глубину надо искать в самих персонажах, в людях. Из этой глубины и рождаются новые формы. Когда я «вкапывался» вглубь, внутрь, то там открывал бесценные вещи, находя для себя новое и в «Ревизоре», и в «Трех сестрах», и в «Месяце в деревне». Если идешь глубоко и честно, то многие, довольно повседневные вещи на сцене театра начинают звучать авангардно. Так было, когда в 1993 году у меня чиновники в «Ревизоре» выходили на сцену «с большого бодуна». Но, если вспомнить ситуацию 1993 года, то адрес отсылки был понятен. Финальная сцена в этом спектакле тоже вызывала вопросы: как это артисты выходят голые? Но в этом был заложен смысл: появился настоящий ревизор, и тут уже абсолютно нечем прикрыться.
Или «Месяц в деревне»… Меня искренне волновало, что испытывает героиня: облагораживающую любовь или сметающую все на своем пути страсть? Не случайно в начале спектакля звучит фраза о том, что природа так разбушевалась, что даже плотина рухнула, началось наводнение. Вот и у героини случилось половодье чувств. Но ей всего-то 29 лет. И это – не последнее чувство в жизни. А может, напротив, ее впервые посетила любовь?
Табакову легче!
– Вы уже три года руководите двумя домами, двумя театрами одновременно. Это тяжело?

– Тяжело. Хотя сейчас и Табаков руководит двумя театрами, и Фокин. Но Табакову полегче: он все-таки организовывает процесс. А мне приходится еще и ставить. Причем, у театра имени Маяковского не одна, а целых три сцены.
– Как вас приняли в «Маяковке»?
– Кто занят в спектаклях, тот доволен. Но коллектив большой – около 100 человек, и сложно всех занять. Стараюсь так построить работу, чтобы было занято большинство артистов разных поколений, чтобы вводились новые люди.
– На Покровке – камерный зал на 80 человек. В «Маяковке» при аншлаге умещается 1 200 зрителей. Какая сцена вам ближе: камерная или большая?
– Тоскую по тому, камерному театру, но и вполне оцениваю масштабность этого. Плюсы и минусы есть и там, и там. Но в целом получается равновесие…
Елена Булова


Справка «КР»
Сергей Николаевич Арцибашев родился 14 сентября 1951 года в поселке Калья Свердловской области. В 1976 году окончил актерское отделение Свердловского театрального училища, а в 1981 – режиссерский факультет ГИТИСа.
Работал режиссером и актером Театра на Таганке, главным режиссером Московского театра комедии. С 1991 года – основатель и художественный руководитель-директор Российского государственного «Театра на Покровке». С 2002 года – художественный руководитель Театра имени Маяковского.
Много снимался в кино: в фильмах «Жестокий романс», «Забытая мелодия для флейты», «Ширли-Мырли», «Небеса обетованные», «ДМБ» и многих других.

Похожие записи
Квартирное облако
Аналитика Аренда Градплан Дачная жизнь Дети Домашняя экономика Доступное жильё Доходные дома Загородная недвижимость Зарубежная недвижимость Интервью Исторические заметки Конфликты Купля-продажа Махинации Метры в сети Мой двор Молодая семья Моссоцгарантия Налоги Наследство Новости округов Новостройки Обустройство Одно окно Оплата Оценка Паспортизация Переселение Подмосковье Приватизация Прогнозы Реконструкция Рента Риелторы Сад Строительство Субсидии Транспорт Управление Цены Экология Электроэнергия Юмор Юрконсультация