Столешников: уходящая натура
Вот и переломило на осень. Вместо того, чтобы с удовольствием подставлять разгоряченное лицо прохладному ветерку, потуже затягиваешь плащ – дует! Больше не тянет на зеленые просторы, а разве что – пробежать краешком переулка, прячась время от времени под козырьками. И сопровождает эту прогулку-перебежку какое-то щемящее чувство прощания. Наше путешествие по Столешникову переулку как раз и получилось такое – полное предчувствия тоски по уходящей натуре.
Комиссар в тени
«Что было, что будет, чем сердце успокоится», – твержу, сворачивая с Тверской к памятнику Долгорукому. Вот он, Столешников, и сейчас, похоже, настала пора проверить, что здесь снова изменилось за нашу не очень долгую разлуку.
Открывает его, как водится, памятник Юрию Долгорукому, но это, скорее, принадлежность к официозной Тверской. Свой, местный памятник стоит в глубине, подальше – за сквером, за все еще бьющими в унисон дождю струями фонтана. Ленин сидит, задумавшись, отвернувшись от летней веранды ресторана, прилепленной «с изнанки» к серой коробке бывшего института марксизма-ленинизма, а теперь – российского государственного архива социально-политической истории. С торца, выходящего в переулок, виднеется надпись: «Служебный вход», но предназначен он вовсе не для архивистов и историков – это вход в ресторан. Заведение рассчитано на любителей тех времен, когда все лучшее можно было получить со служебного входа, и прекрасно себя чувствует в окружении Лениных – памятника и того, что в компании Маркса и Энгельса смотрит с барельефа на идущих по перекрестку с Большой Дмитровкой прохожих.
Словом, здесь все на месте, так что отступим от перекрестка немного назад и, миновав Церковь Космы и Дамиана, подойдем к дому № 6. В конце 1980-х тут появилось кафе «Столешники», ставшее весьма модным у богемы и диссидентов. На его витрине, символизируя связь бунтарей всех времен, лежала кочерга, собственноручно завязанная в узел автором «Москвы и москвичей» Владимиром Гиляровским. Позже, весной 1994 года, в подвале открылся ресторан «У дяди Гиляя», в 2001-м переименованный просто в «Гиляя».
Акогда-то, давным-давно, в том самом подвальчике располагалась типография, издававшая журнал о винах – в том числе к императорскому столу. Потом здесь печатали революционные прокламации (старинные типографские матрицы и сейчас украшают интерьер ресторана). Во время Великой отечественной войны же в подвале находился продуктовый склад для командного состава. Но место это интересно не только подвалом. В доме, имеющем около трехсот лет от роду, были китайские бани, опиумные курильни, находилось заведение некоей француженки, которое очень любили посещать ее соотечественники. В 1812 году здесь нашли приют агенты наполеоновской разведки, и, по преданиям, чуть ли не сам Бонапарт проводил в доме совещание. Таким образом, в истории Столешников намечаются некоторые основные темы: жившего здесь «короля репортеров» и «французская». Вторая подтверждается существованием в соседнем строении этого дома уже почти на протяжении двух десятков лет сыскного бюро Мэгре. Скромный французский комиссар, как и положено истинному детективу, предпочитает держаться в тени.
Куда провалилась яма
Вот и перекресток с Большой Дмитровкой, но подождем переходить и обратим внимание на нежно-зеленый трехэтажный дом с очередным бутиком, который стоит как влитой ровнехонько напротив марксистов-ленинистов. Здание кажется намертво вписанным в контекст переулка, и трудно поверить, что еще несколько лет назад на этом месте за строительным забором зиял котлован. А еще раньше, в советские времена, в подвале стоявшего здесь углового дома № 8 находился знаменитый пивной бар «Ладья», известный в народе как «Яма». За одним столиком можно было обнаружить народного артиста, фарцовщика, студента консерватории и сантехника.
Старой пивной посвящена песня группы «Крематорий»:
Площадь в гранитных тисках,
Всадник с длиной рукой,
Три минуты ходьбы,
Теплый подвал за углом,
В душе – саванна, в глазах – огонь,
В бокалах – пиво, я стою в «Яме».
Во время перестройки «Яму» переоборудовали в более пафосное заведение, после чего дом стал жертвой провала асфальта, которые в конце 90-х постигали Б. Дмитровку с завидной регулярностью.
Бог знает, из какого такого ДНК возрождали салатный особнячок, но ничто в нем, как и во всем Столешниковом в целом, не напоминает ни о первой, ни о второй яме. А вот еще лет пять назад рестораторы, видимо, считали «Яму» раскрученным брендом и решили воспользоваться славой пивной, открыв во дворе дома № 10 одноименный ресторан-бар. В выставленном во двор меню значилось: «Не поваляешь – не поешь», кальмары копченые и ароматные «Владивосток – Москва», фирменное горячее «Большое свинство», «Леденящая душу ностальгия» (всего лишь жареная ледяная рыба), лангет «Телячья нежность»… Но и эту «Яму» постигла печальная судьба: дом поставили на реконструкцию, после которой здесь открылся очередной бутик.
Игра в четыре руки
Более живучим оказался «Агент-провокатор» – во дворе желтого особняка, на витринах дамы-манекены по-прежнему демонстрируют пикантное женское белье. А уж поселившийся здесь в 90-х и до сих пор существующий салон «Луи Вюиттон», предлагающий изделия высокой парижской моды, кажется просто верхом постоянства, почти вечной ценностью. И кто ж теперь вспомнит, что полтора века назад, в 1860-х, на этом углу находился нотный магазин Петра Юргенсона? В задних комнатах частенько селились музыканты, там стояли два рояля, и гости вовсю использовали их для игры в четыре руки. Здесь бывал Рубинштейн и даже, говорят, Рихард Вагнер.
В следующем по переулку строении под тем же номером 10, который занимал торговый дом Burberry, «жильцы» поменялись. Да и бог бы с ним, честно говоря, жалко другого. Над входом в прежний бутик, на балконе «жила» пара манекенов. Сияло солнце, шел снег, лило как из ведра – они стояли, упорно всматриваясь несуществующими глазами во что-то на другой стороне улицы. На них в любое время года были традиционные английские плащи, но иногда над головой появлялся зонт, а шею украшал со стильной небрежностью завязанный платочек. Прогуливаясь этим маршрутом, мы уже столько раз встречались с ними, привыкли, почти что здоровались, но любопытство мучило: зачем они забрались на балкон? На что глядят? Чья рука меняет аксессуары? Поинтересовались у администрации магазина. Оказалось, их близнецы в такой же униформе встречают посетителей во всех филиалах этого торгового дома – будь то Токио, Милан или Париж, а дизайнеры время от времени меняют им аксессуары. Goodbye, манекены!
При дворе короля репортеров
Перебазируемся в подворотню напротив, где находится старейшее здание переулка, – столпившиеся возле нее вывески обещают разнообразие: салон красоты, оружейный магазин, ресторан, бар… Здесь снова сойдутся две на время упущенные нами линии – французская и гиляровская.
Владельцем этого участка в начале XIX века был француз Жан Ламираль, один из лучших в Москве учителей танцев. Бывшие здесь каменные палаты он перед войной 1812 года перестроил в двухэтажный дом, в котором впоследствии размещалась Тверская полицейская часть, а также «воинская и пожарная команды и огнегасительные с лошадьми инструменты». Затем участок разделился на две части. В левой виноторговцы Леве построили дом № 7 с известным в Москве винным магазином. В правой – в 1874 году возвели ныне существующий дом № 9. Качество материалов при строительстве проверял сам владелец будущего дома Д. Н. Никифоров, автор нескольких книг о Москве. С каждой подводы он брал по одному кирпичу и бросал его с высоты четвертого этажа. Если кирпич разбивался, подводу заворачивали.
Именно в этом доме около полувека прожил великий знаток московской «изнанки» Владимир Гиляровский. «Удивительно, – писал Паустовский, – как может память одного человека сохранять столько историй о людях, улицах, рынках, церквах, площадях, театрах, садах, почти о каждом трактире старой Москвы». Буквально вся Москва, такая разношерстная и разноуровневая, перебывала и в его квартире.
Дедлайн как смертельное оружие
Конечно, наши личные воспоминания так далеко не простираются, но вот то, что было пять лет назад, вполне еще помним. Выглядело это так. …Вдоль, деля пространство ровно пополам, лежат трубы. Пахнет свежеструганным деревом. Посередине – то самое здание-ветеран. В окнах его – абажуры, абажурчики, абажурята, абажурища. Вечером, идя по их свету, как раз попадешь к входу «Вещиц в Столешниках». Магазин походит на лавочку, полную разнообразнейших безделушек со всего света. Индийские шкатулки с полудрагоценными камнями, индонезийский перламутр в серебряной окантовке, игрушки из водорослей, испанские светильники из дорогого фарфора… Хозяин жалуется на дороговизну аренды и на то, что старый дом трещит по швам. Жильцов из него расселили еще в 1980-х, но место их заняли дворники-гастарбайтеры…
Зато теперь все в порядке: дом отреставрирован, в нем находится банк, вокруг все чисто, и никаких абажуров! Мы затосковали, заметались, задумались: как же удовлетворить свою тягу к странному? В правой арке тянущегося вдоль Столешникова проходного двора плескались белые, как одинокий лермонтовский парус, занавески летней веранды ресторана. Это было явное не то. Мы пошли налево, мимо все еще радующей глаз небанальным сочетанием синей вывески: «Продукты-оружие». Мы были упорны, дошли до самого дома быта, а там вскоре и вознаграждены. Во дворе дома № 7, на клумбе, средь желтых цветов белела не хуже паруса с занавесками мраморная могильная плита. На ней золотыми буквами выбито: «Здесь упокоились лень и творческий ступор». Похороны, как выяснилось, состоялись всего лишь месяц назад – 4 августа. Члены совета Гильдии маркетологов произнесли прочувствованную речь, в которой сообщили, что в течении своей короткой, но насыщенной жизни, Лень, изо всех сил пыталась совратить как можно большее количество их коллег, но скончалась, угасая на глазах, на третий день дедлайна. Ее ближайший друг и соратник Творческий ступор не пережил потери. Мы склонили головы – знакомство с покойными нас тоже не миновало – и продолжили прогулку. Впереди нас ждали утраты, отстоявшие на века, десятилетия и годы. Нас ждали находки, естественным образом возникающие на месте утрат.