Тишинка и все былое
На карте нарисован треугольник зеленого цвета, но это, скорее, память о былом. Сейчас Тишинскую площадь особо зеленой не назовешь. Так – небольшой пятачок растительности посреди городской суеты.
Рынку – быть!
Расположенный в центре скверик с белыми сугробами газонов в оцеплении чугунной оградки по периметру уставлен торговыми лотками. Монументальностью архитектуры выделяется кирпичный общественный туалет со строго указанными часами работы. За голыми еще деревьями – скучная коробка торгового центра. Но главное украшение, если можно так выразиться, площади – 42-метровая колонна черного цвета, торжественно водруженная посередь снующих туда-сюда горожан, троллейбусов, автомобильных пробок…
– А знаете, какие тополя тут росли? Какие каштаны? Зелень, тенек, скамеечки стоят… Не хуже, чем на Патриарших прудах было, помнишь, Джерри? – обращается интеллигентного вида мужчина к своей увлеченно вынюхивающей что-то на газоне таксе. – Да нет, не помнит, конечно, его тогда еще на свете не было…
Родители Максима Петровича поселились на Тишинке в 1928 году, когда среди деревянных домишек возвели высотное по тем временам – в шесть этажей! – здание. Примечательно оно было не только этим: дом № 6 был первым в Москве монолитным сооружением. Да-да, тем самым монолитом, который сейчас позиционируется как жилье современное и приличное во всех отношениях. А соседний (№ 8) светло-зеленый, стоящий скругленным углом на пересечении с Большой Грузинской улицей, пристроили к нему вплотную уже в 1949 году, отчего выходящие в торец ванные комнаты «монолита» лишились окон.
По воспоминаниям старожилов, местность была довольно хулиганская. Обуславливалось это, в частности, наличием на площади знаменитого Тишинского рынка, к которому, как в свое время на легендарную Сухаревку, тянулся весьма разнообразный контингент.
Когда-то эти места были настолько мало населены и спокойны, что получили название «Тишина». Отсюда и пошло название площади и прилегающих переулков. В 17-м веке площадь стали называть Тишинской Сенной – так как здесь торговали сеном. А в 1868 году журнал «Москва» писал: «…Тишинская площадь …отличается сравнительно большим торговым оживлением. Она имеет вид треугольника, в вершине которого находится довольно сносный трактир «Грузия». К одной стороне примыкает длинный забор, отделяющий от площади обширнейшие огороды ямщиков. … С одной стороны – поле, с другой – Садовая, с третьей – поблизости Зоологический сад и Ваганьковское кладбище. Эта местность находится на выезде из города. Воздух отличается здесь замечательной чистотой, и площадь, благодаря твердому сухому грунту, весьма суха. …Положение ее совершенно центральное, для приезжающих крестьян имеются… довольно сносные трактиры и в настоящее время содержатся четыре постоялых двора… Жители этой местности, сколько мы могли узнать, убеждены в необходимости устройства рынка на Тишинской площади». И рынок был устроен.
Колдунья и картошка
Еще во время войны Тишинка стала одним из центров натурального обмена. Но самого расцвета толкучка достигла в послевоенные годы. На Белорусский вокзал везли из деревень яйца, картошку и прочие плоды огорода, чтоб поменять на отрезы тканей, чашки, ложки – все, что оголодавшие горожане несли из своих домов. Вывернутые в подъезде лампочки и погнутые алюминиевые плошки соседствовали с побитом молью боа из чернобурки и французскими кружевами. Лежали грудами старые книжки, строго смотрели на окружающую вакханалию потемневшие иконы, и разбитной инвалид убеждал молодую пару приобрести необходимые в хозяйстве якорь крейсера «Аврора» и маузер Дзержинского. У детей же тут был свой интерес: самопальные, делавшиеся бог знает из чего «петушки на палочке», какими торговал Никулин в фильме «Операция Ы». И эта сцена, и Вицин в рыжей шубе с русалками («Налетай, торопись! Покупай живопИсь!») снимались здесь, на Тишинке. И Гурченко с Басилашвили в «Вокзале для двоих» продавали здесь чарджоуские дыни.
Местность связана с кинематографом не только съемками. Неподалеку, на Васильевской улице, находится Дом кино, и живут многие известные кинематографисты тоже поблизости. Например, Наталья Белохвостикова. «Отсюда до Тишинской площади рукой подать – ее видно из наших окон, – рассказывала актриса. – И куда бы я ни шла – к маме в Ермолаевский переулок, в Дом кино, в Союз кинематографистов, – мой путь лежит через Тишинскую площадь». Засветилась здесь и французская кинозвезда – Марина Влади. Высоцкий тогда жил неподалеку, на Малой Грузинской, 28, и «колдунья» отправилась за картошкой. Пришла и, смеясь, рассказывает, что идет по рынку, а в спину шепот: «Смотри, под Марину Влади косит!».
Блошиный рынок, меж тем, становился все более популярен. Кроме коллекционеров сюда подтянулись и любители входящего в моду винтажа, «стиляги» следующего созыва. «Блошке», в частности, обязаны своими ретро-нарядами участники родившейся в 80-х группы «Браво». На тишинских развалах нередко можно было заметить их солистку Жанну Агузарову.
Так и существовала знаменитая барахолка до самых 90-х, имея официальный статус колхозного рынка. А потом рынок закрыли и снесли. На ее месте теперь аккуратный и безликий торговый центр 1996 года рождения, в котором осенью, в память о старой «блошке», снова возникают ряды пузатых самоваров и фарфоровых балерин советской эпохи. Только теперь это не просто стихийное сборище, а художественный проект «Блошиный рынок». Настоящая же «блоха», вместе с ее пенсионерами, коллекционерами, любителями винтажа и искателями всевозможных, закопанных в рухляди «кладов», порхает по миру бабочкой. Ее можно встретить в Париже и Лондоне, на Староконном рынке в Одессе и в Питере на Садовой, на пригородных станциях Подмосковья и Измайловском вернисаже. Такое живучее и космополитичное насекомое.
Дружба – навек?
Еще до исчезновения рынка, в конце 1970-х, площадь начала терять свой исторический облик. Были снесены маленькие магазинчики с северной стороны, исчез Малый Кондратьевский переулок, а Малый Тишинский превратился в тупик. Теперь вторым концов он упирается в самый большой на площади дом – № 39 по Большой Грузинской улице.
– Это дом Совета министров, – поясняет стойко прогуливающийся с нами Максим Петрович. – Его построили в 1983 году. Только когда уже почти совсем достроили… вдруг… – он делает театральную паузу. – Всю технику и людей перекинули вот сюда! – наш визави тычет торжествующим пальцем в центр сквера, где возвышается черный колосс – монумент «Дружба навеки», возведенный в честь 200-летнего единения Грузии и России.
В общем-то его появлению здесь, на перекрестке Большой Грузинской и Грузинского переулка, вблизи Малой Грузинской и Грузинской площади, особо удивляться не стоит: местность между Красной Пресней и Белорусской издавна звали Грузинами – в честь раскинувшейся здесь населенной выходцами с юга слободы. Название это появилось в начале 18-го века, когда, спасаясь от турецких и персидских захватчиков, сюда переселился грузинский царь Вахтанг Леванович с семьей и свитой в три тысячи с лишним человек. Им была отведена территория бывшего села Воскресенского. На постройку домов Петр II пожаловал гостям строительные материалы и 10 000 рублей. Так возникла грузинская слобода.
А в 1783 году был подписан Георгиевский трактат – «дружественный договор» России с грузинским царством Картли-Кахети. Через 200 лет в Москве и Тбилиси по этому поводу были воздвигнуты памятники. Здесь – 42-метровая стела «Дружба навеки», представляющая собой переплетающиеся буквы русского и грузинского алфавита, складывающиеся в «братство», «мир», «дружбу», сверху увенчанная золоченым венком, снизу подкрепленная цитатами классиков обоих народов. Там – «Узы дружбы», огромный металлический позолоченный узел, связывающий два кольца. На такое воплощение единства народов авторов, говорят, сподвигла исстория любви Грибоедова и Нины Чавчавадзе. Московский памятник, как видим, стоит до сих пор, а тбилисский был разрушен в 1991 году по приказу Звиада Гамсахурдия. Дружбы навек не получилось.
От ужасного до прекрасного
Об этих местах в литературе не много упоминаний, не вдохновляли они классиков. Разве что в ранней редакции «Мастера и Маргариты» можно найти фразу: «Солнце упало за цыганские Грузины». Отчего же еще и цыганские? Не перебор ли? Ответ можно найти у Гиляровского, пишущего о том, что в грузинских улицах и переулках жили цыгане. Нет, табор здесь не стоял – цыгане были оседлые, те, что пели в ресторанах Петровского парка – «Яре», «Стрельне» (например, хор Соколова).
Но вернемся к нашей помпезной, мрачной, золоченой стеле, вокруг которой мы сегодня так ожесточенно гуляем. Монумент, зовущийся в народе «шашлыком», интересен еще вот чем: это первая работа в Москве скульптора, считавшегося долгие годы «придворным», планомерно и массового оснащавшего Москву своими произведениями, — Зураба Церетели. В то время уже весьма известный на родине (не только монументальными работами, но прекрасными мозаичными – в частности, оформлением автобусных остановков), Церетели еще только начал завоевывать столицу.
– Он практически каждый день бывал на стройке, – вспоминает наш очевидец. – И, чтоб стимулировать рабочих, раздавал им со всей широтой своей грузинской натуры фиолетовенькие двадцатипятирублевки. Они их «зурабками» называли.
За годы правления Лужкова причудливые, пафосные творения Церетели успели заполнить город – вход в Московский зоопарк, ядреные кони на Манежной, ну и, конечно, Петр I! Трудно сказать, какой памятник на нашем веку вызвал бы столько страстей и эмоций.
Однажды мы попали на Крымской набережной в грозу. Красное небо пробили серебряные струи молний. Земля уходила из-под ног, дождь лупил, отовсюду гремело… И прямо над нами, над головой, на своем гигантском безумном корабле летел черный царь с глазами навыкате… Завораживающее зрелище. Так что от ужасного до прекрасного один шаг.
Эпоха Лужкова закончилась, подошла к концу и московская карьера «великого стилизатора» Зураба Церетели. А памятники его, как ни странно, прижились. И даже вошли в популярный список «50 причин любить Москву».
Прогулка закончилась, но пить по завершении ее традиционный кофе за столиком обычного современного кафе показалось нам стилистически неверным. Почтить память прошедших перед глазами эпох мы отправились в расположившуюся на углу с улицей Красина чебуречную. Там было все, как положено: девушки за прилавком-стойкой в белых колпаках, томатный сок и гербы СССР на окнах. Только мы успели начать расслабляться и проникаться духом времени, как вмешался вездесущий Максим Петрович:
– А вы знаете, что этому заведению меньше двух лет. Оно не настоящее! Вот когда-то здесь была чебуречная… А это так, стилизация, тень.
– Ну и бог с ним, ну и пусть, – сказали мы, – все мы чьи-то тени! – и пошли заказывать по второму чебуреку.