23:30:44
11 апреля 2021 г.

Площадь, где живут градоначальники и памятники

Путеводитель по МосквеВ обиходе москвичи часто используют два слова: «Тверская» и «Тверской». Под первым, по умолчанию, подразумевается улица, под вторым – бульвар. И вряд ли кому придет в голову вспомнить Тверскую площадь. Тем не менее она есть, и именно там располагаются два весьма примечательных столичных сооружения – старый дом московских губернаторов, ныне мэрия, и памятник основателю Москвы Юрию Долгорукому. Так что нам показалось совершенно логичным в преддверии Дня города посетить это место.

Казенное, пустопорожнее

Положа руку на сердце, это и не площадь вовсе, а всего лишь Т-образный перекресток со сквером: Столешников переулок выходит на Тверскую улицу. Тем не менее уже более двух веков пространство, где располагаются памятник и скверик за ним, и где с удовольствием в погожий день кучкуется народ, гордо зовется площадью.

Началось все с того, что находившийся на месте сквера двор князей Долгоруковых, выходивший на Тверскую улицу прямо напротив губернаторского дома, был в 1790 году куплен казной, и все его строения снесли.

По проекту Матвея Казакова, композиционным центром образовавшейся площади должен был стать особняк губернатора, на находящемся перед ним плацу предполагалось проводить церемонии развода воинского караула. Для этого, предлагал архитектор, следует построить два небольших домика кордегардии (помещение для караулов), по центру – «общественный камин», и всю площадь обнести оградой.

Екатерина II решила осуществление дорогого проекта отложить, а пока лишь «очистить и выпланировать площадь», что и было сделано.

Правда, с использованием ее дело надолго застопорилось, и площадь стали называть «казенное пустопорожнее место». Позже здесь все же был воздвигнут столб с эмблемой генерал-губернатора, и под барабанную дробь стала производиться ежедневная смена воинских караулов. В остальном же торжественности месту не прибавилось: окрестные дома фасадами выходили на Тверскую улицу, ну а площадь окружали невысокие заборы с воротами, за которыми находились сады и огороды. В будках по ее углам дремали будочники с алебардами, а ночью «плац» оглашало мычание – гнали гурты скота.

На месте нынешнего сквера, за плацем, в 1823 году возвели здание в стиле ампир с колоннадой и каланчой. Находились там полицейская часть, пожарное депо, гауптвахта и тюрьма со специальными камерами для государственных преступников, окна которых выходили как раз на губернаторский особняк.

Надо заметить, что пожарная часть была показательная – из лучших. Дежурившие на каланче часовые, чуть завидев где-то задымление (а с каланчи вид тогда открывался отличный), сразу направляли туда конный пожарный обоз. Причем жители сразу могли определить, из какой пожарной части к ним едут – по масти лошадей. В Рогожской части были вороно-пегие лошади, в Таганской – чалые, в Пятницкой – вороные с белым, в Городской – чисто белые, в Якиманской – серые в яблоко, в Арбатской – гнедые, в Сущевской – золотистые, в Мясницкой – рыжие.

«Тверские» пожарные ездили на рыже-белых битюгах. Кстати, и в те времена пожарные обижались, когда их называли «пожарниками» – так именовались жулики, прикидывавшиеся погорельцами. Так и жили: с одной стороны пожарная каланча и тюрьма, с другой – губернаторский дом с балами и приемами. А посередине…

Золотари, пожарные, гуляки

Вот как описывал беспокойную жизнь площади Гиляровский: «Целый день, с раннего утра – грохот по булыжнику. Пронзительно дребезжат извозчичьи пролетки, громыхают ломовые полки, скрипят мужицкие телеги… Круглые сутки стоял несмолкаемый шум. Это для слуха. Зрение тоже не радовали картины из парадных окон генерал-губернаторского дворца: то пьяных и буянов вели «под шары», то тащили в приемный покой при части поднятых на улицах… И для обоняния не всегда благополучно. …В темноте тащится ночной благоуханный обоз – десятка полтора бочек, запряженных каждая парой ободранных, облезлых кляч. Между бочкой и лошадью на телеге устроено веревочное сиденье, на котором дремлет «золотарь» – так звали в Москве ассенизаторов…

– Динь… Динь… – раздается с каланчи звонок, и часовой поднимает два фонаря по блоку на высоком коромысле.

– Какой номер? – орет снизу брандмейстер.

– Третий, коло ниверситета, – отвечает сверху пожарный…

Как бешеный вырвался вслед за вестовым с факелом, сеющим искры, пожарный обоз. Лошади – звери, воронежские битюги, белые с рыжим.

Дрожат камни мостовой, звенят стекла, и содрогаются стены зданий.

Бешеная четверка с баграми мчится через площадь… опрокидывая бочку, и летит дальше… В луже разлившейся жижи барахтается «золотарь»… Пожарные несутся вниз по Тверской… Навстречу летят ночные гуляки от «Яра» – на тройках, «голубчиках» и лихачах, обнявшись с надушенными дамами, с гиком режут площадь… На беспокойном месте жили генерал-губернаторы!»

Тверской дом простоял ровно сто лет, его снесли в 1932-м, во время расширения Тверской площади. Уцелела поначалу лишь колоннада с портиком, но и ее не стало при строительстве здания Института марксизма-ленинизма, что в глубине, за нынешним сквером.

Сам сквер был разбит в 1930-м. Посидим здесь на лавочке, у фонтана, позади памятника Юрию Долгорукому, и перенесемся мысленно снова в дореволюционные времена.

Белый генерал в Бутове не бывал

В 1912 году никакого Долгорукого на площади не стояло, а был здесь памятник генералу Михаилу Скобелеву, и площадь также звалась его именем – Скобелевская. Впрочем, именем Михаила Дмитриевича, героя русско-турецкой войны, называли все – конфеты, шоколад, пряники, папиросы, вина, – популярность его была удивительна.

Скобелева прозвали «белым генералом» тогда, когда ни «белых», ни «красных» еще и в помине не было: в бою его всегда видели в белом мундире и на белой лошади. Боевые соратники называли его «истым джентльменом и лихим кавалерийским офицером». Почти в каждой крестьянской избе рядом с иконами можно было увидеть портрет Скобелева.

«Мой символ краток – любовь к Отечеству, свобода, наука и славянство. На этих четырех китах мы построим такую силу, что нам не будут страшны ни враги, ни друзья», – говорил он. Смерть его, наступившая в 38 лет (в 1882 году) вовсе не в бою, а здесь, неподалеку, в номере гостиницы «Англия», на углу Столешникова и Петровки, была трагична и загадочна.

Врач констатировал внезапный паралич сердца, но гуляли и другие версии: что был отравлен немецкими агентами, убит членами тайной организацией аристократов «Священная дружина», опасавшихся, что генерал возглавит военный переворот… Тем более что накануне Скобелев передал другу секретные документы, сказав, что опасается за их судьбу, и оказался прав – документы похитили. (Загадке смерти генерала, кстати, посвящен роман Бориса Акунина «Смерть Ахиллеса», где он, правда, назван Соболевым).

Четырехметровая статуя генерала на гранитном постаменте, в окружении бойцов, простояла на этом месте недолго. В соответствии с декретом «О снятии памятников царям и их слугам», по личному указанию Ленина, 1 мая 1918 года монумент уничтожили. Бронзовые фигуры, барельефы и даже фонари, окружавшие статую, были распилены, разбиты на части и отправлены на переплавку.

Так же обошлись и с самим именем Михаила Дмитриевича. Советские историки объявили генерала «поработителем и угнетателем трудящихся масс братского востока». Имя Скобелева оставалось под запретом, даже когда снова стали народными героями Суворов и Кутузов. В 1999 году памятник «белому генералу» решили вновь воздвигнуть. Место на Тверской уже было плотно занято Юрием Долгоруким. Подумали, было, отправить Михаила Дмитриевича в Южное Бутово, где его именем уже успели назвать улицу и станцию легкого метро, но от идеи отказались: «Думаю, Скобелев в Бутове не бывал и о существовании такой деревни не знал», – прокомментировал решение депутат Мосгордумы Александр Крутов.

Наконец пообещали установить монумент рядом со станцией метро «Китай-город», в Ильинском сквере, между памятниками героям Плевны и Кириллу и Мефодию. Предполагаемая дата открытия памятника – 2008 год. Тем дело и кончилось.

Вернемся же на Тверскую площадь, которая к тому времени уже из Скобелевской превратилась в Советскую.

Вместо «поработителя братского Востока» на ней в 1918 году появился первый памятник новой власти – Обелиск Советской Конституции, 26-метровая кирпичная стела. Через год компанию ей составила статуя Свободы, которая должна была символизировать революцию (после чего композиция стала именоваться монументом Свободы). Прообразом ее послужила древнегреческая Ника, моделью – племянница Станиславского Вера Алексеева, а материалом – бетон с добавлением мраморной крошки.

С 1924 по 1941 год крылатая Свобода считалась символом столицы – ее помещали на гербе Москвы. (Изображение такого герба сохранилось на здании Верховного суда РФ на Поварской и на решетке Большого Каменного моста). «Свобода» стояла лицом к губернаторскому дому, переименованному в Моссовет, что породило анекдот: «Почему «Свобода» против Моссовета? Потому что Моссовет против свободы!»

Кирпичный обелиск и бетонная статуя продержались недолго – к концу 1930-х годов потеряли «товарный вид», поскольку были изготовлены из недолговечных материалов. Так что по причине «несоответствия архитектурному облику площади» в ночь с 20 на 21 апреля 1941-го символ советской столицы взорвали, как до этого белого генерала.

От крылатой женщины осталась только голова, которая хранится в Третьяковской галерее.

Свой брат червонный валет

Пора, пожалуй, отворотившись от памятника, завершившего череду монументов, посмотреть на торжественное красное здание, ставшее всей этой суматохи первопричиной.

Было оно возведено в 1782 году Матвеем Казаковым для графа Захара Григорьевича Чернышева – московского генерал-губернатора. (Кстати, и ближайший к губернаторскому дворцу переулок – ныне Вознесенский – звался тогда Большим Чернышевским). Граф на посту пробыл недолго, но успел немало: китайгородскую стену отремонтировал, начал обустройство бульваров, занялся прокладкой первого московского водопровода от мытищинских ключей… Словом, попытался «дать… вид, какой приличен столице престольной».

После немало градоначальников сменилось, всякое бывало… Вот, например, генерал-губернатор Владимир Андреевич Долгоруков, «правивший» в Москве с 1865-го по 1891-й, любил балы. «Ростовщики и даже скупщики краденого и содержатели разбойничьих притонов бывали на этих балах, прикрытые мундирами благотворительных обществ, в которые доступ был открыт всем, кто жертвует деньги. Многие из них даже получали чины и ордена, ими прикрывали свои преступные дела, являясь недоступными для полиции», – писал Гиляровский.

Среди гостей градоначальника под видом богатого помещика бывал и глава шайки «червонных валетов» некто Шпейер. Однажды он попросил разрешения показать дом приехавшему в Москву английскому лорду, и разрешение получил.

Через пару дней на Тверской остановилась подвода с сундуками и чемоданами, а приехавший следом лорд приказал вносить вещи прямо в кабинет князя… Воспрепятствовавшей этому прислуге англичанин «доказывал, что это его собственный дом, что он купил его у владельца, дворянина Шпейера, за 100 тысяч рублей со всем инвентарем и приехал в нем жить. В доказательство представил купчую крепость, заверенную у нотариуса, по которой и деньги уплатил сполна».

Историю эту, рассказанную Гиляровским, позаимствовал для своего романа «Пиковый валет» Борис Акунин.

После Долгорукова губернатором Москвы стал брат царя Сергей Александрович Романов, приобщивший особняк на Тверской к цивилизации: произвел перепланировку здания, полностью сменил интерьеры, оборудовал отоплением, водопроводом, канализацией, электрическим освещением, телефоном и лифтами. Конюшня во дворе превратилась в гараж.

В остальном же красное здание по Тверской, 13, (кстати, раньше оно было оранжево-белого цвета) в отличие от своего «содержимого» до 1937 года менялось мало, разве что зваться стало не губернаторским дворцом, а Моссоветом.

Но в 1937-м, при реконструкции Тверской (тогда улицы Горького), его всерьез потревожили – отодвинули на 14 метров вглубь улицы. Переезд готовился четыре месяца, а совершился за 40 минут, причем чиновники при этом не прерывали работу.

Тогда же позади дома архитектор И. А. Фомин сделал пристройку с высокими колоннами в стиле «пролетарской классики». А в 1946–1948 годах Дмитрий Чечулин, бывший тогда главным архитектором Москвы, практически надстроил здание еще одним, таким же. Теперь можно было не опасаться, что символ московской власти затеряется среди окружающих монументальных построек.

Кстати, позолоченное изображение Георгия Победоносца, решительно расправляющегося со змеем, появилось на фронтоне значительно позже, уже в 1995 году.

Долгорукий Дед Мороз

Вообще, позолота здесь в почете. Вот, например, ворота, ведущие в Вознесенский переулок, вызолочены донельзя. Сейчас мы с вами как раз имеем возможность наблюдать, как эта позолота обновляется: на свежей, заменившей асфальт плитке разложена зеленая сетка, а на ней сверкают только что покрытые краской золотые детали ограды.

А теперь вернемся к памятникам. Вернее, одному, последнему, – привычно стоящему напротив мэрии Юрию Долгорукому. (К слову, на постаменте изначально было начертано: «Юрию Долгорукому от Советского правительства».)

Честно говоря, решительно утверждать, что князь для отечества сделал больше, чем генерал Скобелев, историки не берутся – все в этом мире относительно. Так что с Долгоруким тоже было не все однозначно. В 1947 году, в празднование 800-летия Москвы, на Совет-ской площади (тут) был водружен камень – гарант заложения будущего памятника, и по прошествии семи лет его действительно поставили. Когда Сталину на утверждение принесли гипсовую копию статуи, он сказал скульптору: «Почему у вас, товарищ Орлов, князь на кобыле сидит?» Пришлось пол лошади срочно менять.

Но, видно, место это для памятников нервное. «Площадь меняла памятники, как меняет мужей современная женщина», – писал о Тверской поэт Анатолий Мариенгоф.

Действительно, только вроде бы все устаканилось, как старые большевики обратились в Моссовет с просьбой освободить главную площадь социалистической столицы от памятника «представителю эксплуататорских классов», и в 1962 году ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление «О воссоздании к 7 ноября 1964 года монумента Свободы на Советской площади». Князя же планировали перенести в сквер около Новодевичьего монастыря.

Говорят, что только отставка Хрущева помешала очередной монументальной рокировке. Действительно, пусть уже стоит, привыкли все. Таким родным стал, что в 2005 году мэрские служащие его Дедом Морозом наряжали… А что? Пусть встречает с нами Новый год!

Но сегодня всего лишь начало сентября. Впереди – День города, а вокруг нас неизменные символы российской столицы – мэрия и памятник Юрию Долгорукому.

Мария Кронгауз

Похожие записи
Квартирное облако
Аналитика Аренда Градплан Дачная жизнь Дети Домашняя экономика Доступное жильё Доходные дома Загородная недвижимость Зарубежная недвижимость Интервью Исторические заметки Конфликты Купля-продажа Махинации Метры в сети Мой двор Молодая семья Моссоцгарантия Налоги Наследство Новости округов Новостройки Обустройство Одно окно Оплата Оценка Паспортизация Переселение Подмосковье Приватизация Прогнозы Реконструкция Рента Риелторы Сад Строительство Субсидии Транспорт Управление Цены Экология Электроэнергия Юмор Юрконсультация