Иван Николаев. Путь к «Достоевской»
Летом прошлого года открылась станция метро «Достоевская», оформлением ее занимался художник Иван Николаев. Возможно, кому-то она сначала и показалась слишком мрачной, но пассажиры шли сюда не только как в метро – как в музей. Фотографировались, оставляли записи в книгах отзывов. Вот, например, одна из них: «Спасибо вам за такое прочтение Достоевского! Мы поехали домой перечитывать «Преступление и наказание».
Сохраненное временем
Для Ивана Валентиновича и его жены, художницы Марины Михайловны Дедовой-Дзедушинской, станция метро «Достоевская» – не первая. Уже был опыт: оформление станций «Боровицкая» и «Отрадное».
Супруги-художники происходят из известных семей. Иван Валентинович – внук знаменитой Зинаиды Серебряковой, из рода Лансере-Бенуа. До того как начать работать для метрополитена, они много трудились в изобразительном искусстве, занимались дизайном. Рассматривая каталог их работ, увидела с большим вкусом и выдумкой оформленные интерьеры общественных зданий.
В советские времена все заказы художники получали от государства, к сожалению, многие работы оказались либо в других бывших республиках СССР, либо совсем утрачены. А вот интерьеры станций подземки оказались как бы защищены толщей земли – точно сокровища в банковском хранилище.
Именно с работы над «Боровицкой» – первой станции художников – и начался наш разговор с Иваном Валентиновичем.
– На какой стадии художник подключается к работе над станцией?
– На стадии проекта. Кстати, никакого конкурса, как теперь, тридцать лет назад не было. Работать над оформлением «Боровицкой» мне предложили после того, как отказались два моих старших товарища. Я согласился, хотя и предчувствовал очень пристальное внимание к этой работе со стороны городской архитектурной организации.
А повод для беспокойства был: вокруг проекта кипели нешуточные страсти. Специалисты говорили, что нельзя прокладывать метро под Домом Пашкова и под зданием Ленинской библиотеки, Боровицкий холм – насыпной, а это опасно для зданий, расположенных на нем. Но стройка началась, а потом пошли трещины в фундаменте Дома Пашкова, затем – реставрация, растянувшаяся на двадцать лет. Теперь это история, а тогда взять на себя смелость и оформить уже построенную станцию согласился Иван Николаев. Он тогда уже был известным художником, председателем секции монументального искусства МОСХ (Московский Союз художников).
Первый спуск под землю
– Помните, как первый раз спустились взглянуть на недостроенную станцию?
– Да, незабываемое впечатление! Архитектор проекта решил окунуть нас в суровую действительность… Мы надели телогрейки, резиновые сапоги, каски и спустились на рабочем лифте через шахту, которой пользовались метростроевцы. Темно, холодно, вода по колено – такой мы впервые увидели «Боровицкую». Архитектором проекта был Лев Николаевич Попов из архитектурного отдела Гипрометротранса. Этот отдел и отвечал за последнюю стадию работы – за художественную обработку станционных помещений. Вот Попов нас и водил первый раз под землю.
– Мы увидели под землей не один тоннель, а несколько – уходящих в разные стороны, то, что обычно пассажиры не видят, – подключается к разговору Марина Михайловна.
– Это было году в 83-м, – продолжает Иван Валентинович. – С Поповым у нас тогда сразу произошел творческий контакт, именно он первым одобрил мое видение станции, и мы с женой стали делать эскизы.
Интерьеры «Боровицкой» мы создавали как продолжение Кремля, который находится почти над станцией. Тот же ярко-красный кирпич, что и в стенах кремлевской стены и его башень, роспись в византийском стиле, и главное панно – «Дружба народов».
– Было очень интересно работать – мы ходили вокруг Кремля, делали зарисовки фигурок, которые находятся на башнях. Многие ведь не замечают, что стены и башни украшены разными фигурами, и нам захотелось эту красоту показать в метро, – вспоминает детали давней работы Марина Михайловна. Муж продолжает описывать события прошлого века:
– А затем начались волнения с утверждением этой станции, такие серьезные объекты проходили через ГлавАпу Москвы. Там мне пришлось стоять перед сотней архитекторов, которые составляли худсовет. Конечно, в мой адрес было много критики, потому что станция «Боровицкая» находится в центре Москвы и имеет важное культурное значение. Во всяком случае, этот худсовет закончился благополучно и мы получили возможность работать уже в натуральную величину.
– Как коллеги-художники оценили вашу первую работу для метрополитена?
– Хорошо оценили, для меня эта работа не только большой период жизни, но и значительный объект приложения сил. Я ставил перед собой определенные художественные задачи, и мне было интересно, как оценят итог мои коллеги. Станция получила оценку как лучшая работа года. Основная наша идея была совершенно очевидна – связать станцию со старой архитектурой Москвы. В ней было построено по восемь арок по каждой стороне.
Арки выложены кирпичом и украшены изразцами. Сначала изразцы лепили из пластилина, с учетом последующей усадки при обжиге, потом делали из гипса, а затем уже из кирпича. Кирпич был особый, привезенный специально из Прибалтики, он отличается от обычного более насыщенным красным цветом и крепостью, он тверд, как камень, что очень важно при строительстве в подземке, где повышенная влажность.
– Скажите, а вот сегодня вам не обидно, что мы, пассажиры, вечно спешим и пробегаем мимо расписанных вами пилонов, мимо панно и не видим весь замысел художника целиком?
– Нет, не обидно. Хотя мне кое-кто говорил, мол, станция– сооружение утилитарное, не надо особо мудрить с оформлением. Но каждый архитектурный объект должен быть насыщен содержанием, и если человек даже не замечает, не видит мою работу целиком, он все равно ее ощущает. Именно так вокруг нас формируется особая атмосфера, создается культурная среда. Я добивался, чтобы станция ассоциировалась с Кремлем – там тоже человек может проходить мимо, и не замечать, что стены и башни украшены фигурками животных и птиц. А на станции, в изразцах, есть эти кремлевские сюжеты. Некоторые журналисты даже назвали «Боровицкую» «Имперской». А мы этого и хотели: вложить в нее московский, русский дух.
Медальоны «Отрадного»
После «Боровицкой» архитектор Попов предложил супругам-художникам делать с ним и станцию метро «Отрадное». Она должна была называться «Декабристская», что и определило тематику ее оформления. На четырех больших, вписанных в потолок медальонах – четыре групповых портрета. Так художник увидел в лицах историю России XIX века. Потом станцию назвали «Отрадное» (по имени одного из районов Москвы).
Были задуманы и сделаны четыре панно:
- 1812-й год. Раевский ведет свой полк в атаку.
- Групповой портрет декабристов.
- Жены декабристов.
- Групповой портрет русской интеллигенции.
Станция открылась в 1991-м. Затем наступили не лучшие времена для художников. Было заморожено строительство «Достоевской», и в этом законсервированном состоянии она пребывала много лет. Николаев уже думал, что оформление ее поручат кому-то другому. За эти годы сменились поколения чиновников метрополитена, умер архитектор Павлов. Но обратились все-таки к Ивану Валентиновичу, вспомнили, что когда-то были утверждены его фор-эскизы станции (так художники называют черновые наброски). Их автору и было предложено оформить станцию метро имени Федора Михайловича.
С классиком и 20 лет спустя
Пилоны «Достоевской» расписаны сюжетами из лучших произведений классика, когда он пророчески предостерегал интеллигенцию России от скорых и простых решений и показывал, что бывает с человеком, если он возомнит себя богом и позволит себе играть судьбами людей.
Иван Валентинович уверен, что многие даже не читали Достоевского.
– Я хотел передать людям мое видение творчества писателя, – признается художник, – в виде иллюстраций к его произведениям. Работая над станцией, мы перечитали массу книг его, и книг о нем. Его называют пророком, и его христианская позиция – фундамент его произведений. Взгляните, например, на композицию с топором. В ней не топор – главный элемент, а картина – «Воскрешение Лазаря». Раскольников возомнил о себе, что может, оправдываясь своим тяжелым материальным положением, совершить преступление, и этим как бы убил не старуху, но и себя. Для этого я взял из «Преступления и наказания» сцену, когда Соня Мармеладова читает ему отрывок из Евангелия.
Когда станция наконец открылась, меня спрашивали: «А нельзя ли немного изменить мозаику?» Я отвечал: это как? Переписать Достоевского? Чтобы не было топора?