Счастливый Васькин
У Васькина все в порядке. Полный ажур. Вид довольный, сытый. Животик арбузом, через ремень переваливается. Да и жена Варя – мячиком, что поставь, что положи. Добротно живут, со вкусом. Видик с порнушкой, палас в клеточку, две канарейки с утра заливаются.Жена у Васькина не работает, хозяйство ведет: пельмени лепит, ковры пылесосит. Мужа своего в руках держит. Куда ему со своим образованием против ее среднего.
Как-то утром проснулась Варя, взглянула на календарь и ахнула: чуть день рождения не пропустила. Вот те на! Похлопала спящего Васькина по щеке и сразу к делу.
– Слушай меня внимательно, – она ему, – нужна мне люстра хрустальная, как в Большом театре.
Васькин еще не проснулся как следует и потому в дело с трудом вникает, чего-то губами шлепает. Варя уже сердито:
– Понял, нет? В туалет повешу!
Васькин удивился – зачем?
– А чтобы всем нос утереть, – отвечает Варя.
Для Васькина люстра – это хны. Подумаешь! Он себе нужник на даче мрамором выложил, унитаз – малахитом. А люстра что? Разговору-то! Протер он глаза. Рюмашку «Наполеона» принял для разгона и свою мысль по поводу события изложил.
– Смотрю я на тебя, Варя, – сказал он, – и внутри у меня все переворачивается от твоей непонятливости. Ну, повесишь ты люстру, видел я намедни за три с половиной тысячи, она же чуть не до пола свисать будет. Ну, зажжешь ты все пятнадцать лампочек для света, а толку?! Как же ты нужду справлять будешь? Там же не развернуться! Ты об этом подумала?
Варя – женщина тонкая. У нее среднее образование. Она губы поджала и в другую комнату вышла. Васькин жену любил и обидеть не хотел, но уж больно несуразно единственный туалет люстрой занимать.
Пришел он на свою точку с романтическим названием «Астра», где шашлыки жарил. Надел халат, мясо зашампурил и принялся в мангале угольки раздувать. Сам раздувает, а сам думает. Раздувает и думает. А думы все вокруг Вариной идеи – нос утереть. Дело, конечно, хорошее, что и говорить, но себя-то не переделаешь. Краном не перекроешь. Не будешь же несколько раз на дню в кооперативный туалет бегать! Думал он думал, даже пару шашлыков пережарил, так ни с чем домой и пришел.
А дома жена – обструкцию. Прямо зашлась. Такой дебош учинила! Такой разнос! Васькин волчком крутился. А у Варюхи волосы в разные стороны, в глазах – безуминка, в крике зашлась. Люстру хочу!!! С этим кофту и юбку скинула и в исподнем в другую комнату вышла.
У Васькина, прямо сказать, положение щекотливое: с одной стороны жена со своей люстрой, с другой – этот мизерный туалет, а в середине он, Васькин. Прильнул он к дверной щелке, на жену смотрит, а она сидит, как русалочка над водой, и слезы льет, носом хлюпает. У Васькина все внутри зашлось, так жену жалко стало.
«Эх, бедолага, – подумал Васькин, – и радости-то у женщины – кот наплакал. Что я для нее со своим начальным? Гоголя от Гегеля, Исаковского от Флярковского с трудом отличаю. Подумаешь, люстра! Тьфу!»
Посомневался он самую малость, потом дверь открыл и говорит:
– Пупсик! – это он всегда так Варю называл, когда на мировую шел. – Пупсик! Брось рыдать! Напрасно слезы лить. Люстра так люстра! Фиг с ним, с туалетом, к соседям ходить будем!
Привстала Васькина, волосы пригладила и сверху кофту накинула. Щечки зарумянились, глазки заблестели! Не баба – конфетка!
– Вот за что я люблю тебя, Васькин, – сказала она, – что при своем образовании ты умеешь правильно мыслить и решения находить.
И с этим мужа чмок-чмок, чмок-чмок. Налил Васькин в граненые «Наполеона», и выпили они за здоровье и счастье в личной жизни…
Знакомые, действительно, просто ахали, руками разводили: вот так люстра! Еле в туалете умещается!
– А как же с этим? – спрашивали они смущенно.
Жена Васькина томно улыбалась и всплескивала полными ручками.
– Ах, какие пустяки! Мы и в мыслях не держим!
Гость слегка поеживался от своей приземленности и мелкодумья и уходил, окончательно пораженный.