Наталия Лаптева: «И тогда комиссия сказала: «Это некерамично!»
Так уж сложилось исторически, что в районе Мясницкой всегда располагались мастерские художников. Здесь работали Василий Поленов, Алексей Саврасов, тут находится училище живописи. И нам весьма приятно входить в мастерскую, что находится в переулке с истинно московским названием – Кривоколенный. Улыбается хозяйка, художник-керамист Наталия Лаптева, улыбаются и играют всеми цветами ее многочисленные изделия.
Здесь была прачечная
– Как удалось заполучить такое помещение в самом центре Москвы? Оно как будто специально для вас?
– Видели бы вы эту комнату восемнадцать лет назад, когда ее предложили в Союзе художников. У МСХ не было денег на ремонт, и на этот подвал никто особенно не претендовал, а у нас с мужем – он тоже художник, выбора не было. Дом дореволюционный, построен Власовым, автором еще нескольких доходных домов в Москве.
– Это тот самый архитектор Власов, что спроектировал Крымский мост и на улице имени которого я живу?
– Нет, тот Александр Васильевич родился в 1900 году, дом был уже построен. Тогда в доходных домах для удобства жителей внизу располагались прачечные. В нашем доме она находилась как раз в том самом помещении, которое нам дали. Мы получили проваленный, подгнивший пол, под которым обнаружился цемент, изъеденный грибком, ободранные стены, с потолка лило. Особенно в этом углу. На третьем этаже жил мужчина, который никак не желал отремонтировать какую-то трубу. И никто ничего не мог с ним поделать, пока жильцы со второго этажа просто не сбежали из своей квартиры, а на их место въехала солидная фирма со своим адвокатом, который очень быстренько заставил упрямца привести в порядок ванную. Течь, которая казалась вечной, прекратилась. Почему этого не мог сделать ДЭЗ – так и осталось загадкой.
– Да, огромную работу пришлось проделать…
– Мы занимались этим четырнадцать месяцев. Полностью заменили пол. Как хозяйка, могу сказать, что крупная плитка очень практична: ее легко мыть, а это при моем занятии приходится делать часто. Совершенно сгнившие оконные рамы с переплетами заменили новыми, без переплетов – стало намного светлее. Переплеты, оказывается, съедают много света. Заменили все трубы, провели освещение…
Шведу повезло
– У вас такие яркие, радостные работы! Скажите, вы и сама такая?
– Не знаю, может быть… Правда, поначалу отдавала предпочтение довольно сдержанным тонам. Когда моя близкая подруга уехала жить в Новую Зеландию, я скучала; тогда появились неяркие по цвету декоративные объемы. А после того как мужа пригласили расписывать храм на Корсике, мы на его гонорар съездили в Италию и Францию.
Это был мой первый выезд за границу. Восхитительные впечатления! Но когда вернулись в Москву, вошла в ступор – ничего не могла делать. Потом – как прорвало! Не могла остановиться – все лепила и лепила, но по-новому. Руки делали совсем другие формы, глаза требовали ярких красок. И даже не лепила, а выкраивала из раскатанных пластов.
– Как этот «лист липы»?
– Да, это декоративное блюдце, в которое к тому же можно и что-то положить: маслины, зелень, например. К сожалению, изделия того периода почти все распроданы. Когда проходила выставка в галерее искусств «Дом Ф.И. Шаляпина», пришел коллекционер из Швеции и хотел купить ее полностью. Мне было жалко, ведь я ее только сделала! Он готов был приобрести даже то, что было разбито, а потом склеено. Это меня подкупило, и пришлось уступить более половины экспозиции.
Агнцы над пропастью
– А что это за вазы с крестами?
– Несколько лет мы с группой художников ездим в Каппадокию. Это в Турции. Однажды попали туда ранней весной, когда отцветали маки. Опадали лепестки, оставались черно-белые крестики тычинок. Много-много крестов. Целое поле. Эта композиция ваз так и называется: «Маки Каппадокии». Вообще-то в ранние века в Каппадокии селились христиане, гонимые из других стран, местные жители относились к ним вполне лояльно. С тех пор сохранилось много храмов, высеченных в скалах с потрясающими росписями внутри. Запомнилась и такая картинка: на самом краю пропасти спокойно пасутся овечки, будто хранимые Богом. Так и появилась вазочка с агнцами и некоторые композиции, навеянные неповторимыми каппадокийскими пейзажами.
– Ваши изделия выставлены в хронологическом порядке?
– Насколько возможно… Многого же нет.
– Все равно заметно, как меняются стили…
– Одно время меня увлекла острота в пластике. В творческой группе, где тогда занималась, проходил просмотр. И, поглядев мои работы, компетентная комиссия вынесла приговор: «Это некерамично! Вообще ни на что не похоже. Можете даже не красить, будет еще хуже».
Зареванная, забрала свои произведения домой. Была зима, и как зимой при авитаминозе вдруг хочется апельсинового сока, покрасила все ярко-ярко: лимонным с синим, фиолетовым с желтым! Выставила снова. Профессора из комиссии пожали плечами, улыбнулись и сказали, что были не правы. Коллекция распродалась моментально. Тогда впервые и сама поняла: у меня есть собственный почерк.
Переломы
– А на этих работах краски снова стали спокойнее…
– Очередной перелом. Мне открылись ангобы – земельные краски (ангоба – декоративное керамическое покрытие, наносимое на поверхность керамического изделия и закрывающее цвет или грубую структуру материала. – Ред.): охра, коричневые, вяло-зеленые. С ними пришла и новая пластика, и такие волнующие темы, как наша серенькая весна, дождливое лето. К сожалению, эти вещи на верхней полке, сейчас их сниму, и вы увидите, что выглядят они гораздо интереснее: внутри я тоже их крашу, внутренняя часть активно работает на образ.
– Действительно! Оставьте их здесь.
– Нет, скоро придут ученики, надо освободить много места.
– Похоже, перелом и в разговоре. У вас есть ученики?
– Веду группу из десяти человек. Люди самые разные. Одни из них хотят научиться основным приемам, другим просто нравится это занятие – лепят для собственного удовольствия, для дома, друзей. А есть такие, которым хочется просто провести время в интересной компании.
Обычно начинаю с того, что показываю древнюю керамику. Тут и философия, и религия, и быт. Как ни странно, древняя керамика очень похожа на современную. Я редко делаю только декоративные вещи, я прикладник, а не скульптор, мои изделия должны служить.
Стамбульский образец
– Бывают крупные заказы?
– А как же! Делала панно для бассейна в Барвихе. Огромную трехметровую печь для частного дома в Мамонтовке – работала над ней пять месяцев. Отцу хозяйки нравилось наблюдать за моей работой. Сидя в кресле-качалке, попыхивая трубкой, он частенько давал «ценные» советы. Ведь зачастую большие керамические изделия выглядят так, как замыслил художник, только когда приладишь последнюю деталь. Так и получилось, дедушка и хозяйка остались довольны.
– Над чем трудитесь сейчас?
– Начну издалека. Это было в Стамбуле. Старик из антикварной лавки, узнав, что мы с мужем керамисты, вынес нам потрясающую тарелку. Как описать совершенство? Всего-то красные зигзаги и синие точки между ними. А это – небо, весна, счастье! Старик понял, что и мы поняли, но у нас не было денег ее купить, стоила она, конечно, очень дорого. Тогда лавочник принес очень красивый горшок в форме масляного светильника, у которого приклеена отбитая горловина. Потому-то и стоил значительно дешевле. Теперь стоит у меня в спальне, радуя глаз. А я теперь делаю небольшие тарелочки, пытаясь приблизиться к тому стамбульскому идеалу.