Большой Арбат и маленький диванчик
Несколько лет назад она получила квартиру от Комитета по культуре правительства Москвы. А до этого собственный дом долгие годы был для нее мечтой. Зато сейчас она в полной мере наслаждается комфортом и уютом. Итак, мы в гостях у Светланы Йозефий, одной из ведущих актрис Московского драматического театра имени Рубена Симонова.
От печки
– Светлана, интерьер квартиры вы придумывали сами?
– Сама, никаких дизайнеров не приглашала. Даже ремонт делала сама! Хотя он пока косметический: как объяснили знающие люди, дом только что построен и дает осадку – стены «ходят»…
– У вас интересно в цветовом плане решена кухня: с одной стороны обои, на которых изображен город с домами, соборами и улицами. С другой стороны – спокойные, нейтральные, бежево-палевые обои. Это отражает… двойственность вашего характера?
–Допускаю такое толкование.
Профессия актера – публичная, он все время на виду, среди людей. И это счастье, когда есть возможность остаться наедине с собой и в той обстановке, которая тебе импонирует. Пока у меня не было своей квартиры, я никогда не оставалась одна. А в одиночестве и тишине, оказывается, есть своя прелесть и огромное удовольствие.
Кроме того, профессия артиста – зависимая от режиссера, от партнеров. Поэтому есть еще удовольствие в том, чтобы обустроить жилище так, как хочется и видится именно тебе.
– Вы приехали в Москву из Белоруссии. Какой вам показалась Первопрестольная?
– Она ошеломила. Детство я провела в доме дедушки и бабушки. В нашем саду росли яблони, груши, вишни, слива, были свои клубника и картошка. Имелась огромная печь, обогревавшая весь дом, на ней можно было сидеть, болтая ногами, и мечтать.
– Наверное, сидя на печи, мечтали стать актрисой? А ваши родители были рады, что вы идете «в артистки»?
– Ну, что вы! Никогда никому не рассказывала об этой мечте. Казалось, что надо мной все будут смеяться, иронизировать. Я ведь даже в самодеятельности не участвовала. Начала играть в КВНах лишь, когда поступила в педагогический институт в Витебске.
Рядом с Мастерами
– А в театральный как попали?
– Поступала в «Щуку» пять раз… Меня не брали, родители отчаялись. Чтобы как-то их успокоить, в конце концов, поступила в педагогический. Одновременно работала контролером на заводе – проверяла радиодетали. Но, поступив в педагогический, уже на следующий год, прошла конкурс в Щукинское театральное училище. Причем Евгений Рубенович Симонов меня на курс к себе не взял. Зато потом сразу предложил работать в его театре.
Он мечтал создать театр поэтический, театр безупречного вкуса и яркой театральности. Такой театр любили и хорошо знали старые москвичи – поклонники театра им. Евгения Вахтангова в ту пору, когда им руководил один из блистательных учеников Евгения Вахтангова Рубен Симонов. Именем своего отца Евгений Рубенович и назвал нашу молодую театральную труппу.
Когда пришла в театр, меня сразу ввели на роль в спектакле «Самоубийца». Потом были чеховские «Водевили», позже «Блудный сын» (Франсуа Вийон) по пьесе самого Симонова – спектакль, задуманный Евгением Рубеновичем, который доделывал уже Альберт Буров. Симонов не успел.
Мы уехали летом на гастроли, а его не стало… И этот уход до сих пор отзывается болью: мы даже представить не могли, что его может не быть рядом. Он сделал для нас все: получил здание под театр на Старом Арбате, выстроил репертуар. Дал жизнь театру и ушел, так и не сумев подняться к себе в кабинет на четвертый этаж.
В Щукинское училище на последний прогон он пришел с палочкой, но был такой же веселый, как всегда, говорил ободряющие слова…
Еще раз видела его в больнице, он уже никого не принимал, но я приехала и попросила. Великий и вместе с тем очень скромный человек, он лежал в общей палате с бабушками, за ширмой. На тумбочке – карандаш и бумага, он продолжал писать. И в «Блудном сыне» последняя песня, которую исполняет Игорь Карташев – это не Вийон, а стихи самого Евгения Рубеновича, которые были написаны им за несколько минут до смерти:
Я уплываю в море мудрости, как моряк на корабле,
И все горести и трудности оставляю Земле.
Перед ликом Богоматери я без видимых причин
Буду вновь прощен создателем, как Библейский Блудный Сын.
Помню, сидела и не могла сдержать слез. А он взял меня за руку и сказал: «Светочка!». И стал рассказывать смешной анекдот про какого-то моряка. Я шла из больницы и рыдала…
Стол и три стула
– Вы играете сегодня в смешных, комедийных спектаклях, которые так любит зритель…
– Я и сама люблю комедии. Но, думаю, что театру, и нашему в частности, нынче не хватает серьезных спектаклей – драматических, самобытных, высоких. Таких, какие делал Евгений Рубенович. Когда мы играем «Блудного Сына», сцену возвращения Вийона домой, в зале стоит пронзительная тишина, потому что это и есть искусство. В этом спектакле нет какой-то особой режиссуры, декорации скупые – стол и три стула. Но есть актеры, и есть изумительный текст Евгения Рубеновича. И зал дышит, как один человек.
– Какие свои роли считаете самыми удачными?
– Наверное, все-таки театральные. Мать Франсуа Вийона в «Блудном Сыне», сексопатолог-негритянка в спектакле «Я желаю вашего желания», веселая аферистка из «Шерше ля фам», одинокая старушка из «Убей меня, голубчик!»
– Тема одиночества вам близка?
– Да, и думаю, что, по большому счету, каждый человек одинок: приходишь в этот мир один и уходишь один.
Котенок для новоселья
– Вместе с вами в вашем театре играют талантливейшие актеры – Карташев, Демченко, Миронова… Они не уходят в более престижные театры, хотя, наверное, приглашения были. Почему?
– Люди, которых вы перечислили, пришли в этот театр юными. Они его создавали с «нуля», как же бросить свое детище? Думаю, никто из «старичков» никуда отсюда уже не уйдет.
– С любимым местом на карте Москвы мы определились – это Старый Арбат, где находится ваш театр. А какое место любите больше всего в собственном доме?
– Пожалуй, маленький диванчик на кухне. Здесь очень уютно. Хотя мне в моей квартире везде хорошо: хорошо в ванной, хорошо в коридоре, у меня же, наконец, есть собственная квартира! Очень нравится Бутово. Живу на конечной станции легкого метро. Вокруг дома до горизонта поля и леса. С одной стороны, комфортабельная городская квартира, с другой, – ну, чем не дача?! И, конечно, в мою персональную формулу комфорта входит наличие кота Киси.
Он появился пять лет назад и первым вошел в квартиру. Мы были на гастролях в Югославии, и мне этот рыжий котенок приснился во сне. А в аэропорту друзья сообщили, что приготовили сюрприз: в Москве меня ожидает маленький рыженький котик.
– Сон – в руку…
– Точно. Наяву котенок оказался совершенно таким, как во сне. Он ездил со мной везде, даже в Белоруссию к моим родителям. Кися вообще любит путешествовать. Этот кот привык не к месту, не к дому, а ко мне. Спит только в той комнате, где в данный момент нахожусь я. Очень верный кот! Даже вещи в зубах приносит, как собака.
Импровизация
– Светлана, есть ли у вас фирменные блюда, которые вы готовите гостям?
– Честно признаться, сейчас разленилась, поэтому выбираю то, что можно приготовить очень быстро. К примеру, такой салатик: банку красной фасоли смешиваем с банкой кукурузы, заправляем майонезом, толченым чесноком и перед подачей добавляем ржаные сухарики. Этот салат нравится всем. Ну, и, конечно, великолепная классическая закуска: сыр, майонез, чеснок, яйцо.
– Какими качествами должен обладать мужчина, чтобы обратить на себя ваше внимание?
– Прежде всего, он должен быть талантливым и состояться в профессии, чтобы его было за что уважать. А чтобы жить с ним под одной крышей, он должен быть ответственным, хозяйственным, зарабатывать деньги… Наверное, поэтому мне так близко одиночество (смеется). Кроме того, хочется быть за мужиком, как за каменной стеной.
Вы мне сейчас напомнили один эпизод. Мы поехали в Астрахань на гастроли с «Самоубийцей» Эрдмана. Играли в здании старого театра. Осветитель в этом театре раньше сидел под сценой, в полу соответственно была большая дыра. Ее почему-то не заделали.
Перед началом спектакля нас собрал Евгений Рубенович и сказал: «Ребята, осторожнее, здесь в полу дыра! Светочка, я тебя очень прошу, не упади в яму!» Я еще подумала, почему именно я? И стала все время думать об этой дыре, очень аккуратно ее обходила.
И вот конец первого акта. Иду из одной кулисы через сцену в другую, с тазиком в руках. А Влад Демченко (мой муж по пьесе) стоит в обнимку со своей любовницей. Я иду с тазом, останавливаюсь около ямы (хорошо ее вижу!), поворачиваюсь к Владу, говорю фразу, и… как-то плавно съезжаю в эту самую яму. А таз сверху прикрывает дыру.
Под сценой темно. Ничего не вижу и начинаю паниковать: у меня же сейчас еще один выход! Как выбраться? А вокруг какие-то трубы! На сцене возникает пауза и повисает гробовая тишина. И вдруг слышу, как Ира Чериченко маленькими шажками подходит к дыре, отодвигает тазик, всматриваясь в темноту. Наверное, она думала увидеть труп. Шепчу ей: «Руку дай, Ирка, у меня следующая сцена, руку давай!» Она дает мне руку, я упираюсь ногами в какие-то трубы, Ира меня вытаскивает.
Лихорадочно соображаю, как же все это обыграть? И нарочито громко говорю: «Вот ведь, и дырки в полу!»
И тут впавший в ступор Демченко с перепугу добавляет: «А все потому, что мужика в доме нет!»
Тут, конечно, за кулисами наступает братание, народ сползает на пол от хохота, на меня никто смотреть серьезно не может. Как доиграли тот спектакль, одному богу известно! А потом оказалось, что я упала не просто в яму: побывала внутри реостата, оставшись при этом живой и здоровой!