Владислав Демченко: «Мой герой занимался квартирными аферами»
«По рыбам, по звездам проносит шаланду» – эти строки Эдуарда Багрицкого вполне могли бы стать эпиграфом к сегодняшней жизни заслуженного артиста России Владислава Демченко.
Приходилось верить в Деда Мороза
Владислав рассказывает, что долгое время у него было ощущение, будто он живет в каком-то «транзитном пространстве», в поезде, меняя города, квартиры, гостиницы. Наверное, поэтому так любит в свободный от съемок вечер посидеть на обшитом деревом балконе, который любовно называет «дачей», и, потягивая красное вино, послушать московских соловьев.
Морские звезды и колокольчики, старинные карты городов и сухие цветы с премьер его спектаклей… Черные скалярии в аквариуме и карнавальные маски, картины и часы с боем… Зеркала и небольшой зимний сад – все вместе это можно было бы назвать эклектикой, если не знать характер Демченко – солнечного трагика и драматического клоуна в одном «флаконе».
– Влад, вы родились и выросли в Питере. Какой город вам все-таки ближе – Москва или Санкт-Петербург?
– Будапешт, Париж, Берлин и Москва – вот, пожалуй, четыре «моих» города. Они близки мне по темпераменту, ритму, габаритам. Очень люблю Питер, но он в этот список не входит.
За 43 года я столько скитался по различным квартирам, что, в конце концов, понял: обрести свою «крепость» – великое счастье. В Питере прошло детство. Мы с мамой жили в коммуналке, где было одиннадцать комнат. Окна дома на Моховой выходили в традиционный питерский двор-колодец. Я обожал разглядывать окна напротив, рассматривать хрустальные люстры и считать новогодние елки. В каждом окне происходила какая-то своя жизнь. Я еще не читал тогда «Белые ночи» Достоевского, с которыми пришлось позже столкнуться на сцене. Но тайна этой чужой жизни завораживала. Сегодня в Питере живет мама, а мне очень нравится привозить туда друзей, показывать заснеженные улицы, старинные фонари, узкие дворы, чугунные решетки, разводные мосты…
– Что такое питерская коммуналка? Чем она отличается от московской?
– Ну, представьте, комната в 22 метра, уникальные коридоры… В отличие от питерских проспектов, прямых как стрела, питерские коммунальные коридоры – сплошные зигзаги. На каждом повороте нужно включать свет, иначе темно. Поэтому мне, маленькому, проще было сходить на горшок, чем добежать до туалета по этому коридору.
Еще вспоминается огромная кухня. Однажды мы пошли на ночной сеанс в кино, а мама поставила варить сгущенку – это было самое большое лакомство. Ушли и забыли. А когда пришли – банка висела прилепленная на потолке, и из нее «сталактитами» свисало сгущеное молоко. Взорвалась!
– И что, никто не выключил?
– Никто не посмел. Чужое… Вообще отношения с соседями были разные, в том числе и на уровне «кто взял мою соль и залил мою конфорку…».
– А были приятные моменты, связанные с наличием под боком соседей?
– Для меня, маленького, всегда стоял вопрос – как под елочку в новогоднюю ночь попадают подарки, если мы с мамой вместе уходим гулять по заснеженным улицам. Возвращаемся, а там лежат… лыжи. Приходилось верить в Деда Мороза. Хотя с годами стал догадываться, что мама просто договаривается с доброй соседкой.
Любовь к прогулкам по питерским улицам мне привила мама: была традиция пройтись перед сном. Выходили на Моховую, сворачивали на Пестеля, затем – на Лебяжью канавку, дальше – мимо Летнего сада и Марсова поля к большой Неве. Это было совершенное удовольствие. Окна, выходившие на канавку, не зашторивались. Мы обожали смотреть в них. Напитывались атмосферой старого города. Всегда казалось: то, что там происходит, интереснее, чем все, что случается со мной. Может быть, поэтому я и стал артистом.
Бедный Вагнер
– Пригодились ли наблюдения в профессии?
– Еще бы! Когда в доме на Моховой начался капремонт, мы переехали в «маневренный» фонд. Временное жилье оказалось на улице Жуковского, на первом высоком этаже, под которым был расположен пункт приема стеклотары. Под звон посуды начинался день и им же заканчивался.
Я часто вспоминал эту квартиру и этот «звон», когда играл в спектакле по пьесе Патрика Зюскинда «Контрабас». Мой герой – Музыкант живет в самом центре большого шумного города, умеет слышать мелодию в ветре, аккордах ночи, в кровлях заснувших зданий. Он мыслит образами и звуками – увертюра Контрабаса и Виолончели к «Полету валькирий» представляется ему огромной белой акулой, проплывающей в бездонном звучащем хаосе.
Под окнами его квартиры кипит жизнь, там расположился перекресток, на котором сосредоточилось все движение. По средам туда приезжают мусорщики (в моем варианте, понятно, это были стекломусорщики), и тогда раздаются звонкие удары по 100,2 децибела. «Вагнер во всем Париже не мог найти квартиры, потому что на каждой улице работал кузнец…»
Зато в квартире на Жуковского жил сосед, который делал большие красивые аквариумы. Может быть, поэтому у меня сейчас тоже есть аквариумы – все мы родом из детства. Мой пес Макс, мои рыбы, мои цветы – это все не просто так. Это моя персональная «психотерапия».
– Вы, «центровой ребенок», любите свой нынешний район – возле станции метро «Калужская»?
– Безумно! Потому что живу без штор: километр до следующего дома, и между нами яблоневый сад. Сижу на «даче», то есть на балконе, пью красное вино, зажигаю свечку. Весной поют соловьи. И никаких людей, только сумасшедшая зелень «ломится» в окна.
Поначалу удивлялся, почему такая тишина – я ведь и в Питере, и в Москве жил в центре. В Москве, например, во времена студенчества снимал комнату у четы милиционеров на Арбате – восемь метров, первый этаж, окна выходят на кирпичный забор. В комнате свет горел даже днем, иначе темно. Зато слышимость была отменная – когда они ругались, то «мстили» друг другу тем, что кто-то говорил про меня: «Тогда пусть он уезжает!». А я за стеной дрожал, каждый раз опасаясь, что окажусь на улице.
Сколько дипломатии требовалось, чтобы «разруливать» их склоки.
Теперь наслаждаюсь тем, что живу один, со своей собакой и своими мыслями. Есть гостевая комната, есть гостиная. Но жизнь сосредоточена в маленькой комнате с балконом – «дачей». В гостиную выхожу, чтобы полить «зимний сад» и покормить рыб.
– А как насчет привидений, домовых и прочей экзотики – не приходилось сталкиваться?
– Было дело… В Питере из «бутылочного» места на Жуковского мы, наконец, попали в роскошный старый дореволюционный дом с аркой. Это на Мойке, рядом с домом-музеем Пушкина. Грандиозная квартира! Мама всегда говорила, что, выходя из нее и возвращаясь, она ощущала праздник – Дворцовая площадь была совсем рядом. Но при этом мама часто боялась там оставаться одна ночью и приглашала к себе в гости мою тетку.
Жилплощадь напоминала квартиру профессора Преображенского из булгаковского «Собачьего сердца». Пять огромных комнат, вытянутых в линию, коридор – 17 метров. Находясь в разных концах квартиры, мы орали, как в горах, и при этом не могли докричаться. Так вот, в этом длинном и темном коридоре по ночам что-то скрипело, шаркало и… томно вздыхало. Наверное, Домовиха…
Квартиру путем долгих мытарств я очень удачно разменял на две – трехкомнатную в Москве и двухкомнатную в Питере.
– Как же это удалось? Ведь, по сути, вы сделали две больших квартиры?
– Причем без каких-либо материальных вложений, так как у нашей семьи денег не было: мама и папа инженеры. Могу поделиться секретом, который постиг в результате обменов и переездов. Главное – хотеть иметь свою квартиру, тогда появится куча идей, механизмов и возможностей.
Думается, в решении квартирного вопроса мне помогал кто-то свыше, так как «цепочка» участвовавших в обмене превосходила все мыслимые рамки. До сих пор помню момент, когда уже нес в конечную инстанцию на Банный переулок 25 паспортов, и тут мне позвонила одна дама из «цепочки»: «Влад, вы знаете, мы, наверное, пока не будем меняться». Почувствовал такие отчаяние и усталость, что, взяв грех на душу, солгал: «Вы опоздали, документы уже в работе».
Измена с Веной
– Какое место в Москве любите больше всего?
– Арбатские переулки, которые сегодня «просвистываю» на машине. А когда-то очень любил эти маленькие уютные домишки, любил арбатских старушек, подкармливающих голубей.
Помню первое знакомство с городом – маленькую беседку в Калошином переулке. Я тогда еще не знал, что беседка и дворик станут свидетелями не только моего великого отчаянья – провал на экзаменах в «Щуку», – но и последующих «бурных взлетов». Сегодня в Калошином переулке находится мой театр – театр им. Рубена Симонова, которым руководит Вячеслав Шалевич. И, выглядывая сверху из окон гримерки, вижу все тот же дворик, где почти двадцать лет назад сидел на скамеечке и не знал, что делать дальше.
Поступал в «Щуку» в 1989-м на курс к Евгению Рубеновичу Симонову, тогдашнему руководителю театра им. Вахтангова. Прошел творческий конкурс, а в сочинении сделал 72 ошибки. Двойки получили одиннадцать человек. Но, видимо, режиссер все-таки увидел во мне артиста. Симонов окликнул меня, «умирающего лебедя», из окна и предложил зайти в кабинет. Разговор был долгий. В итоге он «выбил» у тогдашнего министра культуры еще две «единицы» на свой курс. Вместе с Аллой Мироновой я переписывал сочинение «устно» в кабинете у ректора.
Благодарен Евгению Рубеновичу еще и за то, что после окончания он взял меня в свой театр и доверил главную роль в пьесе Николая Эрдмана «Самоубийца», а также роль слуги в чеховском «Медведе». С последней меня пригласили в один из венских театров, где пришлось три месяца играть Чехова на немецком.
За «измену» родному театру Симонов на гастроли в Грецию меня не взял. Воспитывал. Но и это обернулось удачей – судьба свела с режиссером Валерием Фокиным. В Ермоловском международном театральном центре посчастливилось сыграть в одном спектакле с Зиновием Гердтом. Я учился у Мастера, работая бок о бок.
– Тяга к бродяжничеству и романтизму не слабела?
– Нисколько. Люблю заводить «романы» с городами. Один такой «городской роман» был с Будвой. Влюбился в Будву! Представляете, вечер, над головой – звездный купол, край которого тонет где-то в море. Старая крепость на берегу обрыва. Древний замок. Все это великолепно подсвечено и кажется игрушечным. Югославы умеют пользоваться разного рода подсветками. Идешь где-нибудь по кривой улочке в старом городе, вдруг – тупик, а откуда-то сверху, выхваченная лучом света, свешивается ветка яблони…
– Влад, знаю, что все ваши квартирные мытарства не прошли даром: в сериале «Квартирный вопрос» вы сыграли начальника квартирного агентства, пройдоху и авантюриста…
– Сериал снимал режиссер Юрий Мороз. В итоге получился киносправочник, который наглядно и доступно объясняет, как не попасть в число обманутых дольщиков и так далее. Мой герой, возглавляя крупное и респектабельное, на первый взгляд, агентство «Новый Колизей», занимается всевозможными аферами.
– Очень интересно. И какими же?
– В каждой серии – разными. Например, одну и ту же квартиру продает несколько раз. Или выселяет кого-то на меньшую площадь. Или загоняет людей в тьмутаракань. В общем, талантливый господин…
– Благодаря сериалу «Ангел-хранитель», который каждый день идет по ТВ, вы стали очень популярным человеком. 280 серий… Не надоело?
– Творческий процесс не может надоесть, тем более что рядом на площадке работают такие мастера, как Лев Дуров, Владимир Долинский, Раиса Рязанова! Да, мотаюсь между Киевом и Алуштой, где идут съемки. Зато есть плюс: дома всегда чисто. А это важно, потому что творческому человеку, как правило, сопутствует хаос: разбросанные книги, вещи, зубные щетки… Не забуду: когда я познакомился с Вишневской и Ростроповичем и побывал у них в квартире, первое, что увидел – роскошную обстановку и кучу чемоданов во всех комнатах. Чемоданы (всех цветов и размеров) были везде. Теперь мне это очень понятно.
НАША СПРАВКА
Владислав Вольдемарович Демченко – артист театра и кино, продюсер, заслуженный артист России. Закончил театральное училище им. Щукина и Академию искусств в Берлине (Германия). Член Союза театральных деятелей России, в настоящее время работает в театре им. Р. Симонова.
Роли в спектаклях: «Самоубийца» Н. Эрдмана, «Предложение» А. Чехова, «Молитва» Ф. Аррабаль, «Не играйте с архангелами» Д. Фо, «Марат-Сад» Д. Вайс, «Шерше ля фам» Ж. Пуаре, «Маленький принц» А. Сент-Экзюпери, «Требуется лжец» Д. Псафас и других.
Роли в кино: «Криминальный талант», «Завтра была война», «Шапка», «Роль», «Замок», «Авантюра», «Даун Хаус», «Год Лошади – созвездие Скорпиона», «Сармат», «Этикет».