Геннадий Трофимов: «Я – человек домашний. Долгих отлучек не люблю»
«Вино из одуванчиков», Рей Брэдбери. Когда Геннадий Трофимов читал это произведение, то у него возникала прямая ассоциация со своим детством – такой же «green town» (зеленый город), такие же рвы, дома, тайны. Атмосфера старинного русского города не могла не отразиться в творчестве артиста, певца и композитора, которого широкая публика знает как первого исполнителя рок-опер на дисках «Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты», «Юнона» и «Авось».Детство в купеческом доме
– Геннадий Васильевич, ваша жизнь – сцена, гастроли, концерты, студии звукозаписи. А что для вас означает ДОМ?
– Мой дом – моя крепость. Родные, самые близкие люди. Это инструменты, на которых играю. Моя небольшая студия. Основное время проводится дома. Я человек домашний, не люблю долгих отлучек.
– Вы родились в удивительном месте…
– Родился под Орлом, в Болхове. Болхов – старый кожевенный купеческий город, в котором до революции жило сорок тысяч человек. Его называют вторым Суздалем, потому что там было тридцать храмов и два монастыря. Многие храмы большевики разрушили в свое время.
– А как жили ваши родители?
– В послевоенное время родители снимали комнату. Потом им от работы дали квартиру без удобств в двухэтажном доме. Потом подкопили денег и купили частный старинный купеческий дом.
Мое детство пришлось на послевоенное время. Ребята, которые были на четыре года старше меня, еще помнили разбитые танки, наши и немецкие, брошенные на улицах. На территории, где мы жили, до войны было два дома. В каменный попала бомба. А тот, в котором мы потом жили, деревянный, уцелел.
Дети часто ходили друг к другу в гости, играли во дворах. Мое детство окрашено тайнами: Болхов изобиловал какими-то неожиданными уголками, вокруг стояли частные дома, старые усадьбы, зеленели пригорки. Все было пронизано ощущением старины, патриархальности. Когда мы делали ремонт, под обоями обнаружились газеты еще царского периода.
Мы, дети, верили в клады. Существовала легенда о том, как в одном из таких старых домов на чердаке было найдено целое ведерко золота, видимо, оставшееся от того периода, когда свирепствовали золотые большевистские поборы. Это было вполне возможно, поскольку Болхов был очень богатым городом, и каждый состоятельный купец считал своим долгом построить храм. Когда там начались золотые поборы, то золото действительно выносили ведрами. Был случай, когда в стенах дома нашли золотые червонцы.
– А как отмечались в семье праздники и какие?
– Религиозные праздники отмечались обязательно. Мы даже ездили в деревню к родственникам.
Отмечалась Пасха, Рождество, Успение. Именно к этим праздникам, а не к календарю, привязывались особо важные события. Говорили даже: «А помнишь, на Николу произошло то-то и то-то?»
У нас в семье были бабушки-домработницы, которые жили с нами и попросту считались членами семьи. Многие бабушки были кладезем народных сказаний. Помню старинную прялку в доме. Помню, как бабушки что-то пряли, вязали носки, как пели какие-то плачевные песни. Это были настоящие русские плачи. Мне очень пригодилось в профессии то, что в детстве я жил в атмосфере настоящей народной музыки.
– Вы подпевали этим бабушкам?
– Меня научила петь сестра года в четыре. Непосредственное знакомство с музыкальными инструментами началось своеобразно. Мне подарили маленькую гармошку. Вместе с другом мы эту гармошку разобрали на части (интересно же, как она устроена) и подожгли в печке… В более старшем возрасте я начал играть на баяне. Сейчас в доме баяна нет, но есть аккордеон. Хотя музыку для кино и спектаклей сочиняю на фортепиано и синтезаторе. После музыкального училища в Орле я поступил в Москве в Гнесинку.
И зашел Энтин в ресторан
– А в Москве где вам приходилось жить?
– В разных местах. Студенческие годы протекали бурно, и как сейчас понимаю, довольно бестолково. У нас училась масса интересных девушек, с которыми нам было приятно проводить время.
После Гнесинского института я работал педагогом в Орловском музыкальном училище, а потом решил сменить профессию и уехал в Сухумскую филармонию. Днем трудился в музыкальном лектории как концертмейстер, а по вечерам подрабатывал в одном из самых престижных местных ресторанов. Там с удовольствием пел каждый день то, что хотел, в том числе и американский джазовый репертуар. Руководил оркестром мой земляк и друг. И денежная публика специально приходила в ресторан послушать меня.
Я в тайне рассчитывал на то, что в Сухуми приезжают серьезные люди отдыхать, и что кто-то меня заметит. Так и случилось. В один из вечеров в ресторан пришел поэт Юрий Энтин. Юрий очень любит помогать талантам. Он помог в свое время Гари Бардину, Василию Ливанову и многим другим талантливым людям. Юрий Энтин мне сразу дал координаты. Через год я приехал в Москву и попал к Алексею Рыбникову, а потом в «Ленком». Ставилась «Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты». Надо было учить актеров петь в этом жанре. И я занимался с Александром Абдуловым, Николаем Караченцовым, Еленой Шаниной. Актеры ведь, как правило, к пению относятся не очень серьезно.
Александр Гаврилович Абдулов – талантливейший в вокальном смысле человек, просто с ним никогда никто не занимался интонацией, а у него очень интересный, я бы сказал даже томджонсовский тембр.
– Вы помните период, когда создавалась «Юнона» и «Авось»?
– Помню, как Алексей Рыбников принес церковные песнопения и показал их Марку Захарову с надеждой вставить в какой-нибудь спектакль. Это было время, когда двери храмов были закрыты. «Купола познали молот, а фундаменты тротил… Но белокаменность осталась в воспоминаниях и стихах», – говорил об этих временах Юрий Энтин. А, между тем, душа искала духовности. И Рыбников с Захаровым обратились к Андрею Вознесенскому.
– Случались ли мистические вещи, связанные с постановкой?
– Были интересные совпадения. Тогда ведь в церковный календарь никто не смотрел. Но день сдачи спектакля «Юнона» и «Авось» пришелся как раз на день иконы Казанской Божьей матери, о которой идет речь в постановке и которой молился граф Резанов.
Исполнилось, как во сне
– Вы сами часто бываете в церкви?
– Практически каждое воскресенье. Я ведь вам еще не рассказал о том, что моя супруга Люба по отцовской линии – из купеческого рода Елисеевых, а по материнской – из Мошниных. Говорит ли вам что-то имя Прохор Мошнин? Нет? А имя Серафим Саровский? Вот это он и есть. Поэтому, в нашей семье всегда было особое отношение к религии, православию и молитве.
– Были ли случаи в вашей жизни, когда по вашей молитве случались невероятные вещи? Помогала ли вам молитва в творчестве?
– Например, наша дочь ходила на кладбище к Матронушке, а недалеко была могилка святого Аристоклия. Крест на могиле святого стоял неказистый, из металлических трубочек. И так хотелось поставить ему большой хороший деревянный крест. А денег не было, и работы в тот период не было. И я на могилке помолился, пообещав, что сделаю крест из первых денег, которые получу. Через неделю позвонил Леша Рыбников, который сказал, что нужно срочно на 850-летие Москвы спеть песню, посвященную столице. Я спел, мне заплатили деньги. И когда вечером того же дня открыл церковный календарь, то увидел, что это день памяти святого Аристоклия. Заказали мы при участии протоирея Александра Тихонова и моего крестника режиссера Родиона Овчинникова трехметровый крест, привезли и поставили на могиле.
А перед этим хотели в дом купить хорошее фортепиано. Но денег на него уже почти не оставалось. Помолились. Приходим домой, звонит подруга и говорит, что знакомые продают новое фортепиано из Чехии. Подъехали, посмотрели: инструмент дорогой и великолепный. Денег явно не хватит. И неожиданно нам его отдают за ту небольшую сумму, которая у нас была с собой. Причем, у подъезда оказалась машина с какими-то ребятами, которые инструмент погрузили, и через полчаса он уже стоял в нашей квартире. Все исполнилось, как во сне.
Была еще одна показательная ситуация. В период, когда кино не снимали, музыка к кино была не нужна, я ушел в бизнес. И в течение десяти лет занимался им. А потом однажды пришел на могилу к Матронушке и взмолился: «Так хочется вернуться в творчество. Матронушка, помоги со сценической работой». Прихожу домой, и в два часа ночи звонит телефон (а десять лет не было ни одного звонка!). Человек из Свердловска, который случайно услышал мои записи в русском фольклорном жанре, предлагает принять участие в съемках казацкого фильма. И что интересно – я как раз интересовался этой казачьей тематикой и шестнадцатым веком… Все состоялось!
Таких ситуаций в нашей жизни очень много. Когда человек верит, молится, то Бог по вере и молитве дает многое. Не только в духовном, но и в материальном плане.