Александр Пятков: «Надо возвращаться к срубам»
За богатырскими плечами заслуженного артиста России Александра Пяткова около ста пятидесяти картин советского, итальянского, французского, американского производства.Любители кино помнят Александра по фильмам «Там, на неведомых дорожках», «В зоне особого внимания», «Дерсу Узала», «Очи черные», «Тайна черных дроздов», «Жестокий романс», «Ермак». Театралы, наверняка, оценили работы на сцене Таганки и, еще раньше, Малого театра, где он «ваял образы» рядом со своими знаменитыми учителями по Щепкинскому училищу Юрием Соломиным и Виктором Коршуновым.
От Пресни до Астрахани
– Родился я на Пресне, в деревянном доме, где долгое время стоял магазин «Олимп», а сейчас разместился «Адидас», – рассказывает Александр Александрович. – Там жили моя бабушка, мои друзья. Пресня – это особый мир, который меня воспитал. Это мир голубей, которых мы гоняли. Мир трамваев, в которых мы катались. Это называлось – проехаться «на колбасе». Это – стадион «Труд», где мы играли в футбол, бегали на коньках, любили, дрались, играли в городки. Здесь, рядом с Ваганьковым, проходило мое детство. И потом на это самое Ваганьково ушло много близких людей. Но сердце хранит московские дворы, наполненные песнями, танцами, любовью друг к другу, драками, выяснением отношений. В этих дворах я ведь и стал артистом.
– Выступали перед соседями?
– Дед мой очень любил песню. Мы выходили с ним во двор, я играл на баяне, соседи танцевали, а дед сидел рядом, смотрел и украдкой плакал. Мне доводилось частенько вести свадьбы. Цыганочка, военные песни, русские застольные…
Все это было частью поэзии послевоенного времени… Многие прошли через тюрьмы. Многие не вернулись с войны. Но соседи хранили традиции еще с революции, рассказывали нам, пацанам, о тех событиях, о голоде, о царском времени. К сожалению, потом все стало забываться, как-то ушло. Да и очевидцев сейчас, фактически, не осталось.
Но наше поколение воспитывалось именно на этих рассказах и песнях. Помню, как из пресненского двора впервые попал в театр на оперетту. Это было потрясение! Я пошел в магазин и купил пластинки Марио Ланца, Карузо, Георгия Отса, пел вместе с ними, выучил арию «Мистера Икс». Начал ходить в театральный музей Бахрушина. Догадываюсь, на что в то время было похоже мое пение. Но двор слушал с утра и до вечера, и при этом молчал. Когда поешь арию вместе с Карузо, то и потрясаешься вместе с ним, и рыдаешь вместе.
– Значит, мечтали петь в опере?
– Долго хотел поступить в Большой театр и стать оперным певцом. Но одновременно зачитывался Джеком Лондоном. Манили дальние
острова, приключения. Сидя в квартире на Пресне, не переставал бредить странствиями, меня потрясали жизнеописания Шаляпина, Горького, путешествовавших по Волге. И захотелось самому испытать все это.
– Удалось?
– В одно прекрасное утро отправился вниз по великой русской реке в сторону Астрахани. Жил на баржах, пароходах. Пел песни, люди меня за это кормили, поили. Я путешествовал среди бродяг, плыл среди каких-то диких людей, среди священников, беглых из тюрем. Это были мои жизненные «университеты», которые мне многое открыли. Сколько среди случайных спутников было потрясающих философов!
Дошел на пароходах до Астрахани, попал вместе с матросом-шведом на арбузные бахчи, где мы работали (он бежал с какого-то корабля). И именно так раскрылся для меня колоссальный пласт культуры, мир поющих, танцующих, философствующих людей – жителей России.
Привет от Петра I
– Александр, в вашей московской двухкомнатной квартире на стенах висят очень интересные черно-белые изображения старого Петербурга… Почему?
– Эти рисунки – память о тех временах, когда я был… Алексашкой Меншиковым. Да-да! На картине «Черный принц. Светлый ангел» работали Настя Волочкова, Роман Чхеидзе. Юрий Цурило (исполнитель главной роли в картине «Хрусталев, машину!») играл Петра I, а я – Меншикова.
Режиссер Анатолий Иванов снимал этот фильм в дни празднования 300-летия Санкт-Петербурга. Помню, как стояли на стрелке Васильевского острова. В 21.40 в Неву вошли фрегаты. Рядом стояла моя дочь Настя Пяткова в историческом костюме. Именно в этот момент, когда в Неву вошли корабли, ей исполнялось 16 лет, и получилось, что это ей отсалютовали все корабли российского флота, а папа – Алексашка Меншиков – произнес знаменитую фразу: «Все флаги в гости будут к нам!»
Год спустя вместе с Михаилом Державиным и Ириной Аллегровой я получал орден Петра I (первой степени). Втайне думал тогда, что Петр I, оценив на том свете мои труды в роли его сподвижника Меншикова, решил послать мне этот орден…
Танцуем от печки
– Давайте вернемся к вашей квартире. Какое жилье для себя вы считаете оптимальным?
– Наши предки за столетия выработали оптимальнейший вариант проживания. Это подтвердили, кстати, и российские ученые. Ими за единицу экологического измерения качества жилья была в итоге взята русская изба с печью: для человека – самая полезная и благоприятная среда обитания. Поэтому сруб с русской печкой, на которой можно лежать, прогревать кости, и является единицей отсчета. Блочный дом по данной системе составляет 0,7% от этой «единицы», кирпичный – 0,8%. То есть организм человека лучше всего чувствует себя, когда вокруг – дерево. Когда рядом есть русская баня. Когда глаз радуется цветам, а тело ощущает связь с природой.
На самом деле, коттеджная двухэтажная Америка, в которой я одно время жил и работал – это то, к чему надо стараться идти. Мне кажется, нашими новыми русскими была сделана огромная ошибка: они потратили большие деньги и отгрохали огромные монстры-дома, в которых очень трудно жить.
– Приходилось ли вам жить в избе?
– А как же! Я же – из Сибири…
– Но вы же родились на Пресне…
– Это так. Но в детстве, а затем и в школе каждое лето я ездил к деду и бабушке в Сибирь. Однажды, будучи вполне взрослым, приехал на гастроли в Красноярск. Прилетел ночью. А на следующий день – в семь вечера был спектакль. В ту ночь мне встретился потрясающий человек, который согласился отвезти меня в Ачинск на реку Чулым, где прошло мое детство. А это – более пятисот километров по ночным сибирским дорогам. Он ехал со скоростью сто шестьдесят километров в час! Мы приехали в Ачинск. За час я обошел все родные места, сделал фотографии всех, кто там жил, родных могил, того места, где стояла когда-то лодка деда, тех полей, где мы играли в ковбоев и пасли коров. А к вечеру мы вернулись в Красноярск.
К сожалению, в Москве не вижу таких людей, как в Сибири.
– Итак, вы жили в избе…
– И изба у деда как раз и была тем самым местом, где я сидел на печи и слушал сказки, которые рассказывала бабушка. Это были рассказы про богатырей, истории про приведения и нечистую силу, которая в сибирских лесах по кругу путника водит. Как делаются в печи блины и топленое масло, какие пекутся пироги и какая варится каша, o-o-о, знаю не понаслышке! Все это – окно в огромнейший, интереснейший мир, который нами, к сожалению, забыт.
– Ну, а что вам удалось подглядеть дельного в Америке?
– То, как там все построено. Они довольно просто все делают. Одноэтажная Америка – очень простая. Гипсокартон. Утеплитель. И деревянный каркас. Эта конструкция делается очень легко.
– Но они могут себе в Америке такое позволить. А мы? Что такое гипсокартон против наших морозов в Архангельске? Помните, на зимнем кинофестивале «Сполохи», где мы были вместе с вами, нам рассказывали, что деревья на избы даже не пилили, а рубили топором. Причем, в самые крепкие морозы, когда соки в дереве не циркулировали?..
– Да. И изба стояла веками, не гнила. Вот я и говорю, что надо возвращаться к срубам (смеется)…
Мужское крестьянское воспитание
– А что вам приходилось делать в избе?
– Дед меня учил всему. Первым делом, пахать и боронить. У деда было 15 лошадей: иноходцы, лошади для брички, тяжеловесы. Дед учил меня мыть лошадей, запрягать их. От него научился копать землю, сеять, рубить дрова, топить баню, делать срубы для дома, охотиться, делать заготовки на зиму, ловить рыбу, кормить кур, гусей и свиней, доить корову и за баранами ухаживать. Ты со всей этой живностью находишься в разных взаимоотношениях! Они все на тебя смотрят, любят тебя и понимают. Это настолько обогащает человека, когда он начинает жить рядом с животными! Причем, с коровой – так разговариваешь, с лошадью – иначе, с собакой – вообще по-другому. Это – чудесный сказочный мир, которого, к сожалению, городские жители лишены. И то, что дал мне дед подобное знание – это бесценно. Каждому мужчине, на мой взгляд, надо бы получить подобное крестьянское воспитание.
Мне лично все эти навыки и ощущения, как ни странно, пригодились в очень далекой от земли профессии. Это остается в тебе навсегда, как вкус жизни. Покосы, сеновалы, драки, танцы, плаванье, метания зародов…
– Метание зародов? Это что такое?
– Зарод – это большой стог. От слова «зарождение»… А чего стоят такие праздники, как ночь на Ивана Купалу?! Помню, снимался у Куросавы в фильме «Дерсу Узала», и под Тувой мы попали на этот праздник. Три дня гуляла вся деревня. Никогда не видел такой роскоши: танцы, песни, костры, всевозможные обряды, частушки! Все это, оказывается, в нашей деревне есть! И у меня возникала мысль: «Господи, да какой же я артист? Вот где настоящие артисты-то!»
Я тоже искал цветущий папоротник, прыгал через огонь. И какая-то бабулька объяснила, что все плохое в этот момент в нас сжигается. В русских обрядах, доставшихся от язычества, каждое движение имеет смысл! А поиск цветущего папоротника – это же поиск состояния влюбленности, своей мечты, своей судьбы, своей дороги!
– Вам сложно было найти свою дорогу?
– Сложно. Но искал и нашел! И сейчас думаю: Господи, какое это счастье – заниматься любимым делом! Знаете, я очень люблю кататься на досках в шторм, и вот какое знание дало мне это увлечение. Если человек ищет, обязательно появляется «его» волна. Которая подхватит и понесет в нужном направлении на высокой скорости. Но надо уметь ждать! Так вот, поверите ли, двадцать волн пройдет, прежде чем человек сумеет поймать свою волну и, взобравшись на ее гребень, заскользить по ней, не отпуская. Количество наших падений и неудач всегда переходит в качество. Новое качество мастерства.