Вадим Месяц: «Наш дом там, где родятся наши дети»

Когда Вадим родился, молодая семья Геннадия и Нины Месяцев жили в Томске в недавно полученной квартире в одном из первых в стране (всего их было два, стоящих рядом) крупнопанельных домов. Эти экспериментальные дома были рассчитаны на 15 лет. Но в них до сих пор живут сотрудники томских вузов…— Из Томска отца перевели в Свердловск, а потом я оказался уже в Москве, на Шаболовке. А дальше начались перемещения самостоятельные – между Колумбией (штат Южная Каролина) и Москвой, потом между Колумбией и Солт-лейк-Сити (штат Юта) и так далее.
– Что тебя понесло в Америку?
– Скорее всего, любопытство. А потом, у меня там была барышня знакомая, вот туда и поехал. Сначала жил у нее. А дальше нужно было как-то определиться, найти какую-то работу, и поехал в Нью-Йорк.
И квартирку снял вполне милую. Один из моих товарищей по Свердловску, которого тоже занесло в Америку, сказал, что, видимо, в такой квартире Раскольников и убил старушку. Полуподвальное помещение, зато в центре города. Жил роскошно. Каждые выходные мог себе позволить взять на улице что-нибудь из мебели, которую выбрасывали соседи, покачаться в кресле-качалке, посмотреть телевизор. Хотя мог бы все это и купить. Ходил на службу в галстуке (можешь себе представить меня в галстуке?). И мог позволить себе звонить в Россию друзьям. Потом были еще переезды, съемные квартиры. Наконец, перебрался поближе к Гудзону в «русский» дом. И решил, что пора жениться. Вот первая встреченная мною девушка и стала моей женой.
Мы устроили красивую свадьбу, позвали 3-4 человек. Потом уехали в свадебное путешествие в Южную Каролину.
Ирина: – Но привел он меня в уже снятую квартиру, в которой был чудовищный разгром.
В: – Мы же там ремонт сделали!
И: – Догадаться об этом было трудно. На полу лежал какой-то вонючий матрац, какие-то простыни, укрывались мы, по-моему, пальто, спальными мешками, из которых лезла вата. Кухня была вся перекошенная. В общем, там был замечательный быт. Чьи-то банки с краской, вещи, кем-то забытые. За сапогами какая-то маленькая женщина пришла через год – искала по шкафам, не нашла и ушла. Там жили все твари, которые сопровождают человека (мыши, крысы, тараканы, муравьи). И мы там прожили два года.
В: – Важная деталь: рядом располагалась библиотека, где были, например, книги Виктора Ерофеева и мои. А еще на крыше нашего дома мы готовили шашлыки и устраивали фейерверк. Вообще место у нас было хорошее, заходили люди, и жили мы весело. Но в какой-то момент жена сказала, что с нее этого бардака хватит. Спасибо ей за это. К тому же стали поднимать цены на жилье, стал развиваться город, потому что рядом Манхеттен, и мы убежали в деревню на Лонг-Айленде. Там и сняли наш первый дом. Он был очень большой. В потолке гигантской комнаты были окошки. Просто невероятная фотостудия. Можно было попробовать стать свадебным фотографом.
И: – На самом деле, там была одна огромная комната, две малюсенькие и подвал. Для нас это было просто «супер». Там потихонечку и началось собирание барахла. В этом доме мы прожили ровно год.
В: – А потом Ирина Владимировна получила профессию риэлтора.
И: – Первым моим покупателем стал муж. Я ему продала дом, в котором мы и живем с 2000 года. С садом и бассейном, с большим подвалом, в котором был сразу же устроен бар. Вокруг огромный сад, полно птиц (у нас рядом птичий заповедник) – они поют, вьют огромное количество гнезд. У них там тоже квартирный вопрос решается. По осени, когда подрезаешь кусты, брошенные гнезда просто сыплются на землю.
Не было какого-то единого дизайнерского проекта – приехали, зашли в пустое помещение, распланировали, решили, как покрасить. Мы не собирались покупать новую мебель, шторы, посуду. Это все дорого и неинтересно. Ездили на «барахолки» и покупали картинки, которые еще не знали, куда будем вешать, и складывали пока в подвал; какие-то штучки, которые могут стоять на полу. Не очень ясно, для чего. Потом покрасили стены, все это вытащили из подвала, протерли и стали развешивать по стенам и расставлять. Потихонечку стали делать все остальное. Одна мебель сменялась другой, по мере того как появлялось что-то получше. Купили печку.
В: – К нам часто приезжают поэты (я же устраиваю различные литературные конференции), и каждый из них выбирает себе дерево и как-то его обозначает. Может быть, из-за этого появился рассказ «Мой маленький Иерусалим».
– Жаль, что мы не можем снять фрагменты вашего американского интерьера. Но интерьер московской квартиры родом оттуда.
Насколько мне известно, квартира в Москве появилась стараниями родителей, которые жутко тосковали по редко появляющимся в Отечестве детям?
В: – Да. Вообще эта квартира принадлежит родителям. Она появилась в результате обмена свердловской квартиры, что-то доплачивалось. Но безусловно, это очевидная ловушка – чтобы мы захотели вернуться.
И.: – Мы просили ничего не делать, оставить голые стены. Говорили, что привезем матрац и начнем жить. Но так как нас долго не было, родители поработали и над обстановкой (привезли мебель, шторы и так далее – по полной программе). Все, кто приходил в гости, тут же спрашивали: «А родители скоро придут?». То есть ясно было, что это не наша квартира, кто-то здесь состоятельный и серьезный живет, явно не мы. Академическая, строгая квартира, на диван с ногами не сядешь. Все было сделано красиво и с любовью. Но нам было как-то стыдно, как у поэта может быть такая квартира?
В.: – Даже стал читать книжку об этикете и хороших манерах…
И.: – Задача состояла в том, чтобы сделать из этой квартиры что-то более легкомысленное, дать дому какое-то иное настроение.
Начала с кабинета для мужа. Мы переместили спальню, чтобы самую удобную, самую квадратную комнату сделать кабинетом. Там устроили нишу со шкафами, в которую он тут же составил всю свою библиотеку. Туда же вписали и диван, чтобы было удобно и все перед глазами.
Всю мебель нашла через Интернет. Мне вообще казалось, что все надо просто привезти из Нью-Йорка. Постельное белье на всякий случай привезла. Какие-то безделушки, картинки – там все это дешевле. Но стол, например, не привезешь.
В.: – Стол для кабинета мы делали в Ивантеевке.
И.: – Такой стол в Москве в магазине можно купить за 2 тыс. долл. А мы поехали в деревню, нашли мебельную фабрику и заказали его за 500 долларов.
В.: – То есть здесь мы проявили навыки, приобретенные в Нью-Йорке.
И.: – Да. Задешево купить – это хорошо, а платить огромные деньги – это дурной тон.
Про шторы
И.: – Ткань нашла в магазине индийской одежды в Америке. Это сари. Когда увидели вот эти чистые краски детских фломастеров, поняли, что это то, что нам надо. Сколько было кусков, столько и купили. Вот эта легкая конструкция создаст какую-то воздушность и заодно увяжет с уже имеющимися люстрами с золотом. То есть надо было обязательно, чтобы это все блестело желтым. Но когда встал вопрос о покупке желтой струны, это оказалось чудовищно сложным делом. Выяснилось, что в магазинах продаются только серебряные. Нашла в Канаде! На сайте компании, которая продает всякие антикварные штуки для вешания картинок. И у них купила пять 7-метровых моточков за два дня. Далее началась история с «крокодильчиками». Их мы нашли в Англии, в Манчестере. Доставки ждали почти 4 месяца. Но у этого интеллигентного англичанина были действительно самые дешевые «крокодильчики», которые куют опять же где-то в Индии. В общем, очень серьезно изучила вопрос. Узнала, что такую конструкцию в готовом виде могла купить примерно за миллион долларов. Мне все это обошлось в какие-то 70 «зеленых». В Америке купили кронштейны и золотую краску, чтобы их покрасить. Друг отца Вадима, академик, сверлил дырки и натягивал мне эти тросики. В общем, творчество было вполне коллективное.
Чемодан
Его история началась, когда семья тогда еще совсем молодого талантливого ученого получила первую отдельную квартиру.
В.: – Когда мне было лет 10, мы с дедом впервые спустились в подвал. Там были такие отдельные отсеки, почему-то по два на каждую квартиру. В одном из них мы вырыли погреб для картошки. А в другом нашли чемодан, (он остался от прежних жильцов). Ужасно обрадовался и притащил чемодан наверх. Понравилось, что в нем можно лежать, сидеть. Еще нравилось, что все остальное «чужое» – дом мамин, папин, дедушкин, а в чемодане мог хранить все свое барахло.
– И затем из квартиры в квартиру именно ты перетаскивал этот чемодан?
В.: – В принципе да. Мне казалось, что это важная «персона». Когда родители уехали в Свердловск, чемодан остался со мной.
После отъезда Вадима в Америку эта важная «персона» осталась брошенной без хозяина. Но родители, исключительно из любви к сыну, не выбросили его на улицу, а мужественно дотащили до Москвы и бросили на даче в подвал.
Швейная машинка
Принадлежала еще Ириной бабушке. Ей машинку подарила помещица. Это было в Серпухове. Потом она путешествовала с семьей родителей Ирины: Серпухов – Мурманск – Белоруссия – Москва.
И.: – Практически круг завершен, поскольку Серпухов находится в 2 часах езды от Москвы.
В.: – Думаю, что красота должна быть связана с какой-то историей, которая за этой красотой стоит.
И.: – К счастью, так совпало, что у нас одинаковые представления о красивом.
О риэлторстве
– Почему ты этим занялась?
И.: – Дело в том, что образование у меня экологическое (биофак заканчивала), а в США никакого образования не было. Кроме того, нужна была такая работа, чтобы имела возможность уезжать с Вадимом, когда он уезжает. А для этого важно, чтобы не было начальника и вместе с тем чтобы это был не мой собственный бизнес (который не бросишь). Быть риэлтором оказалось идеальным вариантом.
– Это там очень высокооплачиваемая работа?
И.: – Зависит от того, сколько ты в это вкладываешь. Очень многие бросают такую работу в первые 3-4 месяца, потому что в это время ты ничего не зарабатываешь. Вообще эта работа приносит разные интересные знакомства. Например, появились приятели-греки, которые по ментальности ужасно похожи на русских – норовят всучить деньги в благодарность все время. Чего в Америке никто не делает…
– А часто ли приходится общаться с клиентами из России?
И: – Там, где мы живем, нет русских. Меня часто принимают за француженку или норвежку. Муж у меня поэт. Это очень интригует. И на это клюют клиенты. Они со мной общаются, потому что им интересно.
– Есть ли какие-то вещи, ситуации, с которыми ты сталкиваешься в работе, типичные только для американцев и абсолютно нетипичные для русских, вообще для России?
И: – Скорее наоборот. Есть вещи, которые обычны здесь, но невозможно представить, чтобы делались там. Там все просто. Например, в какую сумму оценщик оценил, на такую сумму и дается ссуда. Все на бумаге, все понятно. Никакой передачи наличности не происходит, ни в какой момент, нигде. Уже непосредственно во время подписания документа у адвокатов покупателя и продавца может не сойтись сумма (на 300–400 долл. максимум). И вот эта разница доплачивается уже непосредственно наличными. Поэтому американцам трудно понять, что происходит здесь. Например, моей подружке было очень сложно объяснить что-то своему жениху-американцу, когда они пытались купить квартиру в Москве. Он никак не мог понять, почему квартиру, которую он реально будет покупать, скажем, за 120 тысяч, оценят в 70 тысяч, и он должен будет тихонечко «под столом» передать остальные 50, и нигде на бумаге это написано не будет.
– А был ли случай в твоей практике, когда продавала бы такой красивый и замечательный дом, который хотелось бы иметь самой?
И: – В том месте, где мы живем, жилье имеет гораздо более утилитарный характер, чем здесь. Ценится в основном функциональность. Поэтому нельзя сказать, что видела какой-то дом, что прямо «Ах!»…
Там другие требования – больше не к жилью (поскольку жилье, так или иначе, имеет характер временный, они не собираются там всю жизнь жить), но чтобы было удобно и очень часто, в первую очередь, чтобы был вид. То есть за вид платится гораздо больше денег, чем за саму постройку. Кому что нравится. Но в основном люди стремятся жить за городом. Поэтому, как в Подмосковье, где на маленьком кусочке поля может стоять огромный дворец – там такое продать невозможно. Там никто такое не купит – зачем мне это, такой гигантский дом и так мало земли?
В Америке дом строится в течение 3 недель. Весь цикл, начиная с рытья ямы. Через 3 недели уже коробка готова. Там все строится очень быстро. Где-нибудь в Канаде, где холодно, конечно, дольше.
– И все-таки, где ваш дом?
И: – Там (не задумываясь – авт.).
– Пока или вообще?
И: – Не знаю…
В: – Думаю, что наш дом там, где родятся наши дети. Пока. С другой стороны… Ну, я кочевник, конечно. Если встану на каком-то одном месте, подумаю, что проиграл свою жизнь…
Беседу вела Марина Гончарова
P.S. Когда верстался этот номер, из США пришло сообщение, что Ирина родила двойню – мальчика и девочку. От всей души поздравляем!

ИЗ ДОСЬЕ «КР»
В. Месяц — известный поэт, прозаик и переводчик. Автор и исполнитель собственных песен (два музыкальных альбома). Вскоре выйдет в свет его новая книга – уникальный поэтический эпос «Норумбега. Новые мифы о Хельвиге» и, возможно, начнутся съемки фильма о жизни современных российских эмигрантов в Америке, в основу сценария которого лягут сюжетные линии романа «Лечение электричеством».
Родился и учился в Томске, работал на Урале, кандидат физико-математических наук. Опубликовал более тридцати научных статей в области эмиссионной электроники. Не внял примеру отца, ученого с мировым именем, сделав своей основной профессией литературу. Издал семь книг поэзии и прозы. Живет и работает в США и в России. Гражданин РФ.