Всеволод Шиловский: «Лучше старинной мебели ничего нет»
Актер и кинорежиссер Всеволод ШИЛОВСКИЙ известен публике по таким картинам, как «Торпедоносцы», «Военно-полевой роман», «Интердевочка», «Жизнь Клима Самгина» и многим другим лентам. И как для любого человека, «по уши» загруженного работой (Всеволод Николаевич еще и преподает), дом, в который семья Шиловских переехала несколько лет назад, – единственное место, где ждут покой и отдохновение.– Всеволод Николаевич, многое ли пришлось переделывать в квартире, чтобы она стала отвечать вашим требованиям?
– Немало. Возьмем, к примеру, кухню. Мы сразу решили ее увеличить. Удалось это сделать за счет лоджии. Убрали переборки, сделали отопление, в результате получился такой альков. Туда поставили большой белый кожаный диван, на котором обожаю в свободное время небрежно развалиться и наблюдать, как жена Наталья хлопочет по хозяйству. Так что в результате перестройки кухня тотчас преобразилась. Вся же кухонная мебель была сделана в комплекте. Наталья очень скрупулезно подошла к этому вопросу, вымерила все до миллиметра, а потом уже мастера сделали все по нашему проекту. В результате вошло все: и плита, и посудомоечная машина, и холодильник, и все остальное.
– Похоже, что на долю прихожей тоже досталось…
– Да, здесь был большой и длинный коридор-холл. Мы кусок этого коридора «оттяпали» под прихожую, отгородив ее от холла большим шкафом-купе. Теперь у нас удобная прихожая, где можно спокойно раздеться и привести себя в порядок перед зеркалом. Да и холл после всех этих переделок стал поменьше и поуютней.
– Ваша роль в домашних созиданиях, похоже, больше созерцательная, все благоустройство отдано на откуп Наталье Киприяновне?
– Естественно. Ведь дома главное – чтобы меня не трогали. Самые любимые места в доме – лежачие. Диван в большой комнате и диван в моей. Еще диван на кухне. Жена, конечно, ворчит, но я не реагирую. (Смеется).
Раньше было трудней, потому что сейчас она на пенсии, а раньше работала. Вот видите, зачехленная арфа за дверью стоит? Это ее орудие труда, с которым Наталья исколесила весь мир. Она выступала с оркестром. 22 года проработала у Светланова, работала у Федосеева. И тогда Наталье Киприяновне было гораздо труднее заниматься домом…
– Как вы познакомились с супругой?
– В санатории для актеров. Там впервые увидел Наталью и сходу в нее втюрился, как оглобля в чужой тарантас. И уже без малого 30 лет мы вместе. До этого у меня была семья, но на момент знакомства был уже одиноким, как и она. Так что мы никому не мешали.
– И долго вам пришлось ухаживать за будущей женой?
– Нет у меня таланта долго все делать. Я шустро и работаю, и люблю, и живу. Жизнь-то короткая.
– Хоть иногда жене помогать по дому приходится?
– То, что она попросит, то и делаю. А без просьбы и посуду никогда не помою. Зато умею картошку талантливо жарить. С такой корочкой, что и у Натальи не всегда получается. Научил один друг, который очень хорошо готовил. Картошку надо длинной такой соломкой нарезать и жарить на растительном масле без крышки, вовремя помешивая. Лук уже позже кладу, а солю вообще в конце.
– Что помимо картошки любите?
– Есть люблю все, что позволено. Но в последнее время уже почти все нельзя, и это очень болезненно воспринимаю. Слово «нельзя» в еде очень сильно угнетает, впрочем, как и любое другое ограничение.
– Всеволод Николаевич, а на арфе за столько лет совместной жизни с арфисткой играть не научились?
– Да вы что! Подойти боюсь. Нет, арфистка – это довольно сложная профессия. Как шучу – 44 струны да еще «скоростя». Зато мою профессию она до сих пор не воспринимает всерьез: ну как это так – лезть в шкуру другого человека или заставлять другого человека лезть в чью-то шкуру?
– Недавно, слышала, у вас тромб рассосался. Каким образом? Вы что же, на него психологически нажали?
– Можно сказать и так. Во-первых, завязал с куревом, хотя выкуривал пачки 3-4 в день, да еще у артистов «стрелял». Завязал с питьем. Раньше хоть по праздникам себе позволял да в хороших дружеских компаниях, а сейчас единственное, что врачи все же позволили, так это два раза в месяц по 50 граммов, и на том, как говорится, спасибо. Вот, смотрите, у меня подарок – трехлитровое ружье с кристалловской водкой висит – до сих пор нетронутое. Так что почти святой.
Теперь понимаю, почему праведников причисляют к лику святых. Потому что это действительно трудно. Хочется все время нарушить, очень хочется, но держусь…
– Всеволод Николаевич, вы наверняка с утра и зарядку делаете, и пробежечки какие-нибудь?
– Нет, спортом только когда-то в детстве, в молодости занимался. Ведь был ребенком очень слабым, с пороком сердца, дистрофиком. И только благодаря Дому пионеров, пионерскому лагерю со спортивным уклоном выправился. А уже в институте занимался самбо, и на курсе меня называли «Иван Поддубный в таблетке», – потому что роста был небольшого, а кости ломать умел. Сейчас же не осталось ни спорта, ни серьезных мужских увлечений. Не охотник, не рыбак, не грибник. При моей трудоспособности, как говорят, я ленивый человек. И когда отдыхаю, ничего не хочу делать. Да и не умею отдыхать. Неделя – уже перебор. Дальше начинаю звереть. Видимо, это просто отсутствие культуры отдыха.
– Судя по тому, что в вашем доме много картин, и большую часть из них составляют пейзажи, вашей душе ближе отдых на природе?
– Да, вы подметили совершенно верно – именно пейзажи как-то ближе состоянию души. Потому и дачу люблю безмерно. Там такая тишина, покой!.. Но столько работы, что приходится все расписывать чуть ли не по минутам: роли, съемки, монтажи, педагогическая работа. Но зато когда выбираюсь на природу – отключаюсь от всего, отдыхаю по-настоящему.
– Да у вас и дома совсем не тесно. А старинная мебель придает квартире особый шарм. И этот чудный комод красного дерева, и старинное бюро с многочисленными ящичками…
– Да, в этих ящичках – масса памятных вещей и фотографий. Вот здесь я с Путиным, а это открытка с автографом гениального драматурга современности Тенесси Уильямса. Как-то так получилось, что Наталья сразу оптом обзавелась этой старинной мебелью. И все больше прихожу к выводу, что лучше старинной мебели ничего нет. Да взять хотя бы этот огромный круглый стол с ножками на колесиках – он раздвигается на всю длину комнаты, и за него можно усадить кучу гостей. А вот эту горку подарил сын великой актрисы Тарасовой – она никак не вписывалась в его новую квартиру. Так что теперь есть Тарасовская горка, частица родного МХАТа.
Да я и сам раритет – единственный живой режиссер, который ставил спектакли во МХАТе со «стариками». Когда пришел во МХАТ, то все актеры казались и звались стариками, хотя они были гораздо моложе меня сегодняшнего.
– А как воспринимаете себя в качестве киноактера?
– В кино до 42 лет не снимался принципиально. И только почувствовав, что МХАТ гибнет, сдался. Сыграл кучу ролей, и ни одна, слава Богу, не повторилась, не заштамповалась. Но это не значит, что всегда доволен тем, что сделал. За последние годы понравилась только одна роль, сыгранная артистом Шиловским – роль гениального сумасшедшего изобретателя новой туалетной бумаги в сериале «Сыщики».
– Но вами сыграно более 150 ролей, какие персонажи вам ближе по характеру, кого интересней играть?
– Важно, чтобы и люди, и характеры были глубокими, чтобы за ними тянулся некий жизненный шлейф. Ведь это уже зритель потом говорит – вот это отрицательный герой, это положительный. Всегда бываю адвокатом своей роли, тогда она получается интересней. А в так называемых отрицательных ролях обычно гораздо больше диапазон характера, их и интересней играть.
– А как вас назначили художественным руководителем Дома кино?
– Угольникова сняли, и Никита (Михалков – Ред.) попросил меня возглавить… Что ж тут такого? Потому что я приличный артист, приличный режиссер, приличный педагог, у которого есть свое мнение.
– А к чьему мнению сами больше прислушиваетесь?
– Как артист – к мнению одного человека – режиссера. Потому что, как при лечении должен быть один врач, так и при построении роли должен быть один режиссер, а не несколько. Ведь это все придумано до нас. Еще Немирович-Данченко сказал: «Чем больше актер, тем больше ему нужен режиссер». То есть настоящему бриллианту нужна хорошая огранка. Ну а если твое видение роли не совпадает с режиссерским, действовать надо. Но не словами, а показывать. И если показываю и убеждаю, то это счастье потрясающее. А если режиссер убеждает в своей правоте, то это наше общее счастье.
– Скажите, а через что вы можете переступить для достижения своей цели?
– Надо просто цели выбирать нормальные, и тогда ни через что не потребуется переступать. Вот во МХАТе, к примеру, ставил спектакли. Боролся, убеждал чиновников и продолжал ставить. Я режиссер-постановщик первого советского сериала, то есть вообще первого сериала в стране – «День за днем», 17 серий, 144 артиста. И тоже как-то нормально все получилось, ни через что переступать не приходилось.
– И все-таки актерско-режиссерская деятельность у нас по-прежнему остается и в материальном, и в моральном смысле очень зависимой?
– В принципе, если сравнивать Россию с Западом, то это как бомжи и члены правительства. Актеры у нас получают довольно мало, а режиссеры за свой каторжный труд, по-моему, еще меньше. Но вся беда в том, что актеры – это люди, которые жить не могут без сцены, публики, без кинокамер и съемок. Это очень страшная профессия по своей зависимости. И режиссер в последнее время все больше становится зависим. Сейчас входит в жизнь продюсерский вид творчества. Профессиональный продюсер уже выбирает актеров и предлагает их режиссеру. А не нравится, так можешь быть свободным.
– А как вы относитесь к съемкам в рекламе?
– Когда спрашивают про кого-то из актеров, как это она или он могли сниматься в рекламе, у меня тотчас встречный вопрос: а что, вы могли бы их содержать? Если за хорошие деньги да в хорошей рекламе… А почему бы и нет?! Ничего зазорного в этом не вижу. Даже такой феноменальный артист, как Куравлев, снимается. И даже не представляю, как за это можно осуждать. Могу назвать десятки прекрасных артистов, которые с удовольствием пошли бы сниматься в рекламу, но их, к сожалению, не зовут.
– Всеволод Николаевич, поговаривают, что у вас, как бы это сказать помягче, характер – далеко не сахар.
– Дело в том, что очень не люблю различные интриги, а посему позволяю себе роскошь говорить то, что думаю, невзирая ни на кого. Относятся к этому, естественно, по-разному и чаще приписывают это моему характеру. Так и не спорю, он у меня действительно плохой. Слишком мало времени, чтобы как «нормальному герою всегда идти в обход».
– Есть вещи, которые вы не прощаете своим артистам?
– Безусловно. Лень – первое, незнание текста – второе, неподготовленность к репетиции или к съемкам – третье. Ни разу не позволил никому нарушить кодекс чести, то есть прийти «не в форме».
– Но вы только к другим так непримиримы или к себе тоже постоянно придираетесь?
– К себе больше. И, видимо, это происходит потому, что планка у меня очень высоко поднята, и до нее каждый раз пытаюсь дотянуться.