Николай Андросов: «Ставить танцы сложнее, чем шпаклевать стену»
Николай Андросов. В прошлом – солист Ансамбля народного танца под руководством Игоря Моисеева, ныне – хореограф, лауреат международных конкурсов, заслуженный деятель искусств России. Основатель и руководитель ансамбля «Русские сезоны». Кроме того, Николай Андросов работает как хореограф на драматической сцене, в мюзиклах, в кино, а также со звездами фигурного катания. В прошлом театральном сезоне попробовал себя в качестве постановщика оперного спектакля («Фауст» в Центре Оперного пения Галины Вишневской). Опыт оказался удачным.
Впрочем, хореографу и режиссеру Андросову удается, наверное, все. Не зря сегодня он – один из наиболее востребованных хореографов и в России, и за рубежом. Редко встретишь представителя этой профессии, успевающего так много: более 100 постановок для ансамбля «Русские сезоны», более 50 – в качестве приглашенного хореографа. Наиболее известные работы: балет «Конек-Горбунок» (Большой Театр России), хореография к спектаклям Валерия Фокина (Московский театральный центр им. Вс. Э. Мейерхольда), Романа Козака, Романа Виктюка, Нины Чусовой, Петера Штайна, Михаила Козакова.
Прошедший сезон ознаменовался сразу несколькими премьерами. Впереди – масштабный российско-итальянский проект, мировая премьера которого должна состояться в Москве.
Люди и собаки на десяти метрах
– Николай Николаевич, в какой семье вы родились?
– Родители – технические работники одного из НИИ, не имеющие к профессиональному театру никакого отношения, если не считать каких-то увлечений в молодости. Мама рассказывала, что они часто ходили на концерты ансамбля Игоря Моисеева, когда он еще гремел по всей России. А так никаких наследственных артистических корней нет. Дедушка из деревни, из Орловской области. Мать с отцом уже родились в Москве. То есть я москвич во втором поколении.
– Вы единственный сын?
– Нет, есть старший брат. Он работает в хоре театра им. Станиславского и Немировича-Данченко.
– В каком районе Москвы прошло ваше детство?
– В Нагатине. Родители жили тогда на Нагатинской улице, рядом с Коломенским парком. Помню маленькую двухкомнатную квартирку, где мы жили всей семьей. Правда, это была не «хрущоба», а ведомственный дом. Но комнатушки были совсем крохотные, негде было поставить нормальную кровать. Зато была огромная кухня!
Потом мы переехали в новую квартиру – там же, в Нагатинском районе. Там было уже три комнаты, но тоже очень маленькие – метров по десять. И мы с женой Аленой начинали совместную жизнь в одной из этих комнаток, где с трудом умещались огромные гастрольные чемоданы. Они стояли вдоль стены, и мы мимо них с трудом пролезали. Да еще две собаки.
– Вот это да!
– Да, однажды мы подобрали дворняжку, пожалели. Она осталась, прижилась, родила кучу щенков. Всех раздали, а один остался. И вот эти мать с дочкой живут с нами уже 10 лет.
– И как долго вы прожили в таком составе в 10 метрах?
– Восемь лет. Собственное жилье у нас появилось только три года назад. Заняли кучу денег и решились. Все-таки нам уже не восемнадцать. Хочется дома полноценно отдыхать.
Когда в квартире много людей, при такой интенсивной работе, как наша, это не очень получается. Да и дома приходится много работать: дела, звонки, контакты всякие. Для этого тоже нужно хотя бы элементарное пространство.
Я все время мечтал, чтобы у меня был хотя бы маленький, но свой стол, куда можно поставить телефон и при этом писать не на потолке.
– Вообще-то, причин испытывать потребность в отдельном жилье более чем достаточно. Это абсолютно нормально. А вы как будто оправдываетесь. Между прочим, в Англии бомжами считаются взрослые дети, живущие с родителями.
– (Смеется). Какая-то доля правды в этом есть.
Мечта имени Пырьева
– А как вы познакомились с Аленой?
– Знакомы мы очень давно, вместе работали еще в ансамбле у Игоря Моисеева. Но процесс перехода к совместной жизни у нас был затяжной.
– Итак, вы заняли кучу денег и построили, наконец, квартиру.
– Мы ее купили. Нам просто подвернулся очень удобный вариант. Мы купили квартиру прямо у строителей, потом сами ее обустраивали так, как хотелось.
– И в каком районе Москвы обосновались?
– Улица Пырьева. Рядом с Мосфильмовской, напротив проходной «Мосфильма». Мы всегда мечтали жить именно в этом маленьком зеленом райончике. Почти случайно сложилось так, что смогли это сделать: подъехали посмотреть на строительство нового дома, и вдруг нам предложили посмотреть квартиру. И это оказалось именно то, что нам надо. Никакого шика, обычная небольшая квартирка.
Но очень удобный район: практически в центре, не приходится час-полтора ехать с работы.
А раньше как было? С утра уезжаешь в центр, весь день проводишь на ногах, возвращаешься поздно – хорошо, если в 11, а не в 12 или в час ночи. Полностью обессиленный. А сейчас успеваю заехать на час-полтора домой, перекусить, отдохнуть и ехать дальше.
– Значит, требования к району вам удалось удовлетворить полностью?
– Да. Мы просто счастливы. Замечательный район: есть небольшой зеленый массивчик около реки, по которой утки плавают.
Гуляем там каждый день. Очень мало людей. Даже дворовые собаки знают всех, кто там живет. Я просто обалдел – когда посторонний человек появляется, они начинают лаять.
– Свою улицу Пырьева вы уже ни на что не променяете?
– Нет. Больше ничего не надо.
Квартира-полулюкс
– А сама квартира? В ней все-таки живет семья танцующих людей. Например, я знаю, что любой приличный балетный человек стремится дома иметь станок. Вы долгое время были лишены такой возможности…
– И сейчас обходимся без этого. Хватает ежедневных занятий классическим тренажером в профессиональном зале. Наверное, молодой танцовщик должен заниматься дома, если ему не хватает нагрузок на работе. Кроме того, многие семьи танцующих артистов имеют детей, которые учатся в хореографических школах, и делают дома станок, зеркало, чтобы можно было позаниматься с ребенком. А так как у нас танцующих (так же, впрочем, как не танцующих) детей нет, а собаки преимущественно лежат и спят по углам, станок не предусматривался. Наоборот, мы стремились к тому, чтобы помещение максимально нас релаксировало, помогало восстановиться, потому что безумный ежедневный ритм нас абсолютно выводит из спокойного состояния. И когда приходишь домой, конечно, хочется, чтобы ничто не раздражало, а, наоборот, приводило в норму.
– Что вы для этого сделали?
– Прежде всего, увеличили пространство. Ликвидировали стандартные клетушки – комнатки по 13-14 метров. Честно говоря, не понимаю, с учетом каких эстетических или психических потребностей архитекторы планируют такие квартиры. По-моему, это абсолютно ненормально. Строители объясняют, что эти перегородки можно ликвидировать. Зачем их делать, чтобы потом ломать?
В общем, сломали перегородки, объединили гостиную с кухней, чтобы получилась так называемая студия и можно было почувствовать какое-то пространство. Правда, небольшое, но очень уютное. Гостиную мы пока еще не оборудовали в силу нехватки средств. Надо купить мебель. Хотим сделать уголок для отдыха. А спальня, кухня и ванная уже полностью сделаны.
– Подозреваю, что ванной вы занялись в первую очередь.
– Да. Чистота – первым делом. Ванная комната у нас получилась в таком классическом римском стиле. Спальня маленькая, но уютная. Там сделали несколько необычное освещение. Я привез из Америки абажурчики с крутящимися роликами. Мне очень нравится этот стиль.
– А кто все придумывал, так сказать, разрабатывал дизайн?
– Алена. Я только встраивал некоторые технические детали. Например, сантехнику, электрику. Советовался с мастерами, как это сделать, можно ли и как переносить трубы и
т. д. Это моя забота. А дизайном занималась жена.
– Ваша жена специально изучала дизайн, на что она ориентировалась?
– Нет, дизайном специально она не занималась. А на что ориентировалась… (Смеется). Я всегда говорил, что, когда процесс приходит в финальную стадию, получается нечто, напоминающее номер «полулюкс». То есть получилось так, как привыкли – как будто в гостинице живем. Все понятно: большая часть жизни прошла в гастролях. Пытаюсь немножко этот «гостиничный дух» сбить. Например, не стали делать паркет, а постелили ковролин. Нам нравится мягкий, теплый пол. Но в общем все – гардеробная комната (выделили специальную гардеробную, в которой держим все чемоданы и вещи), небольшая кухонька – напоминает скорее всего двухместный номер.
– А какой-то собственный вклад во все эти процессы хореограф Николай Андросов в состоянии был сделать?
– В состоянии. Конечно, мы наняли бригаду строителей. Когда они закончили работу, было все очень красиво, но через пару недель начало трескаться и лопаться. Оказалось, что надо было более добросовестно готовить материалы, просушивать их, например, чтобы не трескались всякие шпаклевки и прочее. И я решил сам все это заделать. И заделал. Ничего не трескается. Секрет оказался прост: не надо экономить материалы, и все будет замечательно. Так что приложил усилия. Конечно, сделать все самостоятельно не мог, на это нет ни сил, ни времени.
А в принципе смог бы. Ставить народные танцы го-о-раздо сложнее, чем отшпаклевать стену. Просто нужен инструмент, хороший глаз, нормальное логическое мышление и, конечно, определенный навык. Для меня ремонт – это даже форма отдыха в определенном смысле. Разгружает так же, как, например, работа на даче у родителей.
Весь мир – на кухне
– Большая часть жизни проходит в гастролях, у вас огромный опыт обитания в гостиницах. Возможно, сформировались какие-то пристрастия, например, определенные отели в каких-то странах?
– Пристрастия простые. Номера в хороших отелях обустроены по одному и тому же принципу – чтобы было мало предметов. Все очень функционально. Нет загруженности, как в старых квартирах, множества ненужных вещей, которые жалко выбросить, всякой всячины, накапливающей пыль. Гостиница этого лишена. Там немного предметов, уборка делается быстро и легко. Вот мы живем по этому же принципу. У нас мало предметов, можно легко следить за чистотой.
– А картинки, например, по стенкам. Вообще, что-то личное есть, наверное?
– О-о, картинок очень много. Разных. Много дорогих для памяти фотографий. Например, в городе Арле мы были в кафе, куда часто приходил Ван Гог (сейчас оно так и называется – «Ван Гог»), для нас это дорогое воспоминание. Поэтому привезли картиночку с фоном этого кафе. Есть очень симпатичные углем нарисованные картинки, которые я купил в Нью-Йорке, около Центрального парка. Такой дождливый Нью-Йорк. В них передана именно та атмосфера, которой нам этот город дорог.
Когда ставил в Америке спектакль, репетиционный зал располагался в таком футуристическом салоне. Мне очень понравилась одна из выставленных картин, я попросил продюсера узнать, сколько она стоит. Но художника в этот момент не было. Я уехал в Москву, и вдруг продюсер присылает эту картину. Очень трогательный жест.
Также висят афиши спектаклей, работа в которых мне особенно дорога. Например, «Гроза», поставленная в «Современнике». Очень рад был работать с Ниной Чусовой, Чулпан Хаматовой, Еленой Яковлевой. Фотография с Майей Михайловной Плисецкой (фотограф нас просто щелкнул, когда мы сидели и обсуждали что-то на репетиции) – тоже в рамочке. Афиша спектакля «Мадлен, спокойно» Романа Козака с Людмилой Марковной Гурченко. Другие спектакли, которые мне особо дороги – все, что связано с этим, создает особую атмосферу. Ощущение, что не совсем зря живу (смеется).
– Часто люди, много разъезжающие по миру, рано или поздно начинают привозить что-то определенное. Это, возможно, нельзя назвать коллекционированием, но все-таки… У вас, как я поняла, это картины?
– Наверное. Привозим то, что в какой-то момент нам понравилось. А чтобы целенаправленно собирать что-то – этого нет. Хотя… Знаете, есть одно давнишнее увлечение. Собираю куколок в национальных костюмах. Их уже много, самых разных. Есть японская гейша, рыцари с Мальты, куклы из Италии, из Таджикистана, статуэтки с Тайваня, из Гонконга и т. д. Вот это мы действительно собираем. Сейчас они располагаются у нас на кухне. Вот там действительно представлен весь мир.