«Эрмитаж»: в стиле ретро
Пока не кончилось лето, продолжаем бродить по паркам. Правда, место сегодняшней прогулки и парком не назовешь – не углубишься тут сильно в тенистые аллеи, зато, что ни шаг – театр, кафе; что ни день – концерт, фестиваль – как и положено городскому «увеселительному саду». По загадочной прихоти русской души, все это названо «Эрмитаж» (ermitage), что переводится с французского как «место уединения».
Телеги и малолитражки
Пока мы еще не подошли к входу сада «Эрмитаж», оглядим окрестности. По логике, улице Каретный ряд надо бы начинаться, продолжив Петровку у площади Петровских ворот, куда стекаются эта самая Петровка, Страстной и Петровский бульвары. Но логика не для нас. С такой же загадочностью, как Маросейка внезапно у Армянского переулка сменяет Покровку (словно шла, шла, надоело и думает: а не стать ли мне Маросейкой?), Каретный ряд начинается посередине улицы за внушительным зданием московского ГУВД, именуемым «Петровка, 38». Бывшее владение князей Щербатовых свою специфику приобрело давно: его хозяином было военное ведомство, тут размещались казармы, потом – окружное управление корпуса жандармов. После 1917 года поселилось управление милиции, далее – Московский уголовный розыск. В 1950-х годах дом был надстроен и приобрел свой привычный вид – солидный, шестиэтажный, с портиками на боковых крыльях. Но суть сохранилась – «место встречи изменить нельзя».
Границей улиц служит Успенский переулок: перешагнул, и вот уже пламенеет ограда сада «Эрмитаж», но прежде, чем войти, еще немного о Каретном ряде, на 350-метровом протяжении которого, как водится, скопилось немало историй. Улица эта, отделившаяся от Петровки на рубеже XVIII и XIX веков, поначалу именовалась Тележный ряд, затем повысилась званием до Каретного, но специфике не изменила: нетрудно догадаться, что здесь обосновались мастерские, изготавливающие все совершенствующиеся экипажи, и лавки, где их продавали. Место было популярным. По данным справочника «Вся Москва» за 1902 год, здесь располагались фирмы «экипажного фабриканта Ильина», «Экипажной фабрики братьев Марковых» и прочие, помельче. Вон они, бывшие каретные лавки, с большими арочными окнами, вытянулись на четной стороне улицы.
Время конных экипажей потихонечку отходило, но Каретный остался верен транспортной теме. В 1865 году тут обосновалась фабрика, изготовлявшая железнодорожные вагоны. А в начале ХХ века каретные фабриканты, шагая в ногу со временем, переключились на производство и продажу автомобилей. Тот самый Ильин теперь владел Московской экипажно-автомобильной фабрикой, после революции преобразовавшейся в завод «Спартак», где собирались первые советские малолитражки. Именно из его мастерских вышла первая в России карета скорой помощи.
Спираль как идея конструктивизма
Стоит обратить внимание на здание на углу Каретного ряда и Среднего Каретного переулка: круглое, с окнами-иллюминаторами, скошенной крышей. На вид обычный относительно современный гараж. Гараж-то он гараж, а вот насчет обычности можно поспорить. История строения такова. В 20-е годы только начинавшие входить в обиход автомобили были одной из самых модных тем – вспомните хотя бы ильфо-петровскую «Антилопу-гну», наделавшую такого шума в городе Черноморске. «Пламенные моторы», бешеные по тем временам скорости – романтика, шик! К тому же, советской власти для осуществления всех ее масштабных планов требовалось все больше автомобилей, а следовательно и крупных гаражей.
Тогда-то на месте каретных лавок для Совета народных комиссаров архитектором и театральным художником Георгием Гольцем и был спроектирован первый в стране двухэтажный гараж – вот этот самый. Гольц был членом Объединения современных архитекторов – сборища лихих конструктивистов-экспериментаторов во главе с братьями Весниными. В проекте гаража он применил революционное для того времени решение – спиральный заезд на второй этаж, тем самым выразив идейную формулу конструктивизма: «Пространственная структура здания должна быть его главным украшением». Проект был прост и предельно функционален.
В череду гаражей на четной стороне улицы «затесался» особняк с грифонами, где жил Станиславский. Константина Сергеевича попросили (мягко, но настойчиво) переехать, выделив ему дом в Леонтьевском переулке, чтоб передать «грифонов» дирекции гаражей. Переезжать великому режиссеру было ох как не с руки. Ведь именно здесь, напротив, в саду «Эрмитаж» начал в октябре 1898 года премьерой «Царя Федора Иоанновича» свою историю Московский художественный общедоступный театр – МХТ, здесь сосредоточилась театральная жизнь Москвы. И так удобно было через узенький тогда еще Каретный ряд в подзорную трубу наблюдать, как останавливаются, не прерывая творческого спора, у клумбы Москвин с Лужским или соревнуются в беге Мейерхольд с Качаловым.
Средь дикого винограда
Ну что ж, можно уже и перейти ставший после 1948 года таким широким Каретный ряд (не увидел бы Станиславский уже ничего в свою подзорную трубу) и направиться к главной его достопримечательности – саду «Эрмитаж». И сразу оказаться вдали от суетливого города. Здесь поют птицы. Склоняют к дорожке ветви пышные кусты. Торжественно, словно свечи в канделябрах, устремлены вверх соцветия каштана. Чугунные кружева беседок. Чуть наклонившие головы в полупоклоне белоснежные фонари. Увитые лестницы. Пламенеющие клумбы. И вся эта южная чинность, кажется, готова в любую минуту взорваться праздником, фейерверком, карнавалом!
Мода на «увеселительные сады», поначалу именовавшиеся «воксалами», захлестнула Россию во второй половине ХХ века. Понятие «фоксал» произошло от названия поместья Фокса де Броте «Fox-hall» (впоследствии: Vauxhall) на юге Лондона, где еще в ХVII веке устраивались летние балы, спектакли, фейерверки, а позже был разбит первый в истории увеселительный сад New Spring Gardens, или Vauxhall. В Москве от модных веяний тоже не отставали.
«…Там, где чуть ли не вчера стояли развалины старинных палат, поросшие травой и кустарником, мрачные и страшные при свете луны, теперь блеск разноцветного электричества – картина фантастическая… Кругом ложи в расщелинах стен, среди дикого винограда и хмеля, перед ними столики под шелковыми, выписанными из Китая зонтиками. А среди развалин – сцена, где идет представление. Откуда-то из-под земли гудит оркестр, а сверху, из-за развалин, плывет густо колокольный звон», писал Гиляровский о первом увеселительном московском саде «Эрмитаж». Появился он еще в 1830 году.
Правда, находился тогда в другом месте – на Божедомке, между нынешней Селезневской улицей и 3-м Самотечным переулком. Расцвет «Эрмитажа» пришелся на конец 1870-х годов, когда его приобрел бывший актер Малого Театра антрепренер Михаил Лентовский. «Чего только не было в этом саду! Катанье на лодках по пруду и невероятный по богатству и разнообразию водяной фейерверк со сражениями броненосцев и потоплением их, хождением по канату через пруд, водяные праздники с гондолами, иллюминированными лодками; купающиеся нимфы в пруду, балет на берегу и в воде… Два театра – один огромный, на несколько тысяч человек, для оперетки, другой – на открытом воздухе для мелодрамы и феерий… вся Москва и приезжавшие в нее иностранцы посещали знаменитый сад», вспоминал Станиславский.
Подписка о невылете
Все эти чудеса появлялись на бедной городской земле словно по мановению волшебной палочки. Недаром же Лентовского звали Московский Маг и Чародей. «Прозвище осталось за ним навсегда, но никто не знал, чего это ему стоило, – писал Гиляровский. – Лентовским любовались, его появление в саду привлекало к себе взгляды, его гордая, стремительная фигура поражала энергией, и никто не знал, что… в кустах за кассой каждый день по очереди дежурят три черных ворона, три коршуна, «терзающие сердце Прометея». Это были ростовщики. Они поочередно… забирали сполна сборы в кассе. Сборы в театре были огромные, но расходы все-таки превышали их: уж очень широк был размах Лентовского». У Мага частенько возникали проблемы не только с кредиторами, но и с полицией – приходилось давать «подписку о невыезде». Однажды, доведя до предынфарктного состояния своих «коршунов», он улетел на воздушном шаре куда-то за пределы «не только столицы, но даже и Московской губернии». Когда потребовали привлечь его к ответственности за нарушение подписки, Лентовский парировал:
– Я не давал подписки о невылете.
Такой вот легкомысленный был господин.
Действительно: похоже, мало ему было разорения и закрытия «Эрмитажа» в 1894 году. Он тут же захотел возродить успех, арендовал землю и снова сделал увеселительный сад, получивший тогда модное название «Чикаго», а нам известный как «Аквариум». Конечно, Маг и тут не мог обойтись без чудес и создал своеобразное царство воды и огня: большой фонтан с водопадом и ажурная железная башня, на которой развешивались гирлянды для иллюминаций. Размах снова погубил Лентовского. «Аквариум» обзавелся новым хозяином, а «Эрмитаж» был возрожден в другом месте бывшим служащим Лентовского антрепенером Яковом Щукиным, который для этого арендовал на Каретном ряду пустырь, много лет служивший свалкой.
И будет вам счастье
Скопившийся мусор вывозили на тысячах телег. Срезали верхний слой грунта, уложили чернозем, разбили газоны. Из-за границы были выписаны новейшие аттракционы. В парк провели водопровод и электричество для устройства фонтана, струи которого подсвечивались специальными фонарями. Но сад должен был быть не просто увеселительным, но – с театром. Под театр Щукин перестроил и оборудовал помещение бывших вагонных мастерских. Говорили: залез в долги по уши и для того, чтобы напечатать первую афишу, вынужден был заложить свое зимнее пальто. Официальное открытие сада состоялось в 1895 году.
В 1908 году Щукин затеял строительство нового театра с намерением сделать его чемпионом по вместимости, но дело двигалось туго. Щукинская сцена с залом на 4000 зрителей была последним проектом Якова Васильевича. Коробку успели построить, но тут грянула революция. И хотя уже национализированный сад работу не прекращал и не раз реконструировался, до мрачного кирпичного остова руки все не доходили. А в 2006-м здесь поселился пафосный клуб «Дягилевъ», куда пускали «только очень богатых мужчин и очень красивых женщин». Классифицировал публику сам грозный Паша-Фейсконтроль, стоматолог по образованию, о всемогуществе которого ходили легенды. Когда в 2008 году в «Дягилеве» случился пожар, и клуб сгорел дотла, в интернете немедленно появился анекдот: «Пожарные не смогли оперативно потушить пожар в Дягилеве, так как их не пустил неизвестный молодой человек, представившийся как Паша Фейс-Контроль. Пришлось прилететь Шойгу на вертолете и пропустить их по спискам».
В остальном пока все по-прежнему: на месте театры – «Эрмитаж», «Новая опера» и «Сфера». Бюсты Данте и Гюго все так же утопают в цветущих клумбах. Новобрачные без устали посещают «Памятник всем влюбленным» – абрис сердца размером в человеческий рост, увешанный всевозможными звенелками и бантиками, из которого ветер извлекает наипричудливейшие звуки. Говорят, сердце это – точная копия нарисованного на доме Джульетты в Вероне, и, если пройти сквозь него и поцеловаться, будет вам долгое семейное счастье.