Люди и годы
Несмотря на бравурную увертюру – гигантскую арку с Тверской, как принято в этих краях, – сам Леонтьевский переулок заснежен, тих и будто ничем не потревожен.
Тянутся чередой двух-, четырехэтажные особнячки с лепниной классической московской гаммы – растопленного и смешанного со снегом солнца. Припаркованные рядком, плотно упакованные в белое иномарки растеряли весь свой снобизм: какая разница прохожему, кто там под сугробом – гордый «лексус» или самая распоследняя «копейка»? Пуст скверик с утонувшими по колено скамейками, где обычно гуляют местные дамы с собачками. И деревянные бока светящегося в глубине бара со странным названием «Версай» тоже припорошены, закамуфлированы зимой.
Под снегом же спрятаны воспоминанья. Вот дом № 24 – последний московский приют Чехова. Здесь жил Рахманинов. А если поднять голову к последнему, четвертому этажу здания, то видишь окна, за которыми чуть более ста лет назад мелькал силуэт Шаляпина… И тут наша карета времени делает резкий вираж.
Суп из портвейна
Лето 2004 года. Душно. Машины изнывают в пробке. Мы с Мариной Сергеевной Сперанской идем по Леонтьевскому не спеша – выгуливаем дворняжку Джека. Дед Марины Сергеевны по отцовской линии – знаменитый педиатр Георгий Сперанский, чьим именем названа детская больница на Шмитовском проезде. Дед по материнской линии – извест-нейший хирург Петр Постников. Отец Петра Ивановича лечил Гоголя. Кстати, и с Филатовым они тоже состояли в каком-то родстве. Сама Марина Сергеевна всю жизнь прожила в доме № 26/2, что на углу Большой Никитской и Леонтьевского переулка. Там еще магазин «Ковры». Потом мы пройдем с ней между витрин этих самых «Ковров» в незаметный подъезд, поднимемся в гигантскую коммуналку, когда-то бывшую их семейной квартирой, и сядем за чай с пирогами в темном тупичке коридора, который испокон веков служил столовой. На тот самый диван с резными завитушками, за тот же стол, где сидели Шаляпин, Гиляровский, художник Василий Мешков. Бабушка Марины Сергеевны потчевала их портвейном из дореволюционных запасов. Мешков наливал вино в глубокую тарелку, крошил туда хлеб и ложкой ел.
Так, незаметно, за воспоминаниями, я дошагала до пересечения с Большим Гнезд-никовским переулком. Хлопала дверь на скругленном углу дома «Международной конфедерации театральных союзов». Здесь всегда было оживленно. В 1870–1890-х годах тут размещались редакции журналов «Русская мысль», авторами которой были Чернышевский и Ключевский, и «Будильника», где начали печатать Антошу Чехонте, скрывавшегося также под псевдонимом Человек без селезенки.
Здесь в 1882 году случилось необыкновенное событие. Общество спасения на водах установило несколько платных телефонных наушников в одной из квартир Леонтьевского переулка, а в Большом театре – два микрофона. Газета «Московский листок» писала: «…Общество имело в виду познакомить публику с замечательным открытием нашего времени: с возможностью по проволокам, при помощи электричества и соответствующих аппаратов, слышать на расстоянии музыку, пение и разговор почти с одинаковой отчетливостью, как на месте их происхождения». Стоило это удовольствие рубль за 10 минут. Первой транслировалась опера Верди «Риголетто». Ажиотаж был так велик, что пришлось привлекать полицию, чтобы установить в переулке порядок. Всего было проведено 12 трансляций.
Шестьдесят лет спустя
Путь к особняку в глубине преграждает не столько будка охраны, сколько расставленные лапы сказочных, будто засахаренных елей. В доме № 18 за оградой 1854 года рождения находится посольство Украины.
Когда-то владение принадлежало графу Уварову, сыгравшему значительную роль в развитии отечественной археологии. После смерти графа дело продолжила его жена – урожденная княжна Шербатова, послужившая прообразом Кити Щербацкой в романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина». Именно в ее особняке в 1909 году состоялось первое заседание комиссии Археологического общества «Старая Москва». Всего комиссия заседала 464 раза, участие в этом приняли более 33 тысяч человек, изучавших историю, быт и культуру Москвы. Но наступило время репрессий, многие попали в сталинские лагеря. На последнем заседании «Старой Москвы», 12 февраля 1930 г. должен был делать сообщение студент Виктор Сорокин. Он стал крупнейшим специалистом, старейшиной москвоведов, но смог выступить на заседании возрожденной «Старой Москвы» лишь 60 лет спустя – 12 февраля 1990 г.
Перед Елисеевским переулком, у посольст-ва Азербайджана, небольшой сквер. Весь в снегу памятник поэту и мыслителю Низами. А рядом – импровизированный памятник недавно умершему Муслиму Магомаеву. Это не место захоронения, сюда, рядом с его домом, все несут и несут цветы. А на фотоснимке, выглядывающем из-под заснеженных цветов, он еще совсем молодой.
«Мы слишком естественно целовались»
С Леонтьевским переулком связана и история многочисленной семьи купцов Алексеевых, славящейся разносторонними талантами. Дом № 9 принадлежал городскому голове Николаю Алексееву. Он руководил работами по сооружению нового Мытищинского водопровода, устройству канализации. Сумел привлечь частные пожертвования для строительства десятка больниц. А погиб нелепо: был убит в здании Думы пробравшимся туда сумасшедшим.
Но самый знаменитый представитель творческой ветви семьи, конечно, Константин Станиславский. В 1921 году он поселился неподалеку – в здании под № 6, где теперь его дом-музей. Во дворе в теплую погоду стояло кресло под огромным зонтом. Там восседал Станиславский – читал рукописи, принимал посетителей. Кстати, чуть подальше, в ныне не существующем доме № 2а, жила актриса Художественного театра Мария Перевощикова, известная под псевдонимом Лилина – будущая жена режиссера. Они вместе играли в спектакле «Коварство и любовь». «Оказывается, – вспоминал Станиславский, – мы были влюблены друг в друга и не знали этого. Но нам сказали об этом из публики. Мы слишком естественно целовались, и наш секрет открылся со сцены».
Не пройдешь мимо домов № 5 и № 7 с фасадами в «псевдорусском стиле». Единый участок в начале прошлого века разделился на два: на первом разместилась типография, второй же усилиями известного мецената Сергея Морозова стал местом, где в перестроенных старых палатах расположился Кустарный музей. В музее изделия народных промыслов не только коллекционировались, но и продавались. Поэтому к основному зданию в 1911 г. было пристроено помещение для магазина. Вход в него отмечен крыльцом с колоннами-бочками. На крыше здания флюгер, изображающий «богородских кузнецов», в вестибюле – керамический камин, сделанный по эскизу Врубеля. Сейчас здесь Музей народного искусства.
А вот стоит торцом к переулку дом с колоннами под номером 4. Бывшее владение князя Долгорукова, как и многие богатые дома тогда, имело хозяйственный участок. Князь Голицын вспоминал: «…в самом элегантном центре Москвы… расположен был обширный пустырь… На этом пустыре разбит был огород с грядками капусты, моркови и прочих овощей». (Пустыри в самом центре Москвы мы можем наблюдать и поныне, но позвольте спросить: где капуста?). После владелицей участка «элегантного центра» становится графиня Закревская, жена генерал-губернатора, про которого ходила в городе эпиграмма: «Князь Щербатов ускакал. И ракетою конгревскою на уснувший город пал пресловутый граф Закревский». А с 1880-х годов по самую революцию дом этот принадлежал купцам-меховщикам Сорокоумовским. И тут наша карета времени снова сворачивает в сторону 2004 года.
Бабушка с характером
– А это особняк купцов Сорокоумовских, – показывает Марина Сергеевна Сперанская на внушительный желтый дом с колоннами. – Моя бабушка Ольга Петровна, урожденная Сорокоумовская, спускалась по этим ступеням, и внизу ее ждал экипаж. У нас даже фотокарточка такая есть.
Бабушка была с характером. В 16 лет вышла замуж за купца. На второй день после свадьбы ринулась на бега и выиграла заезд на коляске. Для приличной барышни – страшный позор. Родила мужу трех дочек, встретила Петра Ивановича Постникова, влюбилась и ушла к нему. Родители ее, как водится, прокляли. Вообще лихая семейка была. Дед Петр Иваныч пошел в 1904-м врачом на русско-японскую войну, а по пути сфотографировался на верхушке стелы, что стоит на границе Европы и Азии. Эта фотография потом в качестве открытки по всей России гуляла. В 1910 году семья Постниковых переехала в угловой дом Леонтьевского переулка, где когда-то был французский театр, посещавшийся самим Наполеоном, жил князь Юсупов, к которому захаживал Пушкин, и анархист Петр Кропоткин. Потом сделали меблированные комнаты, а позже – квартиры. Семья занимала десять комнат, включая 54-метровую столовую, в которой стоял рояль, кабинет и хирургическую, где Петр Иванович принимал пациентов. По тем временам жилье для обеспеченной семьи – небольшое, по нашим – заблудиться можно. Уже когда квартиру превратили в коммуналку, Марина Сергеевна, выйдя как-то ночью в коридор, обнаружила полураздетого чуть не плачущего незнакомого мужичка. «Вы кто?» – поинтересовалась она. Оказалось, гость приехал к соседям, вышел из их комнаты, а дорогу обратно найти не смог.
– Постоянно в нашей коммуналке жили около тридцати человек, – вспоминает Марина Сергеевна. – Лет пятнадцать назад потихонечку начали давать квартиры.
Пора уже было – жили, как на вулкане: то дочери Лизе ровнешенько в День города рухнул на голову потолок, то компьютер, за которым сидел зять, хлынувшая из трубы вода чуть ли не вкрутую сварила. Как ни рвалось, ни болело сердце Марины Сергеевны, пришлось уезжать. И по тогдашним правилам, совсем не в близлежащий район.
Последними рушащийся бастион дома № 2 держали мать и дочь Розалия Кородзиевская и Эмилия Суптель, владеющие квартирой №28 и семейным рестораном «Станиславского, 2», популярным у консерваторцев и иностранных дипломатов. Кончилась и эта эпоха.
Заснеженный Леонтьевский безмятежен и тих, как будто ничего не изменилось.