Да за свадебку!
Ох, хитрое это было дело – свадебку устроить, рассказывает в дошедшем до нас сочинении «О России в царствование Алексея Михайловича» Григорий Катошихин.
Смотри, да не просмотри
Ступая на путь сговора о свадьбе, и родители, и «брачующиеся» должны были быть готовы к всевозможным каверзам. «А будет у которого отца, или матери, – пишет Катошихин, – две или три дочери девицы, и первая дочь увечна очми или рукою, или ногою, или глуха и нема, а другие сестры ростом и красотою и речью исполнены и во всем здоровы», вот тут возникала ситуация, чреватая грандиозным обманом.
Ведь невест до свадьбы женихам не показывали. Да и не только женихам. Честь девиц блюлась строго, жили они в самых дальних, отгороженных от мира покоях, и взглянуть на них хоть глазком никому из гостей не дозволялось.
И вот, представьте, приезжают сваты – самые доверенные лица жениха, и «смотрилщица» (например, мать или сестра жениха) должна углядеть в невесте какие-либо изъяны.
Тут начинается самое интересное, когда вместо «своея увечныя дочери» родители предъявляют другую, «назвав имянем тое дочери, за которую не ведаючи учнут свататца».
Ну, а если у отца была только одна дочь девица, «вместо ее на обманство показывают нарочно служащую девку или вдову», назвав иным именем и переодев в богатое платье. «А будет которая девица ростом невелика, и под нее подставливают стулы, потому что видитца доброродна, а на чем стоит того не видет».
Сваты, не подозревая о подвохе, возращались со смотрин и сообщали жениху, что жениться «мочно». Тогда между сторонами «учинялся зговор» – документ серьезнейший, в котором все обязательства сторон прописывались «от и до»: от указания сроков свадьбы и размеров приданого до жестких штрафных санкций: «напишут в письме своем заряды великие, что платить виноватому не мочно».
Естественно, в брачном договоре стояло имя той девицы, на которой предстояло «женитца» в уставленный срок, а не той, которую восхищенно разглядывала «смотрилщица», «и тот человек женяся на ней, в лицо ее не усмотрит, что она слепа, или крива, или что иное худое, или в словах не услышит что она нема или глуха», потому что на протяжении всей свадебной процедуры невеста была наглухо задрапирована в брачные одеяния и ничего не говорила. «Также ежели хрома и руками увечна и того муж не узнает, потому что в то время ее водят свахи под руки, а как отвенчався и от обеда пойдет с нею спать, и тогда при свече eе увидит». И поймет он, пишет Катошихин, что век с нею жить и «всегда плакать и мучитца».
В таких случаях ситуация могла развиваться по различным сценариям. Самый частый: новоиспеченный муж настаивал на том, чтобы молодая жена постриглась в монахини. Если та отказывалась, воспитывал: «и он eе бьет и мучит всячески, и вместе с нею не спит до тех мест, что она похочет постричися сама».
Смирись, несчастный
Другой сценарий: жена побои и мучения не терпит, жалуется сродичам, что он с нею живет не в совете. Тогда сродичи бьют челом патриарху и «обращаются с заявлением» к властям. Власти проводят расследование, опрашивают «по душам» прислугу, соседей и т.д. Если изуверства мужа удавалось доказать, то его, а не жену, «ссылали в смирение», в монастырь, на полгода или на год, а жена оставалась в доме.
Если же муж так и не «смирел» за этот срок, супруги получали развод. И на семь лет каждому из них запрещалось жениться на ком-либо.
Конечно, жених (а теперь уже муж), которого обманули, мог пойти бить челом патриарху и жаловаться, что выдали за него «девицу не тое, которую показывали смотрилщице». Тогда по его челобитью поднимали «зарядные записи», допрашивали соседей и дворовых людей: впрямь ли выдана та, которая в записи стоит?
А тут уж – как повезет. Соседи и дворовые могли дать ложные показания. Огромное значение играли личные связи. Да и высшая власть принимала решения «каково полюбитца царю». Кого называли виноватым, с того и «возмут пеню болшую» да еще кнутом побьют.
Катошихин пишет, что бывали случаи, когда после свадьбы, «видя свою жену увечную, или несоветливу», молодые мужья впадали в отчаяние и добровольно постригались в монахи.
И это все не худшие из вариантов. «А иные мужья или жены, много того чинят, велят отравами отравити».
О, злые языки!
Много было всяких юридических тонкостей в брачном деле. Случалось, что «жених похочет смотрити невесты сам». Родители невесты, уверенные, что их дочь всем хороша, «пред людми показати не в стыд, укажут тому жениху». Но если невеста жениху «не полюбитца, и тое невесту учнет хулить и поносить худыми и позорными словами, и других женихов учнет от нее отбивать прочь», не помогала и постановка свадебного танца, родители невесты шли бить челом патриарху и жаловаться властям. По сыску патриарх и власти выясняли обстоятельства дела и могли против неудавшегося жениха вынести решение «женити его на ней силно». В случае же отказа жениться на бедолагу обрушивались такие штрафные санкции, что он навсегда прикусывал язык.
Еще один интересный момент брачной юриспруденции того времени. Например, отец дал за дочерью большое приданое, «многие животы и вотчины», а в скором времени она умерла. Тогда «все приданые животы емлют у мужа ее и отдают назад» родителям. Приданое не отбирали у мужа в том случае, если после смерти жены оставался рожденный в их браке ребенок.