Олег Погудин: «Попса – это просто бизнес»
Он известен как блестящий исполнитель романсов, духовных песнопений и лирических песен. Ценители вокала заметили его в 1991-м – после выхода дебютного альбома «Звезда любви». При отсутствии у Погудина клипов и рекламы на ТВ его концерты проходят с не меньшим успехом, чем выступления самых раскрученных звезд эстрады.
Русское первенство
– Олег Евгеньевич, вы на профессиональной сцене с девяти лет. Пели в детском хоре Ленинградского радио и телевидения, занимались мюзиклом в США, работали актером в Ленинградском драматическом театре, снимались в кино… А творческий выбор, в конце концов, сделали вроде бы неожиданный – посвятили себя песенному жанру, от которого веет хотя и прекрасным, но прошлым. Скорее даже – стариной.
– Не я выбрал романс, а он меня. С детства ощущаю мир примерно так, как ощущает его герой любимых мной лирических вокальных произведений. То, что в этом жанре (а он действительно старинный, освященный прекрасными традициями и великими именами) мне удалось Божьей милостью найти свое место, – большое счастье.
– Поскольку вы, наверное, один из самых компетентных специалистов в области романса, хотелось бы поговорить об этом уникальном жанре. Это локальное, чисто русское или общечеловеческое явление?
– По происхождению, несомненно, русское, а по востребованности, популярности – конечно, мировое явление. Например, среди авторов романсов немало поляков. Одна из самых больших типографий, выпускавших нотные сборники этого жанра, находилась в Варшаве. После 1917 года русский романс с эмигрантской волной выплеснулся в Европу, дошел до Америки. Но, как и многое, что попадает на Запад извне, остался некой экзотикой, связанной с русским культурным пространством.
– А почему нынче лирические песни, романсы так мало звучат по радио, на телевидении, эстраде?
– Нынешнее время не дружит с мелодией. Сегодня во всем, в том числе и в вокальной музыке, заметна тенденция упрощения. Примитивный текст, императивный ритм – вот главное в современной песне. Мелодия, проникновенные слова развивают индивидуальность, поэтому неприемлемы для тех, кто управляет рынком современной попсы. Так что борьба с романсом теперь ведется с помощью рыночных методов, которые зачастую более эффективны, нежели идеологические запреты.
К сожалению, немало современных молодых людей удовлетворяются примитивом и в жизни, и в искусстве. Кто знает, какие должны произойти катаклизмы, чтобы вернуть нынешнее общество потребителей к пониманию того, что надо думать о чем-то более высоком, чем физиологические удовольствия. Именно вот такое состояние общества не дает возможностей для создания в искусстве чего-то более великого, чем уже было создано.
Что прошло, того уж не вернуть…
– То есть романс в тупике?
– Отнюдь нет, просто его развитие стало другим. В нынешней обстановке скорее всего не будут созданы произведения, дотягивающие до уровня конца XIX века. Но романс живет. И интерес к нему у людей чувствующих, думающих только возрастает.
– Кто ваш зритель – пожилые, молодежь, интеллигенция, богатые, бедные?
– Социологического анализа не проводил, но, по наблюдениям, люди самых разных сословий и возраста, среди которых большинство – женщины. А общаться мне легко и с молодыми, и с пожилыми людьми. Сам нахожусь в том возрасте, когда достаточно пережито и прочувствовано для того, чтобы иметь право на равных разговаривать с теми, кто умудрен жизненным опытом. Но еще не так далеко ушел от ощущений и переживаний юности, чтобы не уметь устанавливать контакт с молодежью. Хотя должен признаться, что с современными подростками и молодыми людьми разговаривать все сложнее, потому что общий уровень культуры сильно упал. Их культурный багаж создан в основном телевидением, а там происходят просто катастрофические явления с точки зрения культуры.
– Уж во всяком случае, романс с «голубого экрана» звучать практически перестал…
– В принципе, обязанность государства – поддерживать и популяризировать то, что составляет национальное достояние. Поэтому тем, кто руководит страной, нужно задуматься, к чему приводит попустительство по отношению к бездуховности и пошлости, коими заполнены сейчас СМИ. Конечно, каждый человек сам обязан трудиться душой и делать свой выбор постоянно. Хотя романс или какое-либо другое прекрасное явление искусства – вовсе не щит от жизненной грязи.
Романс на рыночной тропе
– Как относитесь к таким современным жанрам, как рок, попса? Некоторые серьезные музыканты высказываются о них даже достаточно уважительно, возможно, подыгрывая молодежи.
– Я не искусствовед и мое мнение может быть далеко не бесспорным. Рок как жанр резко расходится с моими этическими и мировоззренческими позициями, хотя талантливую рок-музыку отношу все-таки к сфере искусства. Чего не могу сказать о попсе. Но рок – это почти всегда разрушение, а мне нравится созидание. Иногда в роке звучит тема протеста – это более приемлемо. Попса же – просто бизнес, да еще, перефразируя Островского, довольно низкого сорта.
– Вы затронули тему бизнеса в искусстве. Романс – явление явно не рыночное. Не опасаетесь, что рыночный Молох может уничтожить нишу вашего творчества?
– Опасаюсь, но не просто за искусство, а вообще за человечество. Потому что когда человека называют потребителем, то для души остается очень мало места. Рынок регламентирует все, даже такие высокие человеческие проявления, как любовь, зато для жертвенности, милосердия просто не остается места в этой идеологии, которая навязывается всем. Но человечество не может существовать только по принципу «хлеба и зрелищ». Оно или погибнет, или сбросит с себя грязь.
– Вы на сцене исполняете духовные произведения, в вас чувствуется вера. Как вы пришли к Богу?
– Я не много распространяюсь на эту тему, поскольку нельзя говорить о Боге всуе. Я не первый и, надеюсь, не последний в ряду тех, для кого образ Христа Спасителя – самое ценное в истории человечества. Понимание этого пришло ко мне лет в двадцать, но предощущение возникло гораздо раньше. Говорю сейчас об очень личном – о сердцевине того, что питает всю мою жизнь и творчество.
– Как вера отразилась на вашей концертной деятельности, репертуаре?
– Очень внимательно отбираю тексты, так как некоторые вещи не могу произнести, потому что это противно моей вере. Европейская, русская культура XIX века, вплоть до середины XX века – христоцентрична. Даже когда человек бунтует, спорит с Богом, он все равно делает это в рамках христианской эстетики. Лермонтов – яркий тому пример. В его поэзии при всем мраке и печали – потрясающая и единственная в русской литературе чистота библейской символики. Вы не найдете там ни одного купидона, ни одной нимфы. Ангелы, демоны, Бог. Все чисто, как прозрачный воздух. Да и написать: «Воздух был чист, как молитва ребенка» – может лишь тот, кто хотя бы раз помолился.
– Нетрудно заметить, что вы работаете практически без рекламы. Почему?
– На рекламу элементарно не хватает денег. Хотя, если говорить откровенно, то раскрутки избегаю сознательно. Для меня принципиально важно оставаться самим собой и на сцене, и в жизни. Несмотря на то, что я актер по образованию, придумывать себе какие-то образы не хочу. В принципе, мне и без рекламы грех жаловаться. Вы же были на моем концерте и видели, что зал полный, публика принимает хорошо. Что еще надо?
С другой стороны, если бы кто-то предложил серьезную помощь, не стал бы отказываться. Главное – соблюсти чувство меры. Ведь если творчество переносится на рыночную основу, это не приносит счастья ни тому, кто дает деньги, ни тому, кто их берет. Живу на то, что зарабатываю, и очень ценю творческую свободу.