Алексей Котеночкин: я вырос под «шур-шур» кальки на столе отца
Все серии «Ну, погоди!» Алексей Котеночкин знает наизусть. Оно и понятно – ведь мультфильмы делал его отец, замечательный режиссер Вячеслав Котеночкин. Недавно Котеночкин-младший подарил зрителям две новых серии этого анимационного хита. Мультфильм воспринимается как логическое продолжение прежних серий, несмотря на то, что с момента выхода первых «Ну, погоди!» прошло более тридцати пяти лет.
Как папа печку затопил…
– Алексей, как в детстве вы относились к тому, чем занимаются родители?
– Мама была очень занятым и увлеченным человеком. Как у всякой балерины, ее день начинался рано, всегда с репетиций, а заканчивался поздно – вечерним спектаклем. Это было счастье, когда она наконец оказывалась дома, и мы все вместе куда-нибудь шли. Мама рано ушла на пенсию – в сорок девять лет. Для ее профессии это нормально.
Мир же моего отца – это письменный стол и постоянное шуршание… На столе – рисунок, сверху – лист кальки, на нем – опять рисунок. Чтобы проверить движения персонажа, верхний лист все время отворачивают и возвращают на место. Отсюда и этот звук «шур-шур-шур». Вот под такое шуршание растут дети аниматоров. Если дети идут по стопам родителей, то значит, этот «шур-шур» им понравился.
– На Звездный бульвар попали с самого рождения?
– Нет, чуть позже. Сначала у бабушки с дедушкой была девятиметровая комната в коммуналке на Таганке, где я и родился. Это время помню смутно, а вот отец много чего веселого рассказывал. Например, о том, как нам дали квартиру. Коммуналка находилась в доме, в котором был магазин «Пионер», и вот рядом построили большой элитный дом. А наш домик маленький, топили печкой. Как-то раз отец протопил ее покрышкой от автомобиля, повалил черный дым. А в роскошном доме напротив – окна настежь. Вот кто-то из высокопоставленных жильцов и позвонил в Моссовет: мол, безобразие! И наш дом быстренько расселили. По тем временам было роскошью перебраться в «хрущевский» дом на Звездном бульваре.
– В родительском доме часто бывали гости?
– Часто. Это была такая тесная компашка, собиралась часто и много лет. На машинах выезжали по Золотому кольцу, были в Питере, на Валдае. Жили в каких-то охотничьих домиках. Всегда было очень весело. Мне очень нравились такие поездки.
– Но при этом вы не стали ни заядлым рыбаком, ни охотником…
– Нет. Если вы о хобби, то люблю музыку. Огромное удовольствие для меня – поехать на Горбушку, побродить по лоткам, что-нибудь выбрать, приехать домой, распечатать целлофан, поставить и слушать. Нравятся самые разные стили, главное – чтобы музыка была хорошая.
– Говорят, у вас в прошлом году была серебряная свадьба. Как познакомились с женой?
– Под Новый год. Она приехала из другого города и попала в нашу компанию. Наутро я сделал ей предложение. Она согласилась. До свадьбы мы были знакомы три дня.
– А мне всегда казалось, что фильм «Ирония судьбы…» – это что-то из области фантастики… Алексей, а прежде чем решили пойти по стопам отца, думали заняться чем-то еще?
– В первом классе, точно помню, хотел работать в кукольном театре. Потом мечтал об игровом кино. Занимался в детских кружках и студиях, связанных с анимацией. Потом были попытки поступить во ВГИК, но вовремя понял, что он мне не светит. С тем конкурсом пройти было нереально. Стал искать варианты и нашел: после художественной школы поступил в Строгановское училище. Уже после его окончания отец предложил поработать на студии вместе с ним. Поработали. Понравилось.
– А можно чуточку подробнее?
– На нескольких фильмах работал с отцом как художник-постановщик. «Старая пластинка» по песням Утесова, «Попался, который кусался», «Котенок с улицы Лизюкова»… Последний фильм – очень забавный. Ее героем стал обычный воронежский котенок, за которым однажды устроили погоню… чудеса.
– Ну да, котенок, спасаясь от хищников, все время проводил на ветке, а каждый уважающий себя пес считал своим долгом загнать его на дерево. И однажды волшебница-ворона превратила вашего котенка в Бегемота…
– Именно! А самое замечательное, что действие происходит в реальном Воронеже на реальной улице. И в результате в Воронеже на улице Лизюкова героям нашей истории поставили памятник! Оказалось, что фильм в городе знают и любят. Вот и решили увековечить.
Болезнь есть такая…
– В свое время прочитала у Евгения Леонова в книге «Письма к сыну» строки, в которых он пишет сыну Андрею, что «знает его болезнь». Она называется «сын известного артиста». Случалось ли, что вам мешало то, что вы – сын знаменитого Котеночкина?
– В студии, где я занимался рисунком и готовился к поступлению в институт, был у нас замечательный педагог. Его спросили: «Кто из нас поступит?» – «Все могут поступить или не поступить, так как экзамен – это лотерея, – ответил он. – Но тебе, – сказал он, обращаясь ко мне, – будет труднее всех. Потому что отца знают все, а тебя никто». Эти слова оказались пророческими: чем дальше, тем больше в этом убеждаюсь. Детям знаменитых родителей все время приходится доказывать, что они что-то из себя представляют.
– Этот момент уже позади?
– Отчасти.
– А ваша дочь… Продолжит ли она династию?
– Дочь видит себя в другом, я ее в этом всячески поддерживаю. Еще в первом классе поступила в хор «Гостелерадио», много ездила с гастролями. Сейчас она профессиональная певица, солистка.
– А внук?
– Ему восемь, профессию выбирать еще рано. Пока интересуют конструкторы и машинки. Он их разбирает, смотрит, как устроены, ломает потихоньку…
Как делается мультик-пультик
– Что нужно, чтобы стать аниматором?
– Многое. Это универсальная профессия, она требует огромного количества всевозможных умений и навыков. Надо быть актером, режиссером, уметь рисовать, чувствовать движение, пластику. Надо, наконец, быть музыкальным. Когда все это сходится в одном человеке, получается аниматор.
– И как у аниматоров происходит творческий процесс?
– Как и любой другой мыслительный процесс – в голове. Это остановить невозможно. Все время что-то придумываешь, в голове все время что-то происходит, откладывается там. Когда проект запущен, начинается работа на студии. Между проектами работаешь дома. У меня, например, есть закуточек такой с удобным столом и компьютером.
Процесс рождения фильма необъясним. Фильм начинается с хорошего сценария. Мне, режиссеру, попадает в руки текст. Если читаю его и начинаю видеть в голове кино – значит, сошлось, сценарий годится, фильм получится. Это означает, что можно начинать работать. Если читаю и не вижу ничего, значит – либо со сценарием что-то не так, либо – просто не мое.
– Скажите, Алексей, а любите ли вы… Москву?
– Люблю, но, к сожалению, та Москва, в которой сейчас живу, сильно отличается от города, в котором родился и взрослел. Иногда идешь по улицам и абсолютно не узнаешь их. Мне не нравится новая архитектура, подмена реставрации новоделами, когда сносят здание XIX века и вместо него возводят бетонное, якобы напоминающее снесенное. А эти старые домики, заборы, дворики и создавали неповторимый московский колорит. Например, отлично помню район Таганки, так как там жили бабушка с дедушкой, – с узенькими тротуарами, тумбами, которые когда-то мешали извозчикам срезать углы. Все это исчезло, а если что-то и осталось, то такая редкость. Много лет являюсь подписчиком сайта, посвященного Москве, где опубликованы старые фотографии. Есть снимки кварталов, улиц, которые невозможно узнать: от них ничего не осталось. Этого нам никогда не возродить. Город, который я любил, увы, постепенно исчезает. Возникает нечто новое. Не знаю, хорошо ли это или плохо. Мой город остался в 70-х, 80-х годах прошлого века…
– Каковы ближайшие планы?
– Когда о проекте говоришь заранее, он не получается. Главная задача – найти денег на проект, чем мы все, собственно, и занимаемся последние годы. Идей много, есть профессиональный коллектив, который «бьет копытом» и «рвется в бой». Если найдем финансирование, приступим к работе. Это может быть и продолжение «Ну, погоди!», и другие интересные проекты. Кстати, раньше одна серия «Ну, погоди!» делалась девять месяцев. Две последние серии – 19-ю и 20-ю – мы сделали за год.
– В какой технике предпочитаете работать?
– Это традиционная классическая рисованная анимация. Все делается вручную. Для десятиминутного фильма в среднем – это 15 000 рисунков. Их надо еще нарисовать.
– А почему не куклы или что-то еще?
– Автор выбирает тот метод, который более всего подходит для реализации его замысла. Но этот момент не должен волновать зрителя. Зритель должен смотреть на экран и видеть жизнь, любовь, смерть – полностью отдаваться происходящему.
«Братки» – не наши герои
– На ваш взгляд, есть ли у современной анимации какие-то серьезные проблемы?
– Это проблема кадров. На разных проектах в разных студиях работают одни и те же люди. В классической анимации, которой я занимаюсь, осталось очень мало профессионалов. Старое поколение мастеров уже на пенсии или, увы, ушли… Те, кто что-то умеет делать, – их единицы, они нарасхват. Часть специалистов уехала за рубеж. Теоретически их можно собрать (я, кстати, пошел по этому пути), устное согласие получено, но теперь нужно оплатить их достойное пребывание здесь, найти средства…
– В игровом кино сейчас обсуждается тема: каков он, герой нашего времени? В анимации есть такой герой?
– Анимация – отдельный мир, производителей этой продукции мало волнует сегодняшняя жизнь. Потому что анимация – тяжелейший и долгий труд. Согласитесь, было бы странно, если кто-то возжелал бы отразить – путем многолетнего труда – «разборки» одного «братка» с другим. В телевизионном сериале, когда серию снимают за пять часов, – можно поговорить и про «братков». А когда десять минут экранного времени делают два года, извините, хочется оставить на экране что-то более приятное, доброе и вечное.