Модерн на Козьем болоте
Застыли рыцарями на распутье. Сзади шелестит листвой Тверской бульвар и лучами от Никитских ворот расходятся Большая Никитская и Никитский бульвар. Далее по часовой стрелке – Поварская и Малая Никитская, меж которыми уже кажется непреложно вбит остроконечный клин сквера. За ним теперь, не загороженная домами, встает во всей красе церковь Большого Вознесения, где менее двухсот лет назад венчался с юной Натали Пушкин.
В острие же сквера, в самом мельтешении машин, потомки странным образом отдали дань этому событию: царственная чета русской литературы обречена на вечное купанье в фонтане. Но нам направо – на Спиридоновку.
По местам диких коз
Именно здесь, на повороте с Малой Никитской, за музеем-квартирой Горького, начинается объект наших сегодняшних изысканий – улица Спиридоновка.
Названа она была по церкви св. Спиридония на Козьем болоте – так когда-то называлась эта местность. А Спиридоний, мол, сам в молодости был пастухом и почитался покровителем пастухов, коз и сельского хозяйства в целом. И будто бы водились здесь дикие козы, позднее прирученные и служившие на благо Патриаршего двора, куда, кстати, и рыбку с Патриарших прудов поставляли. Менялись времена. Вокруг крутого изгиба ручья строились дома, затем роскошные особняки, в которых процветали искусства и кипели страсти.
Церковь снесли, Спиридоновку переименовали в улицу Алексея Толстого, особняки заняли посольства…
Дворец с бирками
Начало Спиридоновки символично. «Открывается» она особняком в стиле модерн, облицованным глазированными кирпичами, украшенным майоликовыми фризами с орхидеями, кружевными коваными решетками ограды – знаменитым творением архитектора Федора Шехтеля. Выстроен он был для долгой и удобной жизни семьи банкира и мецената Рябушинского, но революция, как водится, смешала все планы. Хозяин эмигрировал, а красавец-особняк, попереходив из рук в руки, был предоставлен в распоряжение вернувшемуся с Капри Максиму Горькому и стал его последним домом. Говорят, создатель социалистического реализма чувствовал себя неуютно в этой роскоши, среди бирок с инвентарными номерами, прикрепленных к каждому предмету интерьера. Теперь здесь его музей.
Все просто
Но давайте совершим крутой поворот. Вот он, Гранатный двор – белокаменные палаты XVII века. Кипельно-белый. Преуютный. В древнее здание встроен новый деревянный балкон. В дворике длинный стол, стулья, мангал, нежно голубеет ель. На крыше по-домашнему колышутся занавески в мансардных окошках. Кто там? Лишь в углу, под самой оградой, тяжелая деревянная дверь с ручкой-кольцом, напоминающая о прошлом. О, эти тайны древних палат! Но все прозаично. После реставрации (а скорее, как говорили специалисты, стилизации) здание было приспособлено под офисы и прочие нужды дизайнеров интерьера. Возможно, поэтому от места этого так веет декорацией.
Зато, если заглянуть во двор за домом № 3/5, морок развеется: обычная детская площадка, взахлеб целующаяся парочка с рюкзачками и одинокая скамейка, густо исписанная философски-лаконичным словом: «просто».
Собак не пускали в Грецию
Дворики-особняки следуют чередой, один другого таинственней и краше, на поверку оказываясь посольствами. Очередная железная ограда, внутри уютная зеленая запустелость, лесенка на второй этаж. А вот дикий виноград вьется на высоту деревьев и ниспадает оттуда ветвями плакучих ив. В глуби беседка. Кто бы мог подумать, что так декорировано посольство Перу? Впритык, за забором владений Алжира – три потрясающих вековых пня. Жаль деревья, но, видимо, поопасались их вторжения на территорию иностранного государства. А на противоположной стороне радует глаз небесно-воздушное посольство Греции. На самом верху его, над полукруглым балконом, внушительный лев пожирает дракона. Дракона, в общем-то, и не видать, только торчит из-под каменного агрессора бедное помятое крыло. Раньше здание так и называли: «дом со львом». До революции, по слухам, здесь жила очень приличная публика. На воротах была табличка «Нищим и собакам вход воспрещен». В парадном – скульптуры и ковры. А после здесь были коммуналки, куда приезжал к своим родителям молодой и очень секретный физик Андрей Сахаров.
Бухарские сироты в Доме приемов
Но вернемся на нечетную сторону. От этого дворца глаз не отвести, и виной тому снова Федор Шехтель, спроектировавший стилизованный под замок чудо-особняк для Саввы Морозова, вернее, для его жены. Внутри дом был так же прекрасен, как и снаружи, – его украшали витражи и скульптуры Врубеля. Здесь собиралась художественная и артистическая элита. Захаживали Шаляпин, Станиславский, Немирович-Данченко, Москвин, Качалов, Чехов, Гиляровский, Леонид Андреев… Здесь же Савва Морозов прятал скрывавшегося от властей Баумана. Талант Шехтеля Морозовыми был более чем оценен, и когда Зинаида Григорьевна купила подмосковную усадьбу Горки, то также попросила архитектора перестроить ее в стиле модерн. (Получилось столь удачно, что с 1918 года там поселился Ленин).
Судьба же особняка, как и его собратьев, полна превратностей. После самоубийства Саввы Морозова он был продан Рябушинским. После революции в нем был размещен интернат для сирот из Бухары, затем он перешел в ведение Наркомата иностранных дел, а уж потом стал Домом приемов Министерства иностранных дел России.
Иногда по ночам возле здания этого можно увидеть толпу людей. Ведут они себя преимущественно тихо: говорит только один. Остальные слушают. Что за странное паломничество? Да просто ночная экскурсия музея Булгакова. Дело в том, что, по мнению булгаковедов, весьма вероятно, что именно из окна этого особняка вылетела преображенная Маргарита. Кроме внешнего вида дома, есть и еще одна связующая сюжет с этим местом нить. Савва Морозов был влюблен в актрису Марию Андрееву, внешне, говорят, напоминавшую Маргариту. Но миллионеру Морозову она предпочла писателя Мастера, а именно – Максима Горького. Тем не менее, на почетное звание жилища Маргариты претендуют еще как минимум четыре особняка. Так что не обольщайтесь.
Красный террор, серый бетон
Ровно напротив Морозовского особняка стояла Спиридоньевская церковь, в которой в июле 1918 года, после расстрела царской семьи, приверженцы Николая II, еще не боясь властей, отслужили заупокойную. Действительно, настоящий красный террор начался уже осенью, не стало многих. Позже – и самой Спиридоньевской церкви. В 1932 году на ее месте выстроили экспериментальное здание в стиле конструктивизма – большой серый жилой дом треста «Теплобетон». Экспериментальность имела два пункта: во-первых, построен он был из теплобетона, то есть бетона с теплопроводным наполнением. А во-вторых, представлял собой синтез архитектуры и скульптуры. Надо сказать, украшающие его фасад барельефы, символизирующие людей будущего и одновременно «технику», «искусство» и «науку» (что для пущей ясности на фасаде прописано), довольно уродливы.
Полет мраморной Маргариты
Вообще, характерна Спиридоновка (впрочем, не одна она сейчас) загородками, барьерчиками и оградами. Тут огражден особнячок с таинственным наполнением, там – посольство, в шаге – элитный дом. Вот дворик-куда-нельзя, а здесь – уже можно. Этакий непростой лабиринт для простого гуляющего. Бродя по закоулкам лабиринта, и забрели мы в дворик в тылах какого-то особняка. Двор как двор, только кусочек его выложен прихотливой розовой плиткой, ведущей к безупречному газону. На газоне том восседала мраморная (хочется думать) девушка – изящный изгиб руки, тонкие щиколотки. За ней же, у деревянного свежеотлакированного задника этой странной декорации победно сверкал-блестел роскошным черным боком дорогущий байк. Оставалось закрыть глаза и представить, как по ночам мраморная красавица перекидывает ножку через седло, вставляет ключ в зажигание, чудовище издает победный рев, и наша белоснежка, не уступая в скорости Маргарите на борове, несется по опустелым ночным переулкам…
А вот дом № 22/2, где жила Шульженко. Говорят, когда при ней заводили патефон с ее песнями, Клавдия Ивановна вздыхала: «Боже, как мне надоела эта Шульженко!». …Садилась в розовое кресло, задергивала розовые шторы и принималась перечитывать «Сагу о Форсайтах». С «изнанки» дома № 22 – выломы окон полуподвала. Под ними груды кирпича и досок. В этой зазубренной кирпичной раме мирная картина: горит лампочка, сидит парень, лениво листает газету… Подумалось: вот и отражение в кривом зеркале с промежутком в пятьдесят лет.
На вираже. Возвращение
Возвращаясь к Никитским воротам, выходим к памятнику Блоку, окруженному голубями. Минуем дворик с литературным музеем А. Н. Толстого, где жил когда-то «красный граф». Посреди потрескавшегося асфальта – буйство рыжих лилий. Застываем на секунду на вираже, откуда видны и белоснежные палаты Гранатного двора, и угол Церкви Вознесения, и розовеющий в предзакатном солнце музей Горького в полной красе. Навстречу бежит человек в шортах, весь внутренне сосредоточен на какой-то невидимой цели. Не так ли бежал по Спиридоновке Иван Бездомный, пытаясь догнать Воланда? Не он ли это? Неужели еще не догнал?