Владимир Бадов: «Ужасно все трудная задача – сказать глазами»
Поклонники театра «Сатирикон», видевшие в свое время спектакль «Багдадский вор», до сих пор помнят великолепную работу исполнителя заглавной роли Владимира Бадова. В жизни Бад, как прозвали его друзья, чем-то напоминает своего багдадского героя: так же ироничен, зажигателен и легок на подъем. Настоящий порох – мгновенно вспыхивает, входя в образ.
Риск как форма существования
– Владимир, ты – профессиональный актер, работаешь в нескольких театрах, у тебя главные роли, постоянные киносъемки. Зачем нужна еще и рисковая каскадерская профессия?
– Для некоторых (в том числе для меня) риск – один из способов существования. Сложно объяснить чувство блаженства и удовлетворения, которое возникает, когда ты преодолел собственный страх.
– Как удается, выполняя трюки, не разбиваться?
– Тут дело в настройке на задачу и в тщательной подготовке трюка. А это уже качества профессионала. Вот я снимался с Дальвином Щербаковым в фильме «Террористка» у режиссера Станислава Раздорского. Готовился эпизод, когда меня выбрасывают с моста в воду из мчащегося автомобиля. Моей задачей было вылететь на полном ходу из машины, не разбившись о столб. Потом нырнуть под воду, вынырнуть, проплыть до противоположного берега, вылезти и бегом исчезнуть за горизонтом… Если бы я попытался проделать то же самое в жизни, наверняка что-нибудь произошло бы – или о воду живот отбил, или в столб впечатался. Но у меня была задача: «исчезнуть в итоге за горизонтом». Так значилось в сценарии. Люди на берегу ждут, камера работает, спонсорские деньги «капают»… А ответственность какая – миллионы зрителей на тебя смотреть будут! Конечно, я хорошо подготовился, все рассчитал и «исчез».
Или, допустим, выполнял «полеты». Новогодний праздник, открытый стадион. Мы выступали перед детьми на елке, и режиссер сказал: «Будет замечательно, если Дедушка Мороз прилетит с неба и приземлится в самом центре стадиона».
Сели думать, как поэффектнее это сделать. Рядом со стадионом – 18-этажная башня. Метров двести до нее – так что лететь долго. Перебросили трос с крыши и зацепили за огромный дуб на стадионе. Но за крышу башни трос привязывать было нельзя – ее бы сорвало. Поэтому «вязали» за два этажа. А уж вокруг дуба человек тридцать натягивали трос. Он – как тетива, и на морозе того гляди лопнет. И вот мне нужно «лететь» по нему на карабине.
Первые пять этажей ощущал себя в свободном падении – сцепления почти никакого. На середине «пути» проскочила мысль: если сейчас что-нибудь оборвется, даже «мама» не хрюкнешь. В момент полета в области груди что-то в комок собирается. Наверное, душа… От конечностей кровь к сердцу приливает. А все мысли только о карабине. Ну, как не выдержит?! Оторвется?! Сломается?!
– Бывает так, что в последний миг отказываешься выполнять трюк?
– Есть неписаный закон профессии: если внутри что-то «не идет» (хотя ты уже стоишь на краю крыши или пропасти), трюк лучше вообще не делать. И все вокруг тебя поймут – они такое сами проходили. Тем более что дома ждут жена, ребенок…
Шрамы украшают мужчину
– Тогда скажи, что для тебя означает понятие Дом?
– Я – человек кочевой. Но когда у меня появилась жена, а потом дочь, я понял, что семье без дома нельзя.
Конечно, моей Татьяне непросто со мной сосуществовать. От меня вечно пахнет лошадьми или пиротехническими составами, а она преподает балет, с утра до вечера занимается музыкой и танцами, вся такая воздушная, неземная… Тем не менее мы вместе уже семнадцать лет, и чем дальше, тем больше я ею любуюсь. А когда приезжаю со съемок домой весь в синяках и ссадинах, она относится к этому с пониманием.
– И давно ты последний раз приезжал «весь в синяках»?
– Недавно вот вернулся весь помятый со съемок сериала «Эксперты» (продюсер Владилен Арсеньев), где играю китайского тренера. А это, любому несмышленышу ясно, – криминал, проститутки, бандиты, чемоданы денег. Я там самый главный мафиози и говорю по-китайски! Или, точнее, – на ломаном китайском.
Режиссер перебрал массу китайских артистов. Наверное, они лучше меня говорили по-китайски, но ведь еще и сыграть надо… А я, между прочим, еще в МГИМО учился. И когда режиссер узнал, что в свое время я упражнялся в китайском, у него все сомнения отпали. Кстати, в этом сериале немало моментов, когда герои бьются «в живую».
С годами каскадеры начинают трепетнее относиться к синякам. Потому что многие твои друзья-коллеги успевают получить серьезные травмы на съемочных площадках, а кто-то, как, например, Саша Жизневский, первоклассный конник и каскадер, оказываются прикованными к инвалидной коляске. Помните в «Человеке с бульвара Капуцинов» старушку, которой лекарь советовал: «Десять капель до стрельбы», а она плелась к лошади, и потом, влетев в седло, галопом уносилась по прерии? Так вот, этот «бабушкин» трюк и исполнял Саша…
– Бывают у тебя картины без трюков?
– Бывают. Сейчас, например, снимаюсь в фильме «Женщина ищет мужчину для…». Фильм красивый, без мата, убийств и пошлости. Играю директора ресторана. Вся моя роль – это диалог глазами, почти без слов. Ужасно трудная задача – все сказать глазами. Здесь ни за трюки не спрячешься, ни за текст.
Один из эпизодов картины снимался на шикарной океанской яхте. Никогда на таких бывать не доводилось. А какие там каюты! Очень дорогая и очень красивая яхта. На ней можно жить, как в настоящем доме.
Про белого амура и соседский пруд
– Поменял бы свой дом на яхту?
– Вряд ли. Жена иногда говорит: «Может, поедем на море отдохнуть?». А я думаю, какое море?! Дома сел в кресло, вытянул ноги к камину…
У тебя был когда-нибудь камин? У меня не только камина раньше не было, но и крыши над головой. Я, когда ночевал у родителей, спал чуть ли не на балконе. Потому что мой отец – с Кавказа. А это значит, что у тебя дома вечные гости – родственники с детьми, знакомые родственников…
А тут недавно построил себе на севере Подмосковья, за городом Дмитровом, дом. Вот из таких толстенных бревен! И если есть два–три свободных дня, сажаю в машину дочь Марию, ей семь лет, и еду в этот дом.
У нашей соседки Натальи Сергеевны в деревне – большой пруд, облагороженный по всем правилам садово-паркового искусства. Глубина четыре метра, вода чистейшая, Наталья Сергеевна туда белого амура запустила. И мы с Машкой там купаемся. Ну куда Канарам до пруда нашей соседки?!
– А ты был на Канарах?
– Я много где был. В Германии, Норвегии («И на камнях растут деревья»), Болгарии, Польше… Когда работал у Аркадия Исааковича Райкина, мы с его театром все соцстраны исколесили. А Ленинград был нашим вторым домом: по три–четыре месяца в году работали в Северной Пальмире. Потому что местные власти Райкину поставили условие: если он не будет жить в своей квартире, ее отберут.
– Дом твоего детства – каким он был?
– Первое время я жил в Осетии, в домике с земляным полом. Пол подметали, мокрой тряпкой протирали, он был гладким и блестящим. Я по дому умел делать все. В семь лет мог зарезать курицу, ощипать и приготовить обед. А вот зарезать барана силенок не хватало… Я должен был по три–четыре ведра зерен кукурузы налущивать ежедневно. Ладони были синие. А если не налущу – не получу еды. Вот такое трудовое воспитание.
Воспитывал меня дядя – старший брат отца. Когда орел уносил ягненка, к нам прибегали соседи, и дядя многозначительно снимал со стены свой карабин с оптическим прицелом. Можно было быть уверенным, что хищная птица не избежит самой суровой кары…
Первый тост – за святого
– Я была на кинофестивале в Северной Осетии. Запомнилось, что застолье там – всегда особый ритуал. Три аланских пирога, обязательные тосты, следующие в определенном порядке…
– Все так. Мы садились за стол. И по принятой в Осетии традиции, дядя поднимал бокал за святого Георгия Победоносца. Потом выпивали за старших, потом – за тот повод, который собрал всех за столом. Потом за каждого из присутствующих. Разрезались три аланских пирога… И теперь уже в своей семье, когда мы садимся за стол, я говорю спасибо Георгию Победоносцу и моему отцу, которого давно нет в живых. И моя дочь тоже просит разрешения сказать тост «За дедушку». Хотя, конечно, пьет сок. И мне этот тост – как бальзам на душу.
– Самые экзотические условия, в которых приходилось сниматься?
– Это было в картине Андрея Ростоцкого «Эскадрон гусар летучих». В какой-то момент все артисты поверили, что они – гусары. Мы жили на воле, при лошадях. Умывались ледяной водой из деревянной кадушки, кулаком проломив корочку льда, образовавшуюся за ночь.
– Свою дачу ты сам строил?
– Что-то – сам. По крайней мере, фундамент сам закладывал. Бревна сам заказывал.
– Откуда познания по части того, какие именно бревна нужны?
– Штудировал строительную литературу. Много ходил и смотрел по деревне. Часто приезжал к своему соседу, помогал ему забор поставить, веранду подбить, фундамент подправить. И все время смотрел, как полы стелют, как бревна кладут.
Не поверишь, но два года искал компанию, которая срубит мне дом… То не нравилась цена, то – лес, то – квалификация мастеров. Я ведь уже знал хитрости. Если, например, дом кладут «в лапу», сверху должен быть шип, а внизу – выемка для него. Когда дом сложен, ты не узнаешь, что там, на стыках, на самом деле. И если шипов нет, через какое-то время бревна расползутся. А когда все правильно, что бы с фундаментом ни случилось, дом будет стоять как жесткий каркас.
Когда мои труженики приступали к работе, я сказал: «Два венца сделаете, позвоните. Приеду». – «Да это далеко». – «Все равно позвоните». Они звонят. Я приезжаю. Они меня порадовали: бревна я заказывал 25 сантиметров в диаметре, а они мне сделали 30! «Что, дороже будет?» – «Нет, не будет, – говорит бригадир. – У меня лес был, и его надо куда-то пристроить».
Попросил поднять бревна и показать. А бревно девять метров. Поднимают, и я говорю: «Ну, вот это правильно сделано». Они удивляются: «Мы рубим 12 лет, и ты первый, кто посмотрел». (А в другой конторе бревна клали так, что палец можно было между ними просунуть.) Я когда конопатил, то конопатка даже не вбивалась – щели не было.
Потом говорю: «Половину срубите, позовите». Зовут. Спрашиваю: «Мужики, вы как кладете бревна? У вас то большое бревно, то маленькое. Ступеньки какие-то! Ступеньки на улице должны быть! Это во-первых. А во-вторых, вы знаете, где у бревна север, а где юг? Где кольца плотнее, там северная сторона. И этой стороной надо класть бревно на улицу. Иначе у меня дом начнет гнить лет через семь…». Они сначала ругались, а потом зауважали.
– Владимир, у меня складывается впечатление, что такая тщательность во всем, внимание к подробностям и мелочам сформировались у тебя именно благодаря профессии каскадера…
– Наверное, так и есть. Там мелочей нет, а цена качества твоей работы – жизнь. Но есть и еще одно обстоятельство: хочу, чтобы у моей дочери все было настоящее. Вот, скажем, я беру в руки саблю и чувствую, старинная она или новодел. У вещей ведь есть энергетика, так же как у людей. Я люблю вещи подлинные, чтобы, если это клинок, то он был из XVIII века. Готов даже сам его отполировать и привести в порядок. В жизни человека все должно быть добротным, настоящим – и вещи, и дом, и отношения.
НАША СПРАВКА
Владимиру Хадзибатыровичу Бадову – 52. Он заслуженный артист РФ, член ассоциации каскадеров России, актер театра им. Станиславского.
В прежние годы работал в театре миниатюр под руководством Аркадия Райкина, в «Сатириконе» под руководством Константина Райкина, в антрепризных спектаклях Владимира Мирзоева (на малой сцене «Ленкома» и других площадках), в театре «Современная опера» у Алексея Рыбникова («Литургия оглашенных»). Исполнитель заглавной роли в рок-опере «Франсуа Вийон».
Среди киноработ Бадова роли в фильмах: «Волшебный чердак», «Зверобой», «Крысиные похороны», «Досье детектива Дубровского», «Марш Турецкого», «Эскадрон гусар летучих», «И на камнях растут деревья».