Александр Леньков: «У меня на даче живет старый контрабас»
Для народного артиста России актера театра Моссовета Александра Ленькова ДОМ – понятие почти космическое. Ведь его атмосфера, считает он, соткана из множества петелек и узелков, каждый из которых важен.Хулиган стал… Снегурочкой
– Александр Сергеевич, как собираетесь встречать Новый год?
– Мечтаю, чтобы вечером на 31 декабря не решили вдруг поставить спектакль с моим участием, как это было в прошлом году. Потому что
Новый год мы встречаем в Жаворонках. А это – дачный поселок в сорока километрах от Москвы, где когда-то давно построили свои коттеджи многие актеры нашего театра.
Новый год у нас в поселке – особая песня. Мы к нему готовимся заранее. Народный художник России Маша Рыбасова пишет сценарий праздника, строятся декорации, наряжаются елки, заводится патефон, дети с фонариками, сделанными из пластиковых бутылок, отправляются в лес, словно маленькие гномы, искать Деда Мороза… Им помогают взрослые. Появление сказочного деда всегда бывает неожиданным и необычайным. Дед Мороз раздает подарки… Я считаю, что Новый год таким и должен быть, и по-другому мы его себе уже не представляем. Он ассоциируется с «а-а-абширной культурной программой» и менее всего с бутербродами с икрой.
– Приходилось ли вам играть Деда Мороза?
– Деда Мороза не приходилось, зато приходилось играть… Снегурочку. Надо сказать, что моя новогодняя артистическая деятельность началась еще в первом классе. Обучение в ту пору было раздельным, я ходил в мужскую школу, а нашей соседкой по коммуналке была гримерша театра. Я мало годился на роль Снегурочки, так как считался хулиганом, половину уроков проводил в коридоре. Но у соседки была возможность в театре взять роскошный белокурый парик. Вот по блату, благодаря возможности что-то «достать», столь ценимой в те времена, я и попал на роль.
Кроме того, мне довелось участвовать в самых престижных в те времена елках в Кремлевском Дворце Съездов. На «главной елке страны» играл Старуху Шапокляк. А Снегурочкой была, ни много, ни мало, Ирина Муравьева. В «Олимпийском» Снегурочкой была Любовь Полищук. Много хороших артистов прошло через новогодние елки… А в голодные годы, когда в стране было плохо даже с хлебом, я играл положительного персонажа Бублика. Он работал в паре с Вафликом. Был год, когда у нас были напряженные отношения с Америкой, и я играл отрицательного героя Пентюга (видимо, это нечто среднее между Пентагоном и Бандюгой)…
– Самый необычный Новый год в вашей жизни?
– Я провел его в метро. Наша компания слишком долго собиралась, до последних минут кого-то ждали и не успели домой. Пришлось прямо в метро открывать шампанское, угощать пассажиров. Больше всего поразило, что в двенадцать ночи в подземке полно народу, люди куда-то, не торопясь, едут… Для меня стало откровением, что, оказывается, далеко не все москвичи празднуют Новый год.
Про женские бани и хрустальные вазы
– Александр Сергеевич, насколько мне известно, вы жили в коммуналке. Какой она вам запомнилась?
– Я – стопроцентный, патентованный коренной москвич, хотя в
паспорте у меня и записано: место рождения – город Рассказово Тамбовской области. Мама, будучи студенткой Московского педагогического института, поехала рожать меня в деревню, так ей было спокойнее. Но уже месячным ребенком я оказался в столице.
Коммуналка… Я только теперь понял, насколько это была сложная система взаимоотношений. Семь семей, один туалет на всех. Кухня, где готовят обеды-ужины и моют детей. Сандуновские бани, куда мы с мамой, прихватив таз, ходили раз в неделю. Потом, когда я вырос, и меня нельзя было пускать в женскую баню, стал ходить в баню с папой.
В коммуналке детям было раздолье: мы ездили на велосипедах по коридору. Это были в одном флаконе и детский сад, и «мои университеты», потому что в коммуналке время от времени пытался вешаться один из жильцов. Это был буйный хулиган. Его забирали в милицию, иногда сажали в тюрьму, он возвращался, устраивал драки, скандалы и снова… вешался. Причем, всякий раз – по-настоящему: взрослые обитатели квартиры вышибали дверь туалета и вынимали его из петли.
Зато в нашей коммунальной квартире жила актриса театра Полина Афанасьевна. Глядя на нее, я мечтал тоже стать артистом. Один из соседей был личным водителем какого-то крупного спортивного босса. У нас жила зав. универмагом, которая постоянно приносила домой списанные хрустальные вазы. У нее была масса ваз, и она их продавала. Все эти детские впечатления – тоже мой ДОМ. Но дети жили дружно, весело. Не чувствовали, что это коммуналка, а скорее ощущали себя одной большой семьей.
– Каким был ваш двор?
– Я иногда прохожу его. Раньше это была улица Москвина, теперь – Петровский переулок, недалеко от филиала МХАТа. Во дворе – милиция, гаражи. Помню, как после войны там стояли разбитые трофейные машины. Мы в них играли. Там же, в этом дворе, я устраивал кукольный театр для детей. Растягивалось одеяло, и мы играли пьесы.
Помню, как мужики грабили какую-то мастерскую, и мы, дети, вместе с ними тоже полезли туда. Домой принес рулон клеенки и молоток. А отец заставил меня пойти и ночью все положить на место. Я плакал, боялся, но все отнес. Может, эта мастерская была и заброшенная, никому не нужная. И «мужиками» двадцатилетние ребята были только в моем детском представлении. Но они ведь сбивали замок, они влезали в окно! Это была страшная и жуткая история. Я потом на этом примере понял, насколько ребенок восприимчив ко всему – и хорошему, и дурному. Он может быть из самой идеальной семьи, но когда рядом толпа, охваченная безумством, он идет за толпой. Это все – мои университеты. И это – тоже мой ДОМ.
Влюбленность нон-стоп
– Помните свою первую сигарету или рюмку водки?
– Не случилось… Родители, упреждая встречу с этими соблазнами, говорили: «Хочешь курить – кури». И я попробовал, но мне не понравилось. Ну, а водка в нашем доме стояла на столе всегда, как перец, соль, уксус. Хочешь – пей. Ну, я же не запал на уксус или не нюхаю соль. Не было запрета! И до сих пор пью в меру. Иногда, на нервной почве, правда, случалось, слегка перебрать. Ненавижу себя тогда, и голова потом болит. А если еще и спектакль недалеко… Ты в такие моменты – не хозяин на сцене. Это ложное впечатление, будто под рюмочку легче играется. Отвратительно играется! К тому же неловко, если кто-то из партнеров заметит.
Почему я об этом говорю? Да потому что это все – тоже ДОМ. Это заложенное с детства отношение ко многим вещам.
– Когда встретили свою первую любовь?
– Первая любовь часто связана не с реальным человеком, а с неким романтическим образом. В десятилетнем возрасте я впервые появился в филиале театра Моссовета. По школам искали мальчика для участия в спектакле и остановились на мне. Я стал играть детей, причем, роли были довольно многословные. И мама перед спектаклем меня тренировала – подавала реплики, а я ей отвечал. Так вот, мне в театре очень понравилась одна актриса. Я влюбился в нее, как можно влюбиться в образ, картину или статую. Это было детское, платоническое чувство. Она вызывала у меня эстетическое удовольствие, ну, а теперь я понимаю, что мальчик довольно хорошо чувствовал прекрасное – актриса и впрямь была красавицей. Она играла Нину в «Маскараде», младшую сестру в «Короле Лире». Это роли, которые должны исполнять самые красивые актрисы.
Была история в школе. В этом возрасте всем мальчишкам класса, как правило, нравится одна и та же девочка. А я, придя к ней в гости, влюбился в ее младшую сестру…
Влюбленности – они все время присутствуют у нормального, не отягощенного проблемами и болячками артиста. И до сих пор мне кто-то нравится. Могу сказать, что, набирая студенток ВГИКа к себе на курс, и оценивая их одаренность, я еще выбирал и типажи. Если мне нравился тип девушки, то она могла попасть ко мне на курс. Но потом, набрав курс, я увидел, что они все очень разные. Не как во «Фридрих Штат Палласе», где все артистки – на одно лицо и с одинаковыми фигурами.
Лучший пример – муравейник
– Что значит для вас комфорт?
– Мой друг Виталий Соломин, который привел меня во ВГИК, часто говаривал: «Саша, я хочу, чтобы у меня была комнатка. Моя! Чтобы я мог туда прийти, и никто бы не покушался на мой беспорядок и мои книжки». Для меня тоже важен собственный закуток. Но закутка, увы, нет. И на даче собственный угол тоже отсутствует, но там я все-таки могу спрятаться, и домашние понимают, что мне нужно побыть одному.
Способен абсолютно комфортно чувствовать себя в гордом одиночестве на гастролях в каком-то не слишком интересном городе (бывают ведь такие города, где смотреть особенно нечего, или ты уже этот город «прочесал»). Могу, не выходя из номера, читать, рисовать, а то и просто плевать в потолок…
– Как относитесь к дизайнерам? Приглашаете ли их для оформления своего жилища?
– В дачном поселке в Жаворонках, где в свое время земля была выделена для артистов театра Моссовета, мы несколько участков отдали сторонним людям. Чтобы они нам чем-то помогли. Кто-то действительно помог, кто-то обманул. Через некоторое время эти сторонние люди стали вести себя не совсем корректно, забывая, что они находятся в определенном коллективе. Среди достаточно скромных домиков возникли особняки за высокими заборами. Но на примере этих особняков я вдруг понял, что дизайнерская рука, привлеченная к строительству, может быть очень безвкусной! Ну, как дизайнер может угадать, что наполняет мир чужого ему человека? Он лепит пространство на свой вкус. И, возможно, даже ориентируясь не на вкус, а на ту желтую плитку, которая у него в избытке осталась после последнего заказчика.
Я, работая над интерьером в квартире или на даче, шел от себя. Главный критерий – чтобы было уютно и тепло. У меня, например, на даче живет Старый Контрабас. Он, как бегемот, занимает много места, хотя и без него тесновато. Он лежит на боку, функции – никакой. Но он напоминает старое домашнее животное, к которому привыкли.
Или, вот, стоит бочка, на которой лежит доска. Эта бочка служит журнальным столиком. А к стене прикреплена старая линза от телевизора, как память о коммуналках. Это предметы каким-то образом повышают мне настроение. Например, два колеса от телеги лежат перед входом в дом. Так красиво! Они чистенькие, аккуратные. Мне их привез приятель из деревни. Не берусь судить о том, что это – дизайн или естественно возникшие в доме предметы?
Я бывал в разных домах. Когда на потолке в два с половиной метра висит огромная хрустальная люстра, чувствую дисгармонию: такого не должно быть. Но висит же! Или, когда у человека в спальне на потолке зеркала, а ему шестьдесят лет… Не знаю, что он там желает и надеется увидеть? Еще могу понять, когда в этих зеркалах отражаются молодые тела. Но в шестьдесят может вообще отпасть всякое желание после примочек с зеркалами. Дизайн, я думаю, должен возникать естественно, как возникает, скажем,.. муравейник. Вот дизайнер же не работал над его созданием, но в муравейнике есть своя красота, мудрость организации, логика.
– Садоводом и огородником стали? Как складываются отношения с землей?
– Может, если бы у меня была настоящая земля, то я что-то и сажал бы. Я пересадил из близлежащего к участку леса орешник. Студенты ВГИКа подарили яблоньку. На вишне выросла одинокая вишенка, и ее склевали птицы. Есть куст смородины. Его мне всучила тетка на станции в Туле со словами: «Будешь меня помнить. Воткнешь, и само вырастет!» Воткнул – и, действительно, выросла смородина. Я ее щиплю потихоньку, по полстакана набирается. Но грядок, с добавлением суперфосфата по лунному календарю у меня нет.
Правда, однажды из Симферополя, где был на съемках, привез… конский навоз. Та еще история! Мне наложили навоз в пакет. Он высох и стал почти невесомым. А со стороны выглядел, как стопка то ли блинов, то ли миндальных пирожных. Я летел самолетом, пропускаю свою сумку через рентген. Вижу, как работники аэропорта всерьез заинтересовались содержимым, но проверить не решаются: рожа-то, вроде, знакомая, ясно, что артист. Коллеги-актеры искренне ждали, что меня спросят, что же это я такое везу, представляли, как потом они полезут проверять, приняв меня за наркокурьера… Но симферопольский навоз благополучно прибыл на мою фазенду, однако урожайность заметно не повысил.
– Что умеете делать по дому?
– Между прочим, на заре своей творческой деятельности я шил джинсы и пальто! Ведь ничего приличного в магазинах купить тогда было нельзя. Тут недавно тряхнул стариной – сшил девочкам с моего ВГИКовского курса три юбки из лоскутков. Юбки понадобились для студенческого спектакля «Аленький цветочек». Я увидел, что девицы шить не умеют. У моей мамы до сих пор стоит ножная машина «Минерва», а у меня дома – «Радом».
Само собой, терпеть не могу, когда в квартире подтекает кран или скрипит дверь. Именно этим хороший хозяин отличается от плохого: у плохого вода из крана капает, и ему все равно. А хороший – ходит и переживает…
Леньков Александр Сергеевич в 1965 году окончил студию при театре имени Моссовета под руководством Ю. А. Завадского и с этого же года работает в театре имени Моссовета. Запомнился зрителям по ролям: «Эдит Пиаф» (Луи), «Василий Теркин» (Василий Теркин), «Шум за сценой» (Гарри), «Прикосновение» (Андрей), «Чайка» (Дорн), «Любовью не шутят» (Дама Плюш), «Школа неплательщиков» (Лашапелот), «Не было ни гроша, да вдруг алтын» (Михей Крутицкий) и др.