По рецепту Чарли Чаплина
Больно было на нее смотреть: не сочетались умные глаза со сбитой набок прической, тонкие пальцы венчали обломанные ногти… Ее одежда пахла птицефабрикой. Даже не верилось, что Мария – филолог с высшим образованием. А началось все в 1991 году. Но не с развала СССР, а с более приятного события: в сентябре жительница молдавского города Кагула Мария вышла замуж за жителя Якутска Антона. Впрочем, развал Советского Союза тоже сыграет свою роль в этой истории.Холодно
Жительнице солнечно-виноградной Молдавии не так просто было поначалу в Якутске: климат не тот, мама далеко, кагульское соленое озеро тоже – уж не понежишься в плотной лечебной воде, в которой можно сидеть, как в знаменитом Мертвом море.
Что спасает тогда, когда тоскуешь по малой родине? Конечно же, любовь. В данном случае – любовь к мужу и дочке – Антону и их маленькой Катеньке.
Увы, love story расстроилась в 1994 году. Детали опустим (не о том речь), скажем лишь, что Мария и Антон расстались, дочка же по решению якутского суда традиционно осталась с матерью.
Пережить стресс Мария решила в Молдавии, рядом с мамой. Да и жить где-то надо было. На часть двухкомнатной квартиры в Якутске, где жила и престарелая мама Антона, Мария не претендовала. Ей вдруг все стало неинтересно в этом холодном краю.
Вскоре она выписалась, и, прихватив советский еще (с вкладышем о российском гражданстве) паспорт, поспешила за авиабилетом в Кишинев, в столицу к тому времени уже независимой Молдавии. Далее, в Кагул, они с Катей добирались на поезде.
Первый прокол: вкладыш
Мама встретила их, обливаясь слезами, – и от переживаний из-за того, что брак Марии распался, и от радости из-за того, что теперь все они, три поколения – бабушка, дочка и внучка – будут жить вместе, в уютной двухкомнатной кагульской квартире.
С досадой Мария обнаружила, что где-то в пути (в аэропорту?) она потеряла вкладыш о российском гражданстве. Но вскоре эта проблемка вылетела у нее из головы – месяца через два после приезда в Кагул у нее появилась возможность поехать на заработки в Италию. Вскоре в ее российском загранпаспорте (там на память о лучших днях своей прошлой жизни осталась кипрская виза) появилась новая виза, итальянская. Кишиневские посредники оформили ее в посольстве Италии в Кишиневе.
Оставив дочь на попечение мамы, Мария отбывает в Италию, где подписывает контракт с состоятельной семьей, владеющей сетью бензоколонок. И вот уже жительница (де-факто) Молдавии и при этом гражданка России (де-юре, формально по документам, в первую очередь – по загранпаспорту), дипломированный филолог со специальностью «русский язык и литература» год с лишним заливает бензин в баки итальянских автомобилей.
Свой советский паспорт с так и не нашедшимся российским вкладышем женщина оставила матери с просьбой поставить там отметку о прописке в кагульской квартире.
Беда
Контракт Мария подписала на два года, но через год и два месяца срочно прервала его и улетела в Молдавию: умерла мама.
Когда прошли вторые поминки (сороковины), Мария стала думать, как и где жить ей и дочери дальше. Нашла свой советский паспорт. И тут ее ожидал новый удар. Оказалось, по каким-то причинам мама не прописала ее в кагульской квартире. То ли забыла, то ли в полиции потребовали личного присутствия владелицы паспорта – сейчас этого уже не установишь, да и не важны теперь эти детали. Внучку бабушка тоже не прописала. Ситуация обозначилась так: российская гражданка оказалась с дочерью-школьницей на улице, а без кагульской прописки она не могла претендовать на молдавское гражданство.
Начались хождения по мукам. В местных исполнительных органах, поглядывая на ее загранпаспорт (пока еще действующий), Марию встречали с некоторым недоумением: если вы российская гражданка, то езжайте в Россию и живите там. Квартира же вашей мамы – не частный, а муниципальный жилищный фонд, и уже выписан ордер на вселение туда очередников. «Если бы вы были гражданкой Молдовы, мы бы постарались вам помочь, а так – уж извините».
Мария, обменяв евро на леи, поспешила на местный почтамт звонить в Якутск. (В кагульской квартире, где она с дочерью, как выяснилось, доживали последние дни, телефона не было).
Дозвонилась до Якутска. Увы, бывший муж ничем ей помочь не мог. «Дочку пропишу. Тебя – нет. Уж извини». В панике Мария с дочерью летят в Якутск с надеждой как-то на месте уладить дела с жильем, но дела улаживаются наполовину – бывший муж прописывает Катю и предлагает, чтобы дочь до лучших времен пожила с ним и его новой женой. В этой ситуации выбора не было, Мария согласилась.
Шел уже 2002 год. На советский паспорт Марии в кассе аэропорта посмотрели неодобрительно: «Не забудьте обменять, скоро обмен закончится». – «Непременно!» – бодро ответила Мария. А внутри у нее все сжалось.
На дне
Билет Мария взяла в Москву. Она все просчитала и поняла, что в Молдавию лететь ей нет резона. Помимо всего прочего, «подвело» ее и то, что в Молдавии она не была представительницей титульной нации. Бывшие одноклассники в Кагуле доверительно говорили: «Ну, ты же понимаешь, тут тебе никто не будет помогать, по понятным причинам».
В Москве Мария оформила регистрацию и стала работать няней в обеспеченной семье. Но в середине 2003 года ее поблагодарили и «отпустили», так как мать ребенка решила уволиться с работы и полностью посвятить себя семье.
И тут Мария с ужасом обнаружила, что у нее нет никакого действующего документа, удостоверяющего личность. Регистрацию в Москве ей продлевать отказались, сославшись на то, что обмен советских паспортов закончен. В Молдавии советские паспорта перестали действовать еще раньше. Срок действия российского загранпаспорта тоже истек. Теперь и на нормальную работу ее брать отказывались.
В Молдавию ехать ей уже было не на что: кончились и рубли, и евро, и леи. У Марии не было никакой прописки, никакой регистрации, никакой работы. В отчаянии она решилась повторить сюжет одного из ранних фильмов Чарли Чаплина. Тот, чтобы не умереть от голода зимой, разбил витрину и попал в тюрьму на казенный кошт. Мария предложила свою версию: она попыталась вынести из магазина колбасу и хлеб, спрятав их под свитер. «Не поймают – заморю червячка колбаской, а поймают – баландой» – примерно так, наверное, рассуждала бедная женщина.
Ее поймали. Так что ждало ее второе меню.
Освобождение
Не так давно она освободилась из женской колонии, где работала швеей. После освобождения слетала в Якутск, где ей, подняв все документы, выдали новенький российский паспорт, правда, безо всякой регистрации. Но Мария была счастлива: есть паспорт – будет и регистрация, разберемся!
Поехала к бывшему мужу, где жила все это время их дочь Катя, – и вот новый стресс: Антон не захотел отдавать ей дочь. «У тебя ж ни кола, ни двора. Пусть дочь пока живет со мной». Да и Катя уже прижилась в Якутске и общалась с родной матерью с прохладцей, зная, помимо прочего, что та отсидела срок в женской колонии.
В конце концов Мария устроилась птичницей в Подмосковье, получила регистрацию в общежитии. О своих злоключениях написала нам в редакцию. «Наши девчонки на птицефабрике читают вашу газету, вот и я увлеклась, решила поплакаться в жилетку «Квартирному ряду», – пишет Мария. Она считает, что если бы не женская колония, то она могла плохо кончить и даже пойти за помощью к бандитам. Свою главную ошибку Мария видит в том, что все последние годы перед «отсидкой» она металась, не решив для себя, гражданкой какой страны хочет быть – России или Молдавии. Да и в Италию она поторопилась уехать, не уладив важные дела в Кагуле. Ну, а потом, как говорится, понеслось все по кочкам и буеракам.
Мы встретились с ней в мае этого года. Бедная женщина просила не называть свою настоящую фамилию: ей стыдно не только перед друзьями и знакомыми, но и перед своими учениками, ведь она после университета некоторое время была школьной учительницей.
Сегодня она живет в общежитии птицефабрики, где остальные три койко-места в комнате занимают две деревенские украинки и семидесятилетняя бабушка с диагнозом «шизофрения».
За пределы птицефабрики и дворика общежития Мария выходит редко, любит посидеть на лавочке у подъезда, покурить (втянулась в колонии). Дочь ее по-прежнему живет в Якутске со своим отцом и его новой женой.
Одна радость у Марии – старенький, обмотанный скотчем и изолентой транзистор «Россия». По ночам она слушает передачи на русском, молдавском и итальянском языках. Все-таки филолог, хоть и пропахший сегодня птицефабрикой.
Она не хочет забывать ни один из этих языков. Может быть, жизнь еще повернется к ней лицом.