18:58:37
14 декабря 2024 г.

Всеволод Шиловский: «Доставляю себе роскошь говорить то, что думаю»

В гостях у звездыВ прошлом году мы уже побывали в гостях у народного артиста России Всеволода Николаевича Шиловского. И вот – новая встреча. Потому что этот собеседник всегда нов и интересен – это целый мир, неисчерпаемый, захватывающий, берущий вас в полон.История трех Домов переплелась в судьбе нашего героя. Это – МХАТ, которому было отдано тридцать лет жизни, где Всеволод Шиловский, как режиссер, поставил «Сладкоголосую птицу юности», «На всякого мудреца довольно простоты», «Свои люди, сочтемся», «Моя профессия – синьор из общества»… Это Центральный дом кинематографистов, художественным руководителем которого он является и по сей день, и на сцену которого в качестве актера он поднимался десятки раз (за плечами Всеволода Николаевича более 150 картин. Более того, с его легкой режиссерской руки на экранах появились такие фильмы, как «Миллион в брачной корзине», «Блуждающие звезды», «Линия смерти», «Кодекс бесчестия», «Приговор»…). Наконец, это собственный дом.
– Мой отец, – говорит Всеволод Николаевич – был очень талантливый человек. Руководил большим авиационным предприятием в Ленинграде. Мама рассказывала, что в тот день, когда его должны были арестовать, его друзья – Молоков, Водопьянов и Громов, первые Герои Советского Союза, заехали за ним и сказали:
«Николай, собирайся. Поедем в бухту Тикси».
«Это что, новый ресторан?» – поинтересовался отец.
«Ресторан, ресторан», – ответили они, – спускайся.
Посадили отца в «эмочку», отвезли в аэропорт и отправили начальником в бухту Тикси. Это была самая крайняя точка, послать дальше было невозможно. А незадолго до этого расстреляли его брата, который был вице-адмиралом. Благодаря Молокову, Водопьянову и Громову я не стал сыном врага народа. В сорок первом отец ушел на фронт. Он окончил Военную академию имени Жуковского и московскую Консерваторию по классу композиции. Такой был диапазон. Знал в совершенстве четыре языка. Изобретения отца по аэродинамике до сих пор демонстрируются в Политехническом музее.
Мой дед по отцовской линии, Владимир Константинович Шиловский, был польским коннозаводчиком. Владел театром в Малаховке. Братья деда – один скульптор, второй – артист Малого театра, третий – беллетрист.
Бабушка, Елизавета Сергеевна, была графиня Шереметьева. В свое время победила на конкурсе красоты в Париже.
А родился я в Москве. Только восьми лет пошел в школу, потому что был дистрофиком. Но я мечтал поступить в Суворовское училище, и был готов отдать все за «дедушку Сталина».
– В каком месте вы жили в ту довоенную пору?
– На берегу Яузы, в том самом месте, где снимался фильм «Верные друзья». У нас в Останкине была громадная квартира. Маме пришлось работать на авиамоторном заводе, так как отец был на фронте. И были вынуждены несколько раз менять квартиру на меньшую…
– Большинство военных заводов в период войны были эвакуированы. Вам тоже довелось побывать в эвакуации?
– Нас эвакуировали в Казань.
И целый месяц плыли туда на баржах под бомбежками. В Казани
заводским семьям были предоставлены фанерные домики. Помню, как двенадцатиметровые комнаты делили простыней, потому что каждый домик был рассчитан на две семьи.
Люди работали под открытым небом, а через два месяца станки уже выдавали продукцию. Потом завод вернулся в Москву, и я пошел в детский сад на пятидневку, а мама в буквальном смысле месяцами не выходила с завода.
А еще хорошо помню, как однажды мама пришла домой и принесла целый батон хлеба! Он стоил бешеных денег, рублей пятьсот, по-моему. А это оказался не батон, а облепленные мукой, запеченные опилки. Первый раз именно тогда увидел, как мама плачет.
– Всеволод Николаевич, а как вам запомнился День победы?
– Помню, что меня разбудили посреди ночи. Тискают, орут. И я заорал. Выбежали к Яузе, там полно народу. Все плачут, кричат. Фейерверк. И голос Левитана из уличного репродуктора…
А еще помню, как наш стадион, на котором потом занимался спортом, строили пленные немцы. Когда их привезли на завод в вагонах по узкоколейке, рабочие стояли плотной стеной и не выпускали их из вагонов. Три дня стояли, с болтами, с прутьями.
Но шли годы. Немцы построили половину Измайлова, и дом, где жил потом долгое время. И когда пришла пора уезжать, те же рабочие провожали немцев со слезами, дарили им подарки.
– И вот в вашей судьбе появился МХАТ. Можно лишь позавидовать: рядом с вами были великие старики – Кедров, Ливанов, Станицын, Грибов, Яншин, Кторов, Тарасова…
– Да, Московский Художественный театр – главное богатство моей жизни. Действительно имел счастье общаться с великими стариками, дружил с ними, работал. В школе-студии МХАТа нас учили ремеслу. Студенческая жизнь – самая прекрасная пора и самая быстротечная.
Окна нашего общежития выходили прямо во двор Художественного театра. Здесь жили друзья и подруги – замечательная артистка Ксения Минина, Любочка Земляникина, впоследствии вышедшая замуж за Олега Стриженова. Олег позже тоже поселился там.
В первый же день окрестил общежитие «катакомбами Московского Художественного театра» – из-за длинных коридоров. Здесь все и всё начинали с нуля. В этом общежитии прожили шесть лет. Перевез свою маму поближе к общежитию с Мейерхольдовского проезда, который сейчас почему-то называется проспектом Буденного. Мама была счастлива. Я тоже. Она постоянно готовила на всех. К нам заходило много народу. Епифанцев, например, разрисовывал комнаты в общежитии: он замечательно рисовал. И написал стихи:
Горит огнем протуберанцев Великий гений Епифанцев.
Так он относился к себе. И очень многое сделал для пропаганды своего друга-однокурсника Володи Высоцкого. С общежитием связана эпоха моих романов. С переживаниями, страданиями. Кто переживал? В основном мои подруги Люба и Ксюша.
– Всеволод Николаевич, сегодня вы живете уже совсем в другом районе Москвы – на Новослободской. У вас прекрасная квартира. Здесь очень уютно. Как удается при такой насыщенной жизни поддерживать уют в доме?
– Дом делает женщина, а не мужчина. Мою супругу зовут Наталья Киприяновна. Она – лауреат международных конкурсов арфистов. Это именно она создает дом, таким, каким вы его видите. Она любит старинную мебель. Вот эта горка, например, досталась нам от сына Аллы Константиновны Тарасовой – царицы среди всех актрис. Это тоже ведь память о МХАТе. А этот стол раздвигается от окна комнаты до конца коридора. Он стоит мощно, красиво, и когда собираются гости, то они балдеют, что можно сидеть за единым столом, не сдвигая ничего – и это прекрасно.
Картины – это подарки талантивых друзей-художников. Лебедей, тяжелых, но красивых, привезли дети из Америки на тридцатилетие свадьбы. Здесь надпись: «Тридцать лет – полет нормальный. Всегда ровняемся на вас». Приятно. Вот, например, маленькие сувенирные шпаги – их преподнес на сторублевой купюре (по православному обычаю) мой друг в день рождения сына.
– А у вас есть хобби?
– Есть. Это значки. Но с ними меня перевели в ссылку на дачу, где отдали под них две стены. Супруга сшила специальное полотно, и мы нацепили на него все эти уникальные значки со всего мира – раритетные, исторические, политические… Когда впервые поставил Уильямса на российской сцене, «Сладкоголосую птицу юности» со Степановой и Масальским в главных ролях, друзья сделали специальный значок – их было всего штук пятьдесят. Остался мой один.
Или вот, когда занимался борьбой, в 1968 году, мне президент японского клуба подарил клубный значок.
– А какое место в квартире самое любимое?
– Большое кресло перед телевизором. Люблю сидеть в нем и смотреть старые фильмы. А еще келья (спальня), как ее называю… Здесь – тоже подарки друзей. Рисунок петуха на счастье – от Юрия Богатырева, которого привел во МХАТ. Вот – Гран-при кинофестиваля «Созвездие» за лучший актерский состав и режиссуру фильма «Кодекс бесчестия», где у меня снимались все звезды. Гран-при кинофестивалей «Артек», «Золотой Дюк», берестяная грамота фестиваля комедии «Улыбнись, Россия!», приз-сердце фестиваля «Виват, Россия». На стенах – фотографии с Карденом в Париже в ресторане «Максим», программки студентов, фото с Георгием Жженовым и с моим студентом Колей Караченцовым, с режиссером Валерием Усковым, с Никитой Михалковым, с которым когда-то были дружбанами, с большим другом Ежи Гоффманом, с художником Петром Беловым…
– Всеволод Николаевич, если бы вы были журналистом, то о чем бы себя спросили?
– Спросил бы себя о том, о чем все время спрашиваю: «Выдержишь или сломаешься?» Когда говорят, что у Шиловского трудный характер, то это – неправда. Просто доставляю себе роскошь говорить то, что думаю. С малых лет. А это в наше время – роскошь, и она опасна. Наши жизни в нашей стране ничего не стоят. Уберут, и даже не вспомнят: кто ты есть-то? Мы даже уже не винтики, как это было когда-то. Мы сейчас – пыль. Вот выдержу это испытание или нет? Планка моя все равно никогда не упадет. В меня это вложили мои МХАТовские старики.
Возраст достаточный, так что меняться не могу. Уж какой есть…

Елена Курбанова

Похожие записи
Квартирное облако
Аналитика Аренда Градплан Дачная жизнь Дети Домашняя экономика Доступное жильё Доходные дома Загородная недвижимость Зарубежная недвижимость Интервью Исторические заметки Конфликты Купля-продажа Махинации Метры в сети Мой двор Молодая семья Моссоцгарантия Налоги Наследство Новости округов Новостройки Обустройство Одно окно Оплата Оценка Паспортизация Переселение Подмосковье Приватизация Прогнозы Реконструкция Рента Риелторы Сад Строительство Субсидии Транспорт Управление Цены Экология Электроэнергия Юмор Юрконсультация