Анатолий Трушкин: «Тягу к дереву не перебороть даже в городской квартире»
Пожив за свою уже не короткую жизнь и в общежитии, и вместе с родителями в «тесноте, да не в обиде» в пятиметровой комнатке, свое настоящее самостоятельное жилье писатель-сатирик Анатолий Трушкин с супругой Натальей любят и уважают. А уж про свое Ясенево Анатолий Алексеевич готов говорить бесконечно, потому что знает его отлично и любит. «Квартирный ряд»: Анатолий Алексеевич, у вас такая обжитая квартира, уютная, давно вы здесь?
Анатолий Трушкин: В столице я уже полсотни лет. Здесь учился в Московском авиационно-технологическом институте, который был на Петровке, жил в общежитии. На пятом курсе женился. Мы с Натальей сперва немного пожили у родителей на Кутузовском проспекте, там, где прошло мое детство. Щемит сердце, когда пролетаю на машине по Кутузовскому мимо Поклонной горы, ведь помню время, когда еще была действительно гора. Это мое детство, мы там лазили, были там дворы и школа. Вот туда-то и отправились после свадьбы, где нам выделили комнату в четыре с половиной метра. Потом пожили у родителей Натальи в районе Даниловского рынка на улице Татищева.
Долго нас никто не выдерживал, поэтому уже через три года с помощью родителей внесли первый взнос на двухкомнатную малогабаритную квартиру на Нагорной улице. Это уже была первая отдельная квартира, и мы там прожили около 17 лет. А вот нынешняя большая трехкомнатная в Ясеневе –это уже вторая своя. Здесь уже 15 лет.
К.Р.: Мне кажется, Ясенево – это так далеко… А вы уже привыкли?
А.Т.: Да, к Ясеневу мы уже приросли. Это самый экологически чистый район в столице, тихий спальный район, недалеко станция метро. Моя московская молодость больше была связана с центром, который я безгранично люблю: от Никитских ворот до Цветного бульвара. Это МАТИ на Петровке, потом Литературный институт на Тверском бульваре, а у Никитских ворот жили друзья-приятели. Там находились режиссерские курсы, на которых учился, тут же и все театры, в которые бегали. Еще были в моей биографии Фили и Филевский парк, где прошли первые годы учебы и работы на почтовом ящике –завод имени Хруничева. И, наконец, Останкино, там 10 лет отработал.
В Ясеневе много памятных мест, и народ здесь живет талантливый. Говорят, в церкви святых Петра и Павла венчался Лев Николаевич Толстой. Поблизости усадьба философов Трубецких и… Да разве все перечислишь?! Но мы здесь с внуками все облазили, пусть знают свою малую родину. Кстати, и родня вся поблизости живет, так что все мы местные, и нам удобно.
К.Р.: Но для пущего удобства и в квартире наверняка что-то меняли да переделывали, улучшали да под себя приспосабливали?
А.Т.: Вообще, по-видимому, корни дают о себе знать, а потому тяга к дереву наверняка существует. Уж не говорю про то, что все лето на даче проводим. У нас рубленый дом, второй этаж которого из вагонки. И в городской квартире дерева много. Перво-наперво, отделали кухню настоящей, хорошо обработанной сосновой вагонкой – иногда даже кажется, что за столом на даче сидишь. Двери пленкой под дерево оклеили, красиво получилось. Много еще сувениров из дерева –что-то сами приобрели, что-т о дарят. В кабинете и стол письменный из дерева, и книжные шкафы-полки. Все настоящее, никакого ДСП.
К.Р.: У вас в прихожей стоит очаровательный столик а ля старичок-лесовичок с двумя пеньками-табуреточками – откуда такое удивительное изделие?
А.Т.: Это подсмотрел в Измайлове на вернисажах, тогда это было единственное в Москве место, где можно было найти что-то эдакое. Вот и приглянулись эти пеньки-коряги, хорошо отполированные, покрытые лаком, но все равно несущие в себе некую лесную прелесть. Конечно, изрядно потратились, но поняли, что сделаи удачную покупку, потому что ни разу о ней не пожалели.
К.Р.: Да вы его и поставили удачно – и красиво, и функционально опраданно: столик – под телефон, а на пеньках – обувку снять-надеть. Но у вас еще и прихожая большая – и холл, и тренажер…
А.Т.: Хорошо, что эта штука тут стоит, мимо проходишь – глядишь, и позанимаешься. Утром перед душем как хорошо! Или по дорожке побегаешь. Я ведь ничего тяжелее авторучки в руки не беру. Поэтому как чувствую, что все отекает-затекает, так на тренажер… Еще зарядкой занимаюсь, а когда-то и спортом увлекался. В школьные годы был в сборной Москвы по легкой атлетике, занимался гимнастикой, акробатикой. В студенческие годы увлекался самбо.
К.Р.: Анатолий Алексеевич, насколько я понимаю, вы не сразу родились писателем-сатириком. Расскажите, пожалуйста, как вы им стали?
А.Т.: Началось всё с того, что года в полтора я опрокинул на себя литр горячего молока. Шкура сползла, а деревенские врачи почему-то помазали меня йодом. Мать переживала, а бабка сказала: «Верка, не печалься, гроб я уже заказала»… Но я выкарабкался. А в четыре года мне подарили санки, и я сломал ногу. Я это к чему? К тому, что настоящий писатель-сатирик должен с малолетства понять, что жизнь – это все не так просто, не так сладко. Поэтому, может быть, только тогда, когда с тебя сползет шкура, когда поломаешь руки-ноги, тогда начинаешь задумываться над жизнью.
К.Р.: И вы так с младых ногтей и юморите?
А.Т.: Что касается школы, то здесь особо похвастаться нечем. Хотя, где-то в 5-6 классе у меня произошла встреча с книгой Ильфа и Петрова «12 стульев». Может быть, не все еще тогда понял и уловил, но что-то все-таки внутри меня дрогнуло, что-то всколыхнулось в генах. В компаниях же я всегда слыл веселым и остроумным человеком, но еще не предполагал, что это будет моим хобби. А потом – учеба в Московском авиационно-технологическом институте (МАТИ), и там, как и во многих вузах Москвы в те времена (это год 64-й), был студенческий Театр эстрадных миниатюр – ТЭМ. Как и многие студенты, я бросился писать для него тексты. Это ж такая зараза – тщеславие: ты выходишь, тебе все хлопают, люди смеются… И понятно, успех у девчонок.
К.Р.: И на волне этой популярности вы вошли в юмористическую литературу?
А.Т.: Примерно так. К тому времени я уже года два отработал на секретном заводе в качестве инженера, и все довольно ясно понимали, что это не мое. И именно в это время главному редактору газеты «Студенческий меридиан» Валерию Петровичу Евсееву (ныне он главный редактор газеты «Вечерняя Москва») срочно понадобился человек, который бы вел страничку юмора, и один из друзей порекомендовал ему меня. Будучи человеком ленивым, я не бегал за авторами в поисках материалов, а писал все сам. После трех пробных месяцев работы в газете с инженерией было покончено навсегда, и я вышел на литературную стезю, став человеком пишущим. Но поскольку в этом деле тогда еще мало что понимал, решил поступить в Литературный институт, что вскоре и осуществил.
К.Р.: Но ныне вы связаны с эстрадой. Когда и как вышли на эту широкую дорогу?
А.Т.: То, что мы тогда делали в студенческие годы, это была еще не эстрада. Из текстов, особенно на телевидении, неумолимо убирались все репризы, но все-таки кое-что и проходило. В те времена я считал себя не сатириком, а драматургом. У меня вышло двадцать пьес, да и учился я по этой специальности. А друзья-знакомые уже выходили на сцену со своими монологами, писали для Райкина, и я тоже решил попробовать. И когда я понял, что получается, стал числить себя в эстраде. Так что в прошлом году отмечал двадцатилетний юбилей. Как видите, я пришел на эстраду в сорокалетнем возрасте. За двадцать лет многого достиг, так что начинать никогда не поздно.
К.Р.: И в чем видите рецепт успеха?
А.Т.: Главное – чтобы работа приносила тебе радость. Все, что приносит радость и удовлетворение, заранее запрограммировано на успех.
К.Р.: А вам доводилось добиваться успеха в делах домашних? Жене помогаете? Впрочем, судя по тому, что у вас дома порядок и чистота, а «хохлома» да «гжель» требуют неустанного внимания…
А.Т.: Хочешь не хочешь, а помогать приходится, потому что иначе прислугу надо нанимать.
К.Р.: Скажите, а слабости и недостатки в себе какие-то отмечаете?
А.Т.: Мы все состоим из слабостей. Я, к примеру, выпиваю. Но считаю, что знаю меру. Но жена этому не верит, и стоит в гостях где-то граммов пятьдесят выпить, как уже в бок толкает, мол, хватит. Бывает, грешу чревоугодием. Я человек неверующий, но понимаю, что оно нас не приближает к Богу. А если хорошо приготовлено да в хорошей компании да с бокалом доброго вина… Как тут не поддаться соблазну?! Хотя и это все не часто, а только когда праздники, или гости наезжают.
Так у нас довольно-таки строгая семейная диета, да раз в две недели, когда уложим всех спать, садимся с женой выпиваем бутылочку сухого вина. Правда, врачи рекомендовали (у меня какие-то проблемы с сосудами) граммов по тридцать водки ежедневно или в общей сложности двести в неделю – для прочистки сосудов. Я решил, что каждый день выпивать сложно, лучше я всю дозу буду оставлять на выходные. Но это кошмар какой-то: я же потом дня три работать не могу, организм весь отравлен, мозги напрягать невозможно. Так что Бог с ними, с сосудами.
К.Р.: Может, и не стоит так наплевательски к здоровью-то относиться, хотя ежедневное питие – это сложно. Но вы сказали, что знаете меру. Так что же есть мера? Как ее определить?
А.Т.: Конечно, это все очень индивидуально, но я считаю, что мера – это сочетание вкуса, воспитания и воли. Возможно, в эту формулу надо внести еще и время.
К.Р.: А как же тогда с эталоном красивой жизни: вино, женщины?
А.Т.: На самом деле жизнь гораздо проще. Недаром говорят: если каждый день иметь красивую женщину – загнешься, если каждый день выпивать – сопьешься! Когда праздники каждый день – они надоедают, становится скучно.
К.Р.: Можно поинтересоваться, какой у вас распорядок дня?
А.Т.: Встаю рано, выпиваю кипяточка и сажусь работать, а уже через несколько часов у нас завтрак, но довольно-таки легкий: каши, творог. Стараешься жирного поменьше есть и того, что врачи запрещают. А это уже большой список набирается. Но и нарушений много: то перепутаешь что можно с тем, что нельзя, то банкет, то гости. Но какие-то приличия соблюдаем.
К.Р.: Ваше любимое женское имя?
А.Т.: Всех кошек, жену и дочку зову Наташками.