Новые земли милосердия
Адрес: Пятницкая ул., 17/4, стр. 1. Телефон: 953-94-86. Найти несложно: три минуты от метро «Новокузнецкая», как выйдете – направо. При входе во двор на арке листочек: «Справедливая помощь». Работают так: понедельник – четверг с 11 до 18, пятница с 14 до 21 часа.?
По одному телефону говорит, другой звонит в кармане комбинезона, городская трубка снята – ждет. У доктора Лизы совсем нет времени на пустые разговоры. И тем не менее нет раздражения, недовольства, нетерпения, когда, улучив минуту, я задаю совсем необязательный вопрос:
– Ваш фонд называется «Справедливая помощь». Почему – справедливая?
Спрашиваю – и уже знаю ответ. Она отвечает, словно бы подтверждая:
– Потому что помогаем всем, кто в этом нуждается.
Собственно, это ее жизненное кредо, а по сути великий девиз справедливости – в нашем мире, так далеком от нее. Маленькая, худенькая, хрупкая – откуда столько сил? Но вот видишь ее огромные глаза, в них, кажется, вся боль, все страдания людей, которые тянутся к ней, ждут ее, тогда приходит какое-то понимание.
Начала с того – да и по сей день – что сидела с умирающими, держа их за руку, и последние обнадеживающие слова в своей жизни они слышали именно от нее. Она говорит: «Эти люди унижены мучениями. Я хочу им помочь избавиться от этого чувства». Благодаря ей в Киеве появился первый хоспис. Она идет дальше. Что делать людям, если они одиноки? Больницы не принимают?– бесперспективные. Случалось, что доктор Лиза – уже в Москве – брала их к себе домой, и они жили у нее. Сейчас добивается, чтобы открылся для них хоспис. Пока безуспешно.
От физической незащищенности к социальной – один шаг. Уже не помнит, когда сделала его. Фонд начал заниматься теми, кто выброшен из жизни, не может себе помочь сам – профессиональными бродягами, бывшими заключенными, от которых отказалась семья, наркоманами, гастарбайтерами, потерявшими работу, всеми, кто остался без крыши над головой. Живут они на вокзалах, в подвалах, в подъездах, там, где открыты. Мы редко сталкиваемся с ними, а увидев, испытываем брезгливость, неприязнь, страх. В обычной повседневной суете вычеркиваем их из своего сознания, на всякий случай, правда, обзаведясь индульгенцией: «Сами виноваты». Для нас их просто нет. Но они есть, и это живые люди. Они так же любят, ненавидят, так же различают добро и зло, как мы. У них те же печали и радости, как у нас. Они болеют теми же болезнями и так же бывают голодны, как мы. Отличие лишь в том, что они беззащитны, и им угрожает исчезновение из жизни. «Сами виноваты». Но когда человек тонет, разве спрашивают, хороший он или плохой? Доктор Лиза не может изменить их судьбу, но сделать их жизнь не столь мучительной, помочь им выдержать испытания – это в ее силах.
У фонда два автобуса, она с помощниками постоянно бывает на Павелецком вокзале, проверяет улицы, именно так часто и находит своих клиентов. При ней всегда медицинский чемоданчик. По профессии Елизавета Петровна Глинка – врач-реаниматолог, притом врач высокой квалификации, подтвердила свой диплом в США, где жила несколько лет. Помощь – прямо на месте. Наложила сорок восемь швов бездомному, попавшему под милицейскую дубинку, подлечила бывшего вора в законе, у которого теперь нет пристанища, с ним расправились его же бывшие подельники. Подкармливает молодую наркоманку, которая не хочет лечиться, у нее не остается денег на еду – все уходит на наркотики. Устроила в приют старую проститутку, никому теперь не нужную, только побои и получает. Перечислять можно бесконечно. Для доктора Лизы (так ее назвал когда-то муж), а вернее, фонда, ею созданного, в котором – не только в Москве, в разных городах, – работают немало добровольцев, не важны ни род занятий человека, ни национальность, ни социальный статус. Для них это люди, которым надо дать надежду на будущее, вселить веру, что они еще кому-то нужны. Наверно, это самое главное, что необходимо для выживания.
Почему решила заняться погорельцами? Тоже ведь ненужный вопрос, сам бы и ответил, но задал, и не пожалел.
– Жизнь заставила. Стало просто приходить много просьб – помогите.
Замолкает, но главное сказала: обращаются – значит, знают, надеются. «Доктор Лиза», «Елизавета Глинка» – компьютер дает триста тысяч ссылок на эти слова (число их, кстати, растет с каждым днем), блогосфера закипает от них. Но может, главное в другом: ее имя объединило сотни людей, близких ей по духу, чуждых апатии, равнодушия, безразличия, на которые мы к месту и не к месту любим сетовать. Но разве не так? Никуда она не исчезла, эта апатия, разве что большое несчастье может разбудить людей – именно несчастье, это по-нашему, по-российски. А сейчас иногда и оно бессильно, хотя это противоестественно. Жалость, сочувствие – все это генетические чувства, они порой мучают людей, но те забывают их названия, а потому не дают им выхода. Как достать их из глубины сердца, сознания? Личным примером, только он покажет, чего не хватает человеку до полноты жизни, но не рядовым, не случайным, а таким, что вызовет ошеломление, выведет из привычного состояния спячки, заставит глубже заглянуть в свою душу и понять себя. Его и дает доктор Лиза.
…На столе перед ней – прозрачный куб, куда опускают деньги. Посмотрел – на донышке. Правда, купюры высокого достоинства, заметил даже 5-тысячную. Вторая половина дня?– не маловато ли? Скоро все разъяснилось. При мне один из волонтеров обзванивал магазины – искал мотопомпу. Судя по вопросам, он не очень разбирался в них, знал только – не китайской сборки. Но когда на другом конце провода спросили, для грязной или чистой воды, замялся, сказал, что перезвонит, и стал связываться с координатором. Это, кстати, характерный штрих – приходят люди, что называется, с улицы, откуда им знать все пожарные тонкости? Но их сразу усаживают за работу, на объяснения нет времени, разбираются сами – по ходу дела.
Молодой человек выяснил, есть в магазине. Девушка, заместитель доктора Лизы, тут же подзывает шофера, который поедет за помпой. Она переворачивает куб, и просто отсчитывает деньги – что-то около 20 тысяч. Никаких расписок, доверенностей, отчетности. Не уверен, что знают даже имя добровольца. Не считают, сколько вообще денег в кубе. Так ли это важно? Важно, чтобы хватило на горящие покупки, и вот в течение дня по мере надобности тратят то, что накопилось. Какие финорганы предъявят претензии? Кто придет с проверкой? Они даже не сунутся сюда. В газетах печатается: сколько средств на погорельцев собрала такая-то партия, такая организация, такая компания. Соревнуются, что ли, кто больше? В фонде своя отчетность, своя бухгалтерия – мне распечатали ее: там только названия деревень и количество отправленных машин. Со второго августа (когда начали заниматься пожарами) прошло две недели, за это время отправили 119 машин?– в дальнее Подмосковье, Рязанскую, Владимирскую области. Нет даже списка того, что везут. Зачем? Что нужно, знают и так, оценят сами погорельцы, третьи лица не нужны. Это не просто практика работы фонда, это его философия: деньги хороши только оттого, что принесут пользу тем, кто не может сам себе помочь. И все. В остальном никакого к ним почтения. Единственное, что спрашивает Елизавета Петровна: «На пожары или для больных?» Для больных – свой ящик. Людям, видимо, небезразлично, как будут потрачены их приношения. В комнате висит листок: «Спасибо за помощь!». На нем?– имена дарителей, без фамилий. Потом они появятся в Интернете. Список неполный. Кто-то называет себя, кто-то нет. Это тоже своего рода принцип, скорее, штрих к царящей здесь атмосфере, а еще точнее, условие, при котором вообще может существовать и активно работать фонд: ничего напоказ, мы безымянны, за нас говорит дело. Это относится и к тем, кто приносит деньги, и к тем, кто остается здесь поработать. В первую очередь это необходимо им самим. Но с этого и начинается волонтерство.
Что везут? Воду в бутылках, консервы, фрукты, молоко, лекарства, детские игрушки, посуду, постельные принадлежности. При мне складывали топоры, странные, непривычные?– с очень длинными пластиковыми рукоятками, наверно специальные, пожарные. Инвентарь для пожарных – в числе самого необходимого. К стене прикреплен листок: «Нам нужны штыковые лопаты, ранцевые огнетушители, цинковые ведра, пожарные краги, кирзовые сапоги, рукавицы, еда быстрого приготовления». Вспоминаю сообщение представителя подмосковного управления МЧС?– оно появилось в первой декаде августа: для тушения пожаров добровольцы уже не нужны, обстановка стабилизировалась. Так ли? Ничего тогда не горело? Но дело даже не в этом. Потом перечислялось, где все-таки необходимы добровольцы: разборка завалов, сбор пожарных рукавов, разъяснительная работа среди граждан. И ни слова о том, что у тех же эмчеэсников не хватает пожарного оборудования, простых инструментов, и хорошо бы гражданам скинуться на помощь государству. Но сказать об этом неудобно.
Тем временем доктор Лиза дает последние указания, кому-то бросает: «Какие же вы молодцы!», и спешит по неотложному делу. Предупреждает: «Еще вернусь». Ведь она не слагает и прежнюю, основную работу – с обездоленными, одинокими, беспомощными людьми, до которых никому нет дела, их надо накормить и подлечить. Сейчас ей надо поместить в хоспис умирающего человека, но там отказываются его брать: нет паспорта, нет адреса, бомж (Елизавета Петровна, кстати, очень не любит это слово). С ее точки зрения, это не только жестоко, но и абсурдно. Будет добиваться. Такая ее работа.
Такая работа – вернуть слову «справедливость» изначальный, главный смысл: любая жизнь бесценна и уникальна. Любая. А потому пока человек живет, его надо беречь. Любого человека. Одного только не пойму. Почему в многочисленных публикациях и передачах о ней не говорят, что это наша российская мать Тереза? Ведь по сути так оно и есть. Но она еще молодая женщина, скажут еще эти слова, и Нобелевский комитет еще откроет ее. Обязательно откроет.