Большой Палашевский: загадка геометрии
«Мягкая зима, тихий центр…», – бормочем, глядя на простирающиеся внизу заснеженные переулки. Скоро совсем растает, а пока вот так – бело и тихо. Мы, как и две недели назад, стоим на возвышении, что занимала Церковь Рождества Христова в Палашах, после замененная на карте города музыкальной школой. Белой лентой разворачивается под нами Большой Палашевский переулок, и белизну его подчеркивает и оттеняет внезапно розовая школьная стена.
Темные мазки на белом холсте
Большой Палашевский начинается с поворотом Сытинского переулка и тянется до Большого Козихинского (дальше к Малой Бронной, переименовываясь в Спиридоньевский). Вправо и влево от него отходят Трехпрудный и Богословский. Ну а теперь, набросав это дело на карте, можно снова приступать к лирике – обозревать пейзаж с высоты.
Мостовая – белая лента в серо-коричневую оставленную колесами полоску. По бокам похожие на извалявшихся в пуху гномиков машины, цвет их аккуратно приглушен, припорошен снегом.
Небрежными темными мазками набросаны на холсте редкие фигурки людей. Справа удачно имитирующий старинный особнячок двухэтажный светло-зеленый бизнес-центр. За ним виднеется шершавая цвета речного песка стена, такую фактуру любил автор «тучерезов» Нирнзее, чей «дом со скворечником» находится неподалеку. Где-то тут, на этом отрезке, стоит красный деревянный человечек, и в дождь, и в мороз без устали указывающий путь. Зажат между соседями и почти не виден с высоты темно-красный эркер южинского дома, знаменующего угол с Трехпрудным. Завершает перспективу внушительный «гриб», венчающий крышу жилого комплекса, выросшего на углу с Большим Козихинским переулком.
Спускаемся с горы к облицованному «кабанчиком» зданию со срезанным углом и «Дизайнерской одеждой» (№ 14/7) доходному дому авторства архитектора Кардо-Сысоева, возведенному в 1910 году. Раньше плечом к плечу с ним стоял собрат – доходный дом 1893 года рождения, выстроенный по проекту архитектора Бутусова, но в 2005-м пейзаж изменился. Жилое здание «Большой Палашевский, 10» приятно цветом, фасад его нарядно выложен разноцветной плиточкой… Еще б урезать его на пару этажей, и раздражение бы почти исчезло. Кстати, здесь располагается галерея современного искусства. Возможно, это случайность, но предпочтем считать это закономерностью: здешние места искусством пропитаны насквозь.
Опережая Ленина
Ровно напротив современной галереи, в родовой усадьбе Гончаровых, жили супруги-художники Наталья Гончарова и Михаил Ларионов – мастера русского авангарда, одни из основателей русского примитивизма и так называемого лучизма, организаторы выставок и художественных объединений 1910-х гг.: «Бубновый валет», «Ослиный хвост» и т.д, вызывавших в обществе бурю интереса, восхищения, негодования. Кстати, название «Бубновый валет» в противовес всяким утонченным символистско-акмеистским штучкам типа «черных роз в бокале золотого, как небо, аи» придумал Ларионов. Словосочетание это вызывало сразу две шокирующие ассоциации: во-первых, так называли каторжников, носивших робу-балахон с ромбом на спине, во-вторых, так встарь французы именовали мошенников и плутов. Впрочем, в задачу объединения, ядро которого составляли Фальк, Лентулов, Машков, Куприн, Кончаловский, Бурлюки, Малевич и другие, шокировать и встряхнуть почтенную публику входило. В противовес академическим жанрам они рисовали полотна «простые, как вывески в продуктовых лавках» и, опережая Ленина, утверждали, что искусство принадлежит народу.
В 1915 году дом № 7 на углу Большого Палашевского, где перебывал весь цвет русского авангарда, опустел: Наталья Гончарова и Михаил Ларионов покинули Россию, чтобы по приглашению Дягилева присоединиться к труппе «Русских сезонов». Встреча столь ярких мастеров отразилась на их творчестве: Дягилев заинтересовался авангардом, у Гончаровой в полной мере раскрылся ее декоративный дар, Ларионов же проникся искусством танца как таковым и после стал известным историком балета. Но свято место пусто не бывает, и теперь уже в конце 20-го века в этих краях снова поселились художники – ниспровергатели основ.
Рояль по четвергам
В 1991–1993 годах наблюдательный взгляд не мог не заметить оживления во вроде бы выселенных зданиях. Художники «южной волны» под предводительством Авдея Тер-Оганяна осуществили «захват» нескольких коммуналок, где расположился сквот художников. Мансарда в соседнем подъезде стала «галереей на Трехпрудном» – средоточием жизни художественного авангарда Москвы.
Галерея эта упоминается в истории современного искусства повсеместно, а точное ее месторасположение умалчивается. Видимо, сказывается привычка. Сквоты – самозахваченные помещения – старались не светить, хоть и наблюдалась в 90-х полная анархия. Туда свои приводили своих, и цепочка эта разрасталась до бесконечности. «Детский сад» в Хохловском переулке, где художники, числящиеся по трудовым книжкам сторожами (чтоб избежать статьи за тунеядство), жили, творили и выставлялись. Булгаковский сквот, «Заповедник искусств на Петровском бульваре», Фурманный переулок, арт-акции, квартирники, вернисажи – непрерывный праздник души, именины сердца.
«В начале 90-х в Москву перебрались почти все. Мы жили в Трехпрудном переулке, в огромных расселенных коммуналках. На чердаке работала галерея, в которой каждый четверг устраивались вернисажи. Гостям предлагался непременный коктейль: спирт «Рояль» + вода + концентрат сока из пакетика. Летом 1993 года нас выселили – здание перестроили, в него въехала группа «Мост», вспоминает Максим Белозор.
Таким образом, получается, что стихийно образовавшаяся в доме, предназначенном к сносу, в 1991 году галерея находилась именно здесь – в угловом с Большим Палашевским переулком трехэтажном здании № 5/1. На угловой его части, красного кирпича, с нависающим над перекрестком эркером, мемориальная доска: здесь, в квартире № 7, на втором этаже, 35 лет прожил актер, художественный руководитель и директор Малого театра Александр Сумбатов-Южин. Кабинет его находился в этом самом эркере. Можно поднять голову и посмотреть. После смерти Александра Ивановича в 1927 году Палашевский переименовали в Южинский переулок (в 1994 году название вернули).
Венков не возлагать
К историям Южинского переулка мы вернемся позже. А пока перейдем от эпатажных жанров к чистой драме. Поговорим о театре.
В соседнем доме под № 3 жил другой корифей Малого Театра – Александр Ленский, внебрачный сын князя Павла Гагарина и оперной певицы, корсиканки, подданной Великобритании Ольги Вервициотти. Князь был натурой художественной – увлекался театром, играл на скрипке, соответственно, организовал оркестр и театр, создал театральную школу. Денег не жалел. А тут еще приключилась любовь с актрисой… Широта его натуры могла показаться чрезмерной. Вот и его младшим братьям так показалось. Боясь повторения истории отца, на склоне лет женившегося на крепостной актрисе, братья через суд оформили опеку. Невенчанная пара поселилась в родовом имении князя в Тамбовской губернии.
Мать умерла, отец обнищал, и Саша был отправлен к родственникам в Москву, в семью трагика Малого театра Корнелия Полтавцева, где он «проживал в качестве сироты без роду и племени» с десяти до восемнадцати лет. Случайно оказавшись в театре, он «не спускал глаз со сцены». Но Полтавцев охладил пыл размечтавшегося бедного родственника, сказав, что хорошего актера из него не выйдет: лицо некрасивое…
Дальше можно было бы победоносно сообщить, что, мол, через тернии к звездам, добро побеждает зло, и внебрачный сын, бедный сирота Александр Вервициотти назло всем полтавцевым стал известнейшим актером Малого театра Александром Ленским (такой он себе взял псевдоним), на протяжении трех десятков лет игравшим Фамусова, а в 1907 году – главным режиссером этого самого театра. О нем писал Станиславский, с ним дружил Чехов, Ермолова ставила его выше всех современных актеров…
Говорят, в создании режиссерского театра (против традиционного, актерского) Ленский опережал Станиславского и Немировича-Данченко, но в отличие от них, поддержки и понимания не встретил. На него ополчились все – чиновники, бывшие ученики… Его обвиняли в том, что он делает из артистов марионеток, и во всех прочих смертных грехах. Сумбатов-Южин вспоминал, как некто «доходил до такой степени клеветнического восторга, что доносил на Ленского директору, будто он берет взятки с актрис сладкими пирожками…».
Ленский написал заявление об уходе. Начальство опомнилось, предлагало превыгоднейшие условия, артисты признавались в любви… Но поздно. «Нет, Сашура, – сказал он своему тезке и другу Южину. – Мне этот театр, со всеми их рожами, до того опротивел… когда я сегодня утром проснулся и почувствовал, что всему этому конец, что я свободен…»
Он в полной мере использовал свою свободу – взял и умер. Его похоронили под Киевом, на старом кладбище, над Днепром, на круче. На камне выбито по-украински: «Видатний росийській актор і режисер Олександр Павлович Леньский / 1/Х 1847 – 13/Х 1908». В газете «Кiевлянинъ» от 16 октября 1908 года написано, что покойный завещал венков на его гроб не возлагать.
Напомним, что вся эта история разворачивалась тут: семья Полтавцева занимала в переулке дома № 13-15, а последние 14 лет жизни Ленский прожил в доме № 3.
«Половину прохожих я знал по именам»
Живопись, театр… Пришла пора обратить внимание на литературу. А значит, поговорить о «Южинском кружке», возникшем в 1960-х годах в Большом Палашевском (тогда Южинском) переулке, где жил в то время 20-летний писатель Юрий Мамлеев. Воспоминаниями делится завсегдатай «мистического подполья», за свои убеждения дважды отчислявшийся из МГУ, ссылавшийся в Магадан, 13 раз женившийся, по стечению обстоятельств ставший отцом режиссера Валерии Гай Германики, журналист и писатель Игорь Дудинский.
По его словам, попасть в число избранных было легко: «Это была разомкнутая система, никакого герметизма. Все ко всем ходили. Мы могли встретиться на бульваре и долго выбирать, кому оказать честь своим посещением. Двести-триста квартир ждали нас каждый день, только раскрой записную книжку. И никаких предварительных звонков! …Я шел по улице Горького, и у меня язык уставал здороваться – половину прохожих я знал по именам». «Южинский кружок» зародился в Ленинской библиотеке, где в открытом доступе стояли книги по философии, мистике, эзотерике. Точнее, в ее курилке, где шли бурные обсуждения прочитанного. Библиотека закрывалась, расходиться не хотелось, а Мамлеев жил ближе всех.
Второй этаж деревянного барака, каких тогда много было в Москве. На двери написано, кому сколько раз звонить. Мамлееву – – шесть раз, что, учитывая непрерывный поток гостей, делало жизнь соседей почти невыносимой. Две крохотные смежные комнаты располагались в самом конце длиннющего коридора. «Было так тесно, что люди… сидели на шкафу, туда передавали стаканы и тарелки. …Вообще, вместимость маленьких комнат – это какая-то загадка геометрии. По пятьдесят-шестьдесят человек на пятнадцать-двадцать квадратных метров!», – вспоминает Дудинский. Здесь, кажется, перебывал весь тогдашний «цвет» андеграунда – Анатолий Зверев, Владимир Пятницкий, Генрих Сапгир, Юрий Кублановский, Леонид Губанов, Венедикт Ерофеев, Вадим Делоне, Владимир Быковский, многие, многие другие. Все это кончилось во второй половине 70-х – власти активно выдавливали «протестантов» из страны. Мамлеев уехал из России в 1974 году. А вместо квартирных салонов стали появляться клубы.
Свой след на белом
Мы, как всегда, подзадержались в иных временах, а надо еще успеть глотнуть сегодняшнего воздуха. Тем более, что погода к гуляющим лояльна. Так что мы снова окунаемся в бесконечные лабиринты дворов, неизвестно как – «загадка геометрии!» – умещающееся за тесно сгрудившимися фасадами. Притаившиеся арки заставляют нас выныривать у самого Тверского бульвара, тропинка приводит во двор, где подпирает небо над Малой Бронной чаша полукруглого балкона… А потом мы возвращаемся к красному человечку и заходим, следуя указанию его фанерного пальца, в крошечную галерею. Там под потолком вместо ангелов летают на крыльях летчики, и полотно Кандинского прекрасно умещается на холщовой сумке. А еще в дальней комнате второй год тихо живет единственный в Москве магазинчик комиксов, хотя поначалу мало кто верил, что он просуществует больше двух недель. Красный человечек соседством доволен. Единственное, что его раздражает, это посетители, которые заходят специально, чтоб сказать: «какая глупость эти ваши комиксы!»
С другой стороны, разве всем нравилось то, о чем мы вам сегодня рассказали? Полотна «простые, как вывески в продуктовых лавках». Художники, захватившие пустующие пространства. Режиссер, «делающий из артистов марионеток». Метафизики, непрерывно звонящие в дверь коммунальной квартиры… Но все это было, есть и будет. И мы пойдем дальше, оставляя на белом свои далекие от совершенства следы.